Сегодня - позавчера - В Храмов

Бойцы притолкали изрешеченный мотоцикл, погрузив в него трупы и карабин мотоциклиста.

- Фельджандармы, - хмыкнул я, увидев нашейные бляхи, - забираем трофеи, что стоите?

За минуту трупы и мотоцикл распотрошили. Двое моих бойцов переобулись.

- И мои сапоги заберите, - попросил раненный, - они ещё нормальные. Можно починить. Мне уже ни к чему.

Тут ещё один боец разрядил свою мосинку, затвор выкинул в лес, патроны и обоймы из патронташа раздал товарищам. Взял немецкий карабин, стал распихивать патроны.

- И мне гранату. Лимонку. Ты прости, командир, я тоже остаюсь. Не хочу ночью без толку окочуриться. Я уже трижды ранен, шесть немцев упокоил, может ещё свезёт. Всё одно не дойду я. Сил больше нет, а от таблеток твоих сердце болит. Прощайте, братья, не поминайте лихом. На, Вася, мешок мой. Там письмо жене. Она думает, что в плену я, сдался. Отправь письмо, пусть знает, что не сдался, не предатель я.

- Ладно, так и быть. Оставайтесь. Документы ваши где?

- Так, у немцев. Мы из плена.

- Не поминайте лихом, мужики!

- И вы нас. Удачной охоты вам, братцы! - сказал я и пошёл. Вот и ещё двоих не стало. Они обустраивались на повороте дороги. Трупы лошади, нашего погибшего товарища, двух немцев и мотоцикл стали им бруствером их пулемётной точки. Через полчаса мы услышали первые очереди, ещё через полчаса прозвучали несколько гранатных разрывов и перестрелка прекратилась.

- Это была хорошая охота, - прокомментировал я. И мы опять побежали.

Место встречи изменить нельзя.

Вот и место встречи, где нас должны ждать роты. Маленький лесной хутор у лесного озера. Три дома, несколько хозяйственных построек. Хутор выглядел покинутым, но следов боя не видно - дома целы, даже стёкла не выбиты.

Двое суток уже у нас на хвосте висят немцы. Они тоже шли пешком по нашим следам. Ни одна оставленная растяжка не сработала. Мы бежали, как бешенные мустанги, но они не отставали. И вот мы здесь. Но хутор пуст.

- Надо проверить, - сказал Леший, опуская трофейный бинокль.

- Но не ты. Бородач пойдёт. Он в гражданке. И я пойду. Дай мне одного "лешего". Остальные - здесь. Прикроете. Давай, Бородач. Обойди лесом, по дороге выйдешь. Оружие с собой можешь взять. А мы отсюда пойдём. Алёш, помоги эту надгробную плиту снять.

Леший помог мне выбраться из "доспеха", я надел "лешего" и мы пошли низинками, кустами к хутору. Потом - вдоль жердевых заборов, через стоящий в снегу чёрный бурьян, малинником.

- Стой, кто идёт? Стрелять буду!

Голос шёл откуда-то рядом, но сверху. Чердак! Я кивнул "лешему" на дальний угол дома.

- Человек идёт. Не стреляй! - ответил голос Родионыча.

- Вижу, что не собака. Оружие на землю положь. Клади, я сказал, стреляю!

- Ладно, ладно. Положил. Дальше что?

- Ты кто такой?

- Сначала сам представься.

- Ты что такой дерзкий?

О! Другой голос, с другого дома, но не сверху.

- Время такое, - голос Бородача нисколько не изменился, хотя второй оказался у него за спиной.

- Отвечай, кто такой?! Полицай?

- Обижаешь, товарищ боец. Лесник я. Александр Родионович Бородач. От медведя иду. Шило ищу.

- С чего ты взял, что шило твоё здесь?

- Тут товарищи меня ждать должны.

- Тут мы теперь. И как имена твоих товарищей?

- Я же сказал, от Медведя я иду. Шило ищу. Шило раньше у Ё-комбата было, потом у Медведя. Теперь здесь.

