Легенда о воре - Хуан Гомес-Хурадо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не особо помогло. Клара пожевала губу, пытаясь найти способ вытянуть что-то из клиентки. Теперь она гораздо лучше понимала Монардеса.
- Мне бы хотелось понять - хотя бы в самых общих чертах - что же привело вас сюда? Например, не могли бы вы мне назвать ваше имя и рассказать, чем вы занимаетесь?,
- Меня зовут Лусия, а фамилии у меня нет, поскольку меня подкинули к дверям церкви, но все называют меня Манжетка. А что касается моего ремесла, то об этом не принято говорить в приличном обществе, девочка. Неужели не поняла, разглядывая меня во все глаза, когда я вошла?
- Ну, возможно, вы - знатная дама, а возможно... - неуверенно начала Клара, продолжая при этом внимательно рассматривать гостью. Безвкусное платье, пудра на лице, сомнительное замечание относительно размера пениса, брошенное ею с таким усталым цинизмом, словно ей на своем веку довелось повидать немало подобных вещей. Клара даже мысленно обругала себя, что не догадалась раньше, ведь все признаки так и лезли в глаза. - Ах, да! - воскликнула она наконец. - Понимаю.
Женщина издала странный звук, нечто среднее между хохотом и удивлением.
- Просто не могу поверить! - воскликнула она. - Право, я недооценила тебя, душенька. Я-то думала, ты такая же надменная стерва, как и все остальные, а ты оказалась невинной, словно птенчик. Только будь осторожна, как бы тебе не вывалиться из гнездышка! Кстати, как ты оказалась в подобном месте? Смотри, не перепутай клещевину с ромашкой!
Она почти повторила слова булочницы, но, как ни странно, Клара не обиделась. Она понимала, что шлюха лишь пытается побороть свое смущение и, возможно, немного оттянуть время, прежде чем рассказать о своей беде. Для женщины ее профессии, у которой совсем не осталось ничего личного, было настоящей отрадой наткнуться на подобное сдержанное поведение.
- Сеньора... - поторопила ее Клара.
- Не называй меня сеньорой, я от этого кажусь себе слишком уж важной. Как тебя зовут?
- Меня зовут Клара. Скажите, что у вас стряслось?
Манжетка наклонилась вперед и прошептала что-то Кларе на ухо, та кивнула в ответ, немного обеспокоенная.
- Когда был последний раз?
- На прошлой неделе, душенька моя. Твердый, как камень, и еле вышел.
- Подождите минутку.
Клара прошла в небольшую лабораторию, смежную с помещением аптеки, и достала жаровню, штатив и ковш. Всё это она установила на письменном столе, затем вскипятила воду и бросила в нее по щепотке снадобий из нескольких банок. Потом сняла смесь с огня и дала настояться, пока смесь не приобрела зеленовато-коричневый цвет. Затем процедила отвар в глиняную чашку и протянула Манжетке, которая всё это время с недоверием за ней наблюдала.
- Что это такое? - спросила она.
- Корень цикория, цветы календулы и толченое семя подорожника. Пейте маленькими глоточками, пока не остыло.
Пока женщина пила горячий отвар, Клара вышла в сад и вскоре вернулась, неся в руках несколько больших широких листьев.
- А это еще что такое? Я что, должна их жевать? Ты считаешь меня коровой?
- Это? Не обращайте внимания. Скажите, не могли бы вы остаться здесь еще ненадолго, мне хотелось бы с вами поговорить. По правде сказать, последнее время я чувствую себя такой одинокой.
Манжетка была весьма польщена и с большой охотой поведала Кларе о своей жизни. В том, что не касалось ее болезни, она оказалась весьма красноречивой, рассказав Кларе о своем детстве, проведенном в приюте, откуда она сбежала, когда ей было двенадцать. И пока она рассказывала, Клара разглядела за броским безвкусным нарядом и толстым слоем грима живого человека, она поняла, что всё это - не более чем броня, за которой Манжетка пыталась укрыться, чтобы сохранить остатки достоинства. Ее история, при всей своей трагичности, в эти времена была не столь уж редкой. Несчастным девушкам, не имевшим ни семьи, ни денег и не сумевшим укрыться за спиной мужа или стенами монастыря, не оставалось иного пути, кроме того единственного, на который ступила бедная Лусия спустя одиннадцать месяцев после побега из приюта.
- Мне не оставалось ничего другого, иначе я бы просто умерла от голода и холода. Я совсем исхудала, моя душенька, стала тоньше сардинки. И вот однажды вечером я постучалась в дверь веселого дома, и девушки приняли меня. Они ухаживали за мной, пока я не окрепла достаточно, чтобы работать.
- А вам было не страшно? В тот, первый раз...
- Когда мне раздвинули ноги? Было противно: уж больно от того сеньора несло жареным чесноком. Но я не боялась. Невинности я лишилась еще раньше, в приюте. Меня изнасиловал один монах, поэтому я и сбежала. Сама видишь, сколько от этого было проку...
Внезапно она замолчала, ее лицо покраснело. С мгновение она сидела неподвижно, недоумевая, что же с ней происходит и почему ей так плохо.
Потом вдруг схватилась за живот и взглянула на Клару умоляющими глазами.
- Пожалуйста... я... мне нужно... - пробормотала она.
Клара сунула ей в руки листья и указала на дверь, ведущую в сад.
- Можно прямо на землю, ничего страшного. Растения будут вам благодарны.
Манжетка направилась в сад, едва сдерживаясь, чтобы не броситься туда бегом. Уж Клара-то хорошо понимала, чего ей стоит сохранить самообладание.
Женщина вернулась через несколько минут; теперь она казалась совсем другим человеком. Она умылась, удалив почти весь грим - ну разве что осталось совсем чуть-чуть пудры возле ушей и вдоль линии волос. Без пудры она выглядела значительно старше, чем могло показаться вначале. Клара определила, что ей, должно быть, далеко за тридцать, хотя она всё еще была по-настоящему красива.
- Я взяла немножко воды из твоего колодца, чтобы освежиться, - призналась гостья, снова усаживаясь рядом с Кларой. - Надеюсь, ты не возражаешь?
- Напротив, я очень рада, что вы это сделали. Но я хотела бы еще кое-что вам сказать. Видите ли, возможно, ваша проблема не ограничивается одним лишь пищеварением. То есть, возможно, это лишь одна сторона проблемы. Скажите, у вас случаются головные боли?
Клара дала ей чистый платок, и Манжетка еще раз протерла лицо, убирая остатки грима, откинув при этом волосы назад, чтобы не мешали.
- Иногда случаются, особенно по вечерам. Но это, должно быть, от усталости. Поди постой целый день под аркой Макарены, при всём честном народе...
- Возможно, здесь кроется другая причина. А не случается ли такого, что вы никак не можете заснуть?
- Душенька моя, при нашей работе особо не разоспишься. Иной раз пьяные гости засидятся до пяти утра, только их выставишь, а уже пожалуйста тебе - рассвет над Гранадой! Так что редкую ночь мне удается поспать спокойно.