Ex ungue leonem: по когтю льва - Ирина Якимова

Лира терпела, и успокоенный Палач занялся определением Низших, оставшихся в Карде. Со смертью Владыки вампиров они притихли и сидели по своим убежищам. На ближайшие десять лет о них можно было б забыть… но Ульрик так не мог. Он не мог быть спокоен, пока в округе есть хоть один подлый carere morte! И он искал убежища Низших. Подобное, обычно, бывало доступно только опытным, старым охотникам, и даже им требовался зрительный контакт с предполагаемым Низшим, чтобы убедиться в его принадлежности к вампирам, а Палач вовсе не смотрел своим жертвам в глаза. Чутьё маниака развилось настолько, что ему просто становилось дурно в присутствии лишённых смерти. На кожу будто лили кипяток! И Ульрик, следуя за своей болью, входил в дом вампира и убивал хозяина. И — вот странно! — он ожидал, что непременно ошибётся хоть раз и убьёт смертного вместо вампира, но нет — все его жертвы были, действительно, Низшими.

С убитыми он поступал так же, как раньше: отрубал голову и уносил с собой, тело оставлял. Он ожидал, что охотники будут препятствовать ему, но те, похоже, были только рады помощи Палача.

И вновь из самой большой трубы дома Корвуса по ночам шёл дым… А Ульрик сидел в подвале, но уже не следил, как в огне съёживаются головы carere morte. Он прислонялся спиной к стене, закрывал глаза и замирал, качаясь на волнах боли. Кто покарал ею Палача? Может быть, по его вине сгоревшая в доме Калькаров Избранная?

В одну такую ночь дверь подвала скрипнула и отворилась. Ульрик обернулся, почему-то вовсе не удивлённый. Девушка в белом платье стояла на пороге.

— Я видела дым из трубы уже несколько раз за время, что я здесь, — хрипло сказала Лира.

— Это вас не касается. Как вы покинули комнату?

— Ты плохой тюремщик, — она улыбнулась одними губами, глаза были серьёзными. — Ты вообще не тюремщик… Я могла бы уйти раньше, но оставалась с тобой, терпела все эти унижения, потому что надеялась: со мной ты не вернёшься к маске Палача. А ты… Так что я ухожу, — она развернулась и начала подниматься по лестнице из подвала. Белое платье заструилось вверх по ступеням. Ульрик догнал пленницу у верхней двери, схватил под локоть:

— Никуда ты не пойдёшь!

— Если ты применишь силу, я признаю тебя своим тюремщиком и все силы приложу, чтобы освободиться, не погнушаюсь убийством. Если отпустишь — останешься для меня Ульриком, чьей гостьей я была почти месяц. Это твой выбор, — холодно, ровно. Зелёные глаза девушки были тусклы. Они были полны разочарованием… Никакого страха перед Палачом! Неготовый к такому повороту событий, Ульрик выпустил руку Лиры. Девушка толкнула дверь и вышла. Мгновение она постояла на пороге, с наслаждением вдыхая воздух тёплой летней ночи, потом медленно пошла по садовой дорожке к воротам. Звёзды блестели в небе, зелёными драгоценными камнями рассыпались в траве светлячки. Лунный свет серебром разлился по длинному платью девушки, а волосы Лиры, пламенем вспыхивающие в свете солнца, сейчас словно потухли — серый пепел. Ульрик ждал, что она обернётся, но Лира не обернулась, даже когда коснулась замка ворот.

— Отвори, — глухо попросила она. И, не поворачиваясь, ждала, пока он подойдёт. Ульрик остановился у ворот. Он вертел ключ в пальцах, не доставая из кармана. Он неожиданно разволновался, так что даже боль — проклятие Избранной, перестала терзать.

— Леди Диос, подождите. Не уходите.

Она по-прежнему не поднимала взгляда.

— Вы назвали себя моей гостьей? Я согласен. Вы — моя гостья, и отныне я сделаю всё, чтобы вам понравилось у меня в гостях.

— А Палач?

— Если вы хотите быть гостьей Ульрика, вы будете гостьей только Ульрика, — выдохнул он, и понял, что давно мечтал сказать эти слова.

С этой поры Лира стала его гостьей. Никакие двери перед ней больше не запирались, но девушка подолгу не выходила из своей комнаты. Как-то Ульрик заглянул, и увидел, что она сидит за столом и лихорадочно исписывает один лист за другим.

— Что вы пишете? — полюпопытствовал он. Гостья ответила неожиданно резко:

— Не ваше дело!

— …Мемуары?

Он зашёл в комнату, взял один заполненный лист. Текст состоял из простых по начертанию, но совершенно непонятных символов, кое-где связанных предлогами, стрелочками, вопросительными и восклицательными знаками.

— Что это? Что за значки?

Лира моргнула и теперь будто смешалась, опустила зелёные ведьминские глаза:

— Это… это особый язык. Язык алхимических символов. Его придумал Атер.

«Опять создатель Первого вампира! Почему она так интересуется этим безумцем?!»

— Мне не нужно проклятое письмо Атера в моём доме. Прекратите вести эти записи, леди Диос. Я сожгу их, — твёрдо сказал Ульрик и, забрав записи Лиры со стола, повернулся с ними к двери. Лира следила за ним одними глазами, не двигаясь.

— Если ты сожжёшь их, я… я что-нибудь сделаю с собой! — её голос возвысился, в нём зазвенели истерические нотки. — Положи записи обратно! Немедленно!

Он замер, напуганный неожиданной истерикой. Внезапный переход от светлого ангела к озлобленной фурии ошеломил его:

— Зачем они вам? Объясните!

— Не твоё дело! Положи на место!

Недавняя пленница смеет диктовать ему условия! Но Ульрик подчинился. Он положил листы на край бюро и ретировался, недовольный и гадающий: кто же у кого находится в гостях?

Он даже запер дверь дома, будто Лира всё ещё была его пленницей. Повозка охотника выехала на улицу Виндекса. Здесь Ульрик почувствовал нечто необычное этим утром. Похоже, Карду посетил сильный Высший вампир: не юнец-дикарь, не молодой, набирающийся опыта, нет — это был кто-то из старших. Кто-то из свиты Дэви. Кожу охотника обдавало жаром от близкого присутствия бессмертного.

Он дал Лире обещание не надевать маску Палача, и всё ещё был намерен его держать. С сильным Высшим вампиром расправится охотник Ульрик. Он захватил всё необходимое снаряжение и воду из Источника, и поклялся довести дело до ритуала.

Скоро он достиг убежища carere morte. Это был последний дом по Карнавальной улице, когда-то красивый и богатый но, определённо, давно оставленный. Насколько помнил Ульрик, прежде он принадлежал фамилии Митто. На подъездной аллее стоял большой грузовой экипаж — в дом после долгого периода заброшенности кто-то собирался въезжать. Переноской мебели руководила невысокая дама в закрытом, несмотря на тёплый, почти летний день, платье и шляпке с густой вуалью — carere morte! Мебель была любопытна: здесь были как обыкновенные столы, стулья, шкафы, так и непонятные полки, ящики, физические приборы, коробки — всё это может быть предназначено для учебного класса или лаборатории, но никак не для богатого особняка старой знати!