Чужеземец - Виталий Каплан

Постаревший киноэльф двинулся к двери. Открыл, что-то коротко и тихо спросил, потом голос его стал жёстче — но уже спустя пару секунд он был сметён мощной, разрушительной волной. Разрушительная волна ворвалась в помещение — и оказалась биологиней Джулией Мортон.

— Доктор Иолкин! Алан! — голос её был подобен ниагарскому водопаду. — Боже, вы живы! Значит, всё правда!

— Уважаемая, — повернулся к ней китаец, — это служебное помещение и присутствие посторонних лиц здесь неуместно. Попрошу вас выйти.

— Уж я-то Алану не посторонняя! — заявила Джулия и встала над китайцем, как медведица, защищающая потомство.

— Что вам здесь надо, Мортон? — вскочил со своего места Шевчук. — Извольте немедленно…

— Алан! — взревела Джулия, — тут ходят такие жуткие слухи. Будто с тобой хотят сделать нечто ужасное… чтобы скрыть нарушение карантина. Но вам, господа, не удастся заткнуть рты всему «Солярису»! Мы, исследовательский коллектив, выражаем протест! Мы уже послали почту на Землю… и только посмейте задержать её! Если с Аланом случится неприятность, вы все у меня отправитесь на электрический стул!

Гестаповцы! Чекисты! Инквизиторы! — проявила она немалые познания в истории.

Орала Джулия, глядя исключительно на Шевчука — видимо, полагала его главным гестапочекистом. Тот побагровел и схватил биологиню за локти, намереваясь вытолкнуть из комнаты.

— Не касайся меня, урод! — возгремела магистр Мортон. — Это сексуальное насилие!

Я сейчас же вызову своего адвоката, и ты сядешь!

— На электрический сту-ул… — тихо и мечтательно протянул Упманис, но никто, кроме Алана, его не услышал. Джулия Мортон, дочь скандально известного сенатора Мортона, умела быть громкой. Яблочко от яблони…

— Юля, не волнуйся, — попробовал прокричаться сквозь её вопли Алан. — Со мной всё в порядке… пока. Никто меня не режет и не пытает. Я думаю, что и с мальчиком, которого я привёз с планеты, ничего не случится. Общественность не допустит. А теперь иди, Юля, иди. Обещаю — мы вскоре встретимся.

Когда за громокипящей Джулией наконец закрылась дверь, китаец внимательно поглядел на Алана.

— Вы даёте весьма опрометчивые обещания, доктор Ёлкин, — грустно сообщил он.

Ему, похоже, действительно было неловко.

18

На «Солярисе» и карцера-то не нашлось — не додумали проектировщики, ох, не додумали. Правда, бокс медицинского отсека вполне подходил на эту роль.

Стандартная койка, стандартный столик у окна, окно — плёночный компьютерный экран — показывает земные пейзажи. Сосновый бор — правда, почему-то без медведей, минут через десять — морской берег, солнце, песок, пальмы вдалеке.

Затем — степь, снятая, очевидно, с вертолёта — лазоревый травяной океан, ветер гнёт высокие стебли — и кажется, что прокатываются настоящие волны. Спустя полчаса всё повторялось.

Алан лежал, не раздеваясь. Ничего не хотелось делать, каждое движение давалось с трудом, и труд этот был скорее умственным — мозг ленился посылать команды мышцам. Видимо, ему и впрямь слишком много всего вкололи.

Даже есть — и то не слишком хотелось. Ужин, принесённый хмурым латиносом Жоаном, он, конечно, не проигнорировал, но с рычанием не набросился. Да и не слишком вкусно оказалось. Понятное дело — не членистоногие мирхайзи, которые так полюбились Гармаю, но и не деликатесы венских ресторанов. Стандартная пищевая паста-концентрат…

Гармай… В желудке точно ледяной ком вырос. Что они сделают с мальчиком? Мозг услужливо развернул целый веер ответов — один другого хуже.

Ясно было одно — судьба Гармая абсолютно не зависит от той версии, что прокрутят мировому сообществу. Правда ли о неудачном апостольстве, сладкая ли сказка об объятиях сочной вдовушки-ведьмы — а мальчишка получается явно лишним.

Нет, здесь, на «Солярисе» к нему и пальцем не прикоснутся. Отправят на Землю, возможно, и с некоторым комфортом. А вот уже там… первым делом — в больницу.

Естественно, не простую, не массовую. Под тёплым крылышком Мирового Совета обитают разные структуры… А потом — по сценарию улыбчивого «лизуна». Например, укол, после которого — глобальная амнезия. Элементарные условные рефлексы остаются — под себя ходить не будет, а вот всё остальное… Язык — под ноль, память — под ноль. Ходячее растение… пустой горшок, который если и можно чем-то наполнить, то это уже будет совсем другая личность.

Но есть вариант и попроще. Тоже укольчик. И — симптомы лихорадки, температура под сорок, отёк лёгких, никакой сопротивляемости организма… За сутки — летальный исход. И очень простое объяснение. Какие-то земные микробы, отсутствующие на Объекте. Мгновенно развившаяся аллергия. Кто ж мог предположить? До сих пор ведь аборигенов не изучали.

И на Объект Гармая не вернут. Не то чтобы топлива пожалели — главное, мальчик знает о Земле. Мальчик видел её — пускай даже только на обзорном экране в таком же вот медицинском боксе. Всё равно — расскажет соплеменникам, пойдут плодиться легенды, и прости-прощай чистота самобытной культуры.

Большим дядькам в Мировом Совете, ясное дело, на самобытную культуру начхать, но общественность возбудилась бы. Ибо одно из двух — либо свято блюдём чужую самобытность, либо уж давайте вести геологическую разведку, бурить шахты…

И не видно никакого выхода. О чём молиться? О чуде? Но почти все чудеса — это когда Господь смещает вероятность, когда реализуется та возможность, которую никто и всерьёз не принимал, на которую все махнули рукой. А тут что смещать?

Что добрые безопасники Мирового Совета позволят мальчику гулять по Бродвею — ну, или по Тверской — и давать интервью телекомпаниям о своей неотеррянской биографии? Абсолютно исключено! Тогда уж лучше мановением божественного пальца разогнать Мировой Совет… только ведь тогда вспыхнут войны корпораций, как в сороковых…

Так что же, в самом деле смолчать о миссии? Согласиться на «китайскую ничью»?

Пускай по инфору крутят душещипательный мюзикл «Алан да Марья»? Саумарья… Вот ведь бредятина. Но китаец говорил правду — с точки зрения мировой безопасности это наилучший вариант.

Значит, всё было зря? Всё, о чём они с отцом Александром говорили долгими мартовскими ночами, под аккомпанемент вьюг? Церковь так и не узнает, что её ждут? Не узнает, что там, на этой одновременно и невероятно близкой, и чудовищно далёкой планете тоже есть христиане? Никто и никогда не пошлёт туда священников?

Те люди, которых он крестил, так никогда и не приобщатся ко Христу в таинствах?