Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

Какое-то время Кольцов, вероятнее всего, будет прятаться в горах, но потом попытается найти подполье. И может стать легкой добычей контрразведки.

Они сидели на маяке – Красильников, Наташа, Василий Воробьев и Сергей Сазонов, – размышляли, как дать знать Кольцову, где их искать. Предложений было много, ни одного толкового. Когда выговорились все, Красильников сказал:

– Есть и у меня одна мысль. Почти безнадежная. Вдруг да что-нибудь и получится.

И он рассказал товарищам о том времени, когда работал в Киеве во Всеукраинской ЧК и довелось ему засылать Кольцова в белогвардейские тылы.

– Поддерживать связь решено было через одного профессора, историка. – Красильников выразительно взглянул на Наташу. – У профессора была для Кольцова явка, точнее, почтовый ящик. Все донесения шли через эту явку… Когда профессору надо было вызвать Кольцова на связь, он это делал с помощью пустячного объявления с таким текстом: «Продаю коллекцию старинных русских монет. Также обмениваюсь…»

– Нет! – отрицательно качнула головой Наташа. – «Также покупаю и произвожу обмен с господами коллекционерами. Обращаться по адресу…» И так далее.

– Помнишь, – улыбнулся Семен Алексеевич. – А что, если повторить? Что, если несколько раз напечатать такое объявление в газетах в Симферополе и Севастополе? Может случиться, что Павел увидит это объявление, прочтет?

Сазонов задумчиво прошелся по горнице.

– В одной газете, и не больше. Иначе попадем под подозрение. Вероятность того, что Кольцов увидит это объявление, чрезвычайно мала. Но допустим… Допустим, что Кольцов прочел его и пришел на явку. В Севастополе все ясно. Мы знаем Кольцова в лицо. А в Симферополе?

– Если он откликнется, то и свой старый пароль назовет. Скажет, что его интересуют две монеты Петра Первого… А вот какие?.. Черт, забыл…

– «Солнечник» и двухрублевик, – подсказала Наташа.

– Во! Точно! – обрадовался подсказке Красильников. – А дальше все понятно! Дальше ему растолкуют, где нас искать.

– Ну что ж… попытаться с объявлением можно, – согласился Сазонов и с сомнением добавил: – Хотя и не верю в успех этого предприятия… Попытаемся!

– Это мы попытаемся, – насупился Красильников. – Мы! А тебе, Серега, надо идти к своим. Свое задание ты выполнил. Доложишь там о наших делах. Не исключаю я, что и Кольцов тоже надумает туда добираться. Нелишним было бы предупредить об этом дивизионные особые отделы.

…Проводив в путь Сазонова, они в тот же вечер вновь вернулись к насущным делам. Красильников сказал, что завтра же отправится в Симферополь, чтобы уладить дело с объявлением для Кольцова. Но Наташа настояла на том, чтобы в Симферополь отправился Митя Ставраки. Ему это удобно, он часто по службе ездит в Симферополь и конечно же сумеет выбрать время, чтобы побывать на явке и встретиться с Кузьмой Николаевичем.

Красильников как мог противился этому. Ворчал, что надо бы проверить парня здесь, на каком-то мелком деле, прежде чем выкладывать ему симферопольскую явку. Но твердым до конца быть не сумел. Его сразил Наташин аргумент: Митя – друг Павла.

Потом обсуждали иные дела. Красильников рассказал своим друзьям о встрече с Бондаренко и о задании Центра – обратить пристальное внимание на флот, на землечерпалки, на другое флотское имущество, не позволить белогвардейцам вывезти его за границу.

– Научились загадками говорить, – раздраженно сказал Василий Воробьев. – «Обратить внимание». Это как же? Бинокль взять и наблюдать издаля? Или еще чего?..

– А ты сам как понимаешь? – без обиды спросил Красильников.

– Надо туда на работу внедряться, – ответил Воробьев. – Тогда все будет видно, что там и как…

– Правильно думаешь, – согласился Красильников. – Плюнем, Вася, на все и махнем на флот.

– Тебе нельзя, – вздохнул Воробьев. – Тебе тут надо. А я подамся… Вон у Федора Петровича там кореша есть, помогут.

– Помогут, чего там, – закивал головой смотритель. – Терентий там и Тихоныч… Спросишь Терентия Васильевича, скажешь, что я тебя прислал для подмоги. Да и Тихоныч тоже в случае чего замолвит за тебя слово, если будет такая нужда.

Красильников удовлетворенно хмыкнул. «Жизнь – как у зебры шкура», – говорил ему когда-то Фролов. Может, и правда кончилась в их жизни черная полоса и начинается белая, радостная. Кто знает!

На следующий день Митя приехал в Симферополь. Отправился на Фонтанную улицу. Отыскал дом с вывеской, на которой был изображен амбарный замок. Удостоверился, что среднее оконце, как и условлено, закрыто ставнями. Лишь после этого позвонил.

Назвав Кузьме пароль, он не стал здесь долго задерживаться. Подробно изложив просьбу севастопольских подпольщиков и откланявшись, Митя Ставраки вскоре вновь оказался на шумных улицах крымