Том 6. Зверобой или Первая тропа войны - Джеймс Купер

Джудит молчала. Все ее существо, существо женщины, которая впервые в жизни начала поддаваться чувству, оказывающему такое могущественное влияние на счастье или несчастье представительниц ее пола, возмущалось при мысли о жестокой участи, которую готовил себе Зверобой. В то же время чувство справедливости побуждало ее восхищаться этой непоколебимой и вместе с тем такой непритязательной честностью. Она сознавала, что всякие доводы бесполезны, да в эту минуту ей бы не хотелось умалить какими-нибудь уговорами горделивое достоинство и самоуважение, сказавшиеся в решимости охотника. Она еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает ему отдать себя на заклание; прежде всего она хотела подробно узнать, как обстоит дело, чтобы затем поступать сообразно обстоятельствам.

— Когда кончается ваш отпуск. Зверобой? — спросила она, когда обе пироги направились к ковчегу, подгоняемые едва заметными движениями весел. — Завтра в полдень, и ни минутой раньше. Можете поверить мне, Джудит, что я не отдамся в руки этим бродягам даже на секунду раньше, чем это необходимо. Они уже побаиваются, что солдаты из соседнего гарнизона вздумают навестить их, и не хотят больше терять понапрасну время. Мы договорились, что, если я не сумею добиться исполнения всех их требований, меня начнут пытать, как только солнце склонится к закату, чтобы и они могли пуститься в обратный путь на родину с наступлением темноты.

Это было сказано торжественно, как будто душу пленника тяготила мысль об ожидающей его участи, и вместе с тем так просто, без всякого бахвальства своим будущим страданием, что должно было скорее предотвращать, чем вызывать открытые изъявления сочувствия.

— Значит, они хотят отомстить за своих убитых? — спросила Джудит слабым голосом.

Ее неукротимый дух подчинился влиянию спокойного достоинства и твердости собеседника.

— Совершенно верно, если можно по внешним признакам судить о намерениях индейцев. Впрочем, они думают, что я не догадываюсь об их замыслах. Но человек, который долго жил среди краснокожих, так же не может обмануться в их чувствах, как хороший охотник не может сбиться со следа или добрая собака — потерять чутье. Сам я почти не надеюсь на спасение; женщины здорово разозлились на нас за бегство Уа-та-Уа, а я помог-таки девчонке выбраться на волю. К тому же прошлой ночью в лагере совершилось жестокое убийство, и этот выстрел был, можно сказать, направлен прямо мне в грудь. Однако будь что будет! Змей и его невеста находятся в безопасности, и в этом есть маленькое утешение.

— О, Зверобой, они, вероятно, раздумали убивать вас, иначе они не отпустили бы вас до завтра!

— Я этого не думаю, Джудит, нет, я этого не думаю. Минги утверждают, что я убил одного из самых лучших и самых смелых их воинов, и они поймали меня вскоре после этого. Если бы с тех пор прошел месяц или около того, гнев их успел бы немного поостыть, и мы могли бы встретиться более дружелюбно. Но случилось не так. Однако, Джудит, мы говорим только обо мне, а ведь у вас было достаточно собственных неприятностей, и вам не мешает немного посоветоваться с другом о ваших делах… Значит, старика похоронили в воде? Я так и думал, там должно покоиться его тело.

— Да, Зверобой, — ответила Джудит чуть слышно. — Мы только что исполнили этот долг. Вы совершенно правы, полагая, что я хочу посоветоваться с другом, и этот друг — вы. Гарри Непоседа намерен покинуть нас; когда он уйдет и мы немного успокоимся после недавнего торжественного обряда, я надеюсь, вы согласитесь поговорить со мной один час наедине. Мы с Хетти просто не знаем, что нам делать.

— Это вполне естественно, все случилось так внезапно и так страшно…

Но вот ковчег, и мы еще побеседуем, когда для этого представится более удобный случай.

  ГЛАВА XXIII

Бушует ветер высоко в горах,

Но жизнь тиха в долине, под горою.

Помчишься против воли во весь мах

Ступив на лед, скользящий под ногою

Мудрец доволен участью своей

А недоволен — только дуралей.

Встреча Зверобоя с друзьями на барже была тревожна и печальна. Могиканин и его подруга сразу заметили по его обращению, что он не был счастливым беглецом. Несколько отрывочных слов объяснили им, что значит "отпуск", о котором говорил их друг.

Чингачгук призадумался; Уа-та-Уа, по своему обыкновению, старалась выразить Зверобою свое сочувствие разными мелкими услугами, в которых обнаруживается женское участие.

Однако через несколько минут они уже выработали нечто вроде общего плана действий на предстоящий вечер, и неосведомленному наблюдателю могло со стороны показаться, будто на барже все идет обычным порядком. Сумерки сгущались, и поэтому решили подвести ковчег к "замку" и поставить его на обычной стоянке. Решение это объяснялось отчасти тем, что все пироги уже опять были в руках их хозяев, но главным образом — чувством уверенности, которое возникло после сообщения Зверобоя. Он знал, как обстоят дела у гуронов, и был убежден, что этой ночью они не предпримут никаких военных действий; потери, которые они понесли, заставляли их до поры до времени воздержаться от дальнейших враждебных попыток. Зверобой должен был передать осажденным предложение осаждающих, в этом и заключалась главная цель его прибытия в "замок". Если предложение будет принято, война тотчас же прекратится. Казалось в высшей степени невероятным, чтобы гуроны прибегли к насилию до возвращения своего посланца.

Как только ковчег был установлен на своем обычном месте, обитатели "замка" обратились к своим повседневным делам; поспешность в важных решениях столь же несвойственна белым жителям пограничной области, как и их краснокожим соседям. Женщины занялись приготовлением к вечерней трапезе; они были печальны и молчаливы, но, как всегда, с большим вниманием относились к удовлетворению важнейшей естественной потребности.

Непоседа чинил свои мокасины при свете лучины, Чингачгук сидел в мрачной задумчивости, а Зверобой, в чьих движениях не чувствовалось ни хвастовства, ни озабоченности, рассматривал "оленебой" — карабин Хаттера, о котором мы уже упоминали и который впоследствии так прославился в руках человека, знакомившегося теперь впервые со всеми его достоинствами. Это ружье было намного длиннее обычного и, очевидно, вышло из мастерской искусного мастера. Кое-где оно было украшено серебряной насечкой, но все же показалось бы довольно заурядной вещью большинству пограничных жителей. Главные преимущества этого ружья состояли в точности прицела, тщательной отделке частей и превосходном качестве металла. Охотник то и дело подносил приклад к плечу; жмуря левый глаз, он смотрел на мушку и медленно поднимал кверху дуло, как бы целясь в дичь: При свете лучины, зажженной Непоседой, он проделывал все эти маневры с серьезностью и хладнокровием, которые показались бы трогательным любому зрителю, знавшему трагическое положение этого человека.