Молодец, дед. Ничего не забыл. Для чужих всё это звучит нелепицей, но свои должны понять.

- Погоди-ка, мужик. Спиваков, ты его хорошо видишь?

- Как пятиалтынный!

- Ну-ка, дед, с этого места поподробнее!

- Сначала сами представьтесь.

- Старший сержант Буркин. Вторая рота отдельного истребительного батальона. Где Медведь?

- Э-э, мил человек! Погодь! Ты меня проверил, теперь я тебя проверю. Гвоздь - командир первой роты?

- Нет. Шило на первой роте. Ну, как? Не поймал меня? А теперь продолжи песенку:

Хорошо живёт на свете Вини Пух

Оттого поёт он эти песни вслух

И не важно, чем он занят,

Если...

- Если он худеть не станет, а он уже охудел и очень злой! - рявкнул я (правда, в слове "худеть" заменил одну букву) почти на ухо сержанту, выхватывая его МП из его рук.

- Не наигрались в конспирацию, придурки? Мухой зови командование! Я - Медведь! И если не поторопишься - лицо обглодаю! У нас на хвосте немцы висят, мы неделю не жрамши, трое суток без сна, как зайцы, по лесам бегаем. Или ты бежишь за командиром, или я с тебя начну ужин.

Буркин побледнел, его ноги подкосились, но волшебный пендель под зад быстро привёл его в себя, придал направление и необходимое ускорение. Он вылетел на улицу, чуть не сбил с ног Бородача, и завопил:

- Спиваков! Медведь! Они пришли! Сообщай!

Над крышей дома, на чердаке которого прятался Спиваков, взметнулась жердь с привязанным красным флажком. Над опушкой леса, над деревьями - ещё один.

- Они скоро будут! - радостно сообщил Буркин, - мы уже давно ждём. Так вы и есть Медведь?

- Нет, блин, домовёнок Кузя я, - ответил я ему, поднёс рацию ко рту, - Леший, это свои.

- Я уже понял. Мы идём.

- Это рация? Такая маленькая? Откуда?

- Из пещеры Аладдина. Трофеи.

Буркин пожирал меня глазами, но у меня стремительно садились батарейки. Я забрёл в ближайший дом, рухнул на лавку. Уснул раньше, чем голова коснулась дерева.

Алаверды.

- Витя, Вить! Вставай. Надо, Вить!

Какого хрена! Чего они опять меня тормошат! И чего зовут какого-то Витю?

У-ух! Ё! Это же я - Витя. Надо, Федя, надо!

Я открыл глаза. С трудом, но открыл.

- Шило!

Наверное, я расплылся в идиотской улыбке. Семёнов вдруг меня схватил, обнял. Я обнял его.

- А мы уже думали - всё! Не прорвётесь. А я говорил! Я говорил - Медведя уже несколько раз хоронили, а он возвращается и возвращается! Я так рад, Вить!

- Так, Володя, отставить лирику! Докладывай!

- Засаду организовываем на ваш "хвост".

- Леший?

- Ага. Всё обстоятельно доложил, срубился. Я твоих не бужу, сами управимся.

- Сколько у тебя людей?

- Почти двести.

- Что? Откуда?

- Прибиваются потихоньку. Хоть и потеряли много, но стало даже больше. У Херсонова вообще целый батальон - больше пяти сотен. Мы тут на подпольщиков вышли, связь налажена. Они нам закладки с оружием и провизией показали, мы их поручения выполняем. Мы тут партизаним помаленьку. На лагерь военнопленных напали опять. Много народу освободили. И местные присоединяются. Окруженцы. Вместе-то оно повеселее. Немцы в этот район уже и носа не кажут.

- Это, конечно, хорошо, но не очень. Что там с засадой?

- Ну, так, пошли!

Наши преследователи споро шли прямо по нашему следу. Мы им устроили "алаверды" - засаду у реки. Только людей у нас было больше. И связь, теперь, была лучше. Шило вообще был в восторге от раций.