Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Роберт Хайнлайн

— Совершенно ни к чему тратить время на объяснение очевидного, — пробурчал Коффин.

Оглянувшись и посмотрев на запавшее лицо Коффина, Свобода решил на этот раз не проявлять своего возмущения и мягко сказал:

— Такой дальний переход наверняка не был трудным для полного энергии мальчика, который к тому шел налегке. Я могу представить, как он забрался в такую даль, пытаясь проникнуть в волшебную страну. Ведь он считал, что всегда сможет отыскать обратную дорогу, если захочет. Но когда он дошел до этого места…

— Он мог пойти дальше из простого упрямства.

— Сомневаюсь. Послушайте, к этому времени он должен был пройти весь тот путь, который проделали мы, а этого достаточно, чтобы успокоиться после нервного стресса. Гораздо больше его должны были волновать голод и холод. А впереди этот длинный, трудный, явно опасный путь. Кроме того, — и это самое главное — к тому времени уже должна была наступить ночь. Я полагаю, Дэнни был еще достаточно мал, чтобы предвидеть, что закат застанет его именно здесь, но он, без сомнения, мог понять, что если он пойдет вдоль уступа, то ему не удастся быстро и легко вернуться.

— Так почему же он все-таки пошел туда? Право, я должен признаться, что ваши слова меня озадачили. Он… он ведь неплохой мальчик, поверьте мне. По крайней мере, Терезу он любит, если уж даже ему наплевать на…

— Нет, все равно я не могу понять.

Свобода нашел в себе мужество сказать вслух то, что не решался сказать Коффин:

— Если он все-таки отважился вступить на карниз, поскользнулся и упал… До дна здесь далеко. Его браслет мог разбиться о камни при падении.

Коффин промолчал.

— В таком случае мы никогда его не найдем, — закончил Свобода.

— Но, может быть, он все-таки прошел по тропе? — придушенно прошептал Коффин.

— В темноте? И с такой скоростью, что сейчас уже находится на расстоянии более десяти километров от этого места? Но ведь даже при идеальных условиях это равносильно тому, чтобы пройти тридцать километров по ровной дороге. Нет, вы меня извините, но надо думать головой. Дэнни лежит у подножия этой скалы. — Помолчав, Свобода добавил: — Смерть должна была наступить мгновенно.

— И все-таки нет доказательств, что это именно так, — сказал Коффин. — У нас достаточно запасов, чтобы продолжать поиски до наступления темноты, а утром отправиться обратно. Мы должны сделать все, что в наших силах.

«Какого черта я должен рисковать свернуть себе шею? — подумал Свобода. — Чтобы успокоить твою совесть, которая вдруг возмутилась, когда ты понял, что плохо обращался с мальчишкой? Я не вижу другой причины продолжать эту комедию. Кроме Терона и его грязного шантажа». — Свобода задохнулся от гнева.

Помолчав еще немного, он сказал:

— О’кей.

Его инструктаж по технике спуска был кратким и презрительно-насмешливым.

Они отошли от скалы и начали спускаться по уступу. Вскоре водопады скрылись из глаз и шум их падения заглушила густая серая пелена, но конденсированная влага струилась по утесу и каплями стекала на карниз. Иногда уступ был довольно широк, чтобы по нему можно было идти вполне нормально, а иногда сужался настолько, что людям приходилось перемещаться боком, вцепившись в скалу и прижимаясь к ней всем телом. Теперь они могли остановиться перекусить только после того, как достигнут нижнего склона, а Свобода из доклада исследователей помнил, что на это потребуется несколько часов.

Он пожалел, что не настоял на ленче прежде, чем они вступили на эту тропу. В припадке ярости он тогда совсем забыл про еду, и вот теперь в его желудке раздавалось постоянное урчание.

Свобода начал уже чувствовать легкую слабость и вынужден был отгонять от себя страх, что не удержится на скале, если у него закружится голова или внезапно резко подует ветер.

Не удержаться и упасть. Десять или пятнадцать секунд сознания, что ты уже практически мертв, — и потом ночное забвение после того, как твое тело превратится в лепешку. Как Дэнни, который ощутил ужас, когда воздух пронесся мимо него со свистом и пронзительным воплем.

Свобода повернулся.

Вопль повторился снова. Внезапно налетевшие на него птицы цветом, оперением и формой изогнутого острого клюва напоминавшие земного кондора, издавали своими глотками ужасающие крики. Их чудовищные крылья в длину были не меньше восемнадцати дюймов. Они набросились на людей так стремительно, что у тех даже не было времени достать оружие.

Острые когти с силой ударили Свободу в грудь. Изогнутый клюв уцепился за рюкзак и потащил его со скалы. Свобода покачнулся от удара и сорвался с уступа.

Коффин с трудом удержался на скале, уцепившись за нее что было сил; шипы его ботинок впились в трещины уступа. Он как можно сильнее надавил на подошвы, и крошечные крючки, высунувшиеся из специальных пазов, надежно закрепили его на скале.

Свобода своим весом перетягивал его, и Коффин попытался отклонить свое тело назад и принять устойчивое положение. Тем временем его атаковала вторая птица. Коффин прикрылся одной рукой, чтобы защитить глаза. Одновременно другой рукой он каким-то образом умудрился достать пистолет и выстрелил вслепую.

Птица пронзительно заверещала. Пуля с мягкой головкой прошла навылет сквозь ее большое тело. Прежде чем упасть, эта тварь успела здорово шарахнуть Коффина крылом по голове. Ее напарница тем временем отцепилась от Свободы и кружила вокруг него, намереваясь предпринять новую атаку.

Свободе удалось достать свое оружие. У него слишком кружилась голова, чтобы он мог стрелять метко, но, переведя пистолет на автоматическую стрельбу, он облил окружающий его воздух свинцом.

Две огромных туши, обливаясь кровью и разрывая облака, начали падать вниз.

Несколько минут спустя Свобода, собравшись с силами, уцепился за веревку и, упираясь ногами в скалу, вскарабкался на уступ.

Коффин, послуживший Свободе живым якорем, был в полубессознательном состоянии — так отразилось на нем все происшедшее. Свобода отцепил его шиповки от съемных подошв и уложил на тропе, подсунув под голову рюкзак.

На левой щеке Коффина была глубокая рана, а на правом виске — кровоподтек величиной с ладонь. Свобода пострадал чуть меньше. Толстый свитер предохранил его от острых когтей, а рюкзак принял на себя удар клюва хищника, хотя в результате и то, и другое оказалось разодранным в клочья. Увидев это, Свобода содрогнулся.

Когда Коффин пришел в себя, Свобода дал ему стимулирующую таблетку и принял полтаблетки сам. Лишь после этого оба почувствовали, что снова могут разговаривать.

— Что это была за чертовщина? — слабым голосом спросил Коффин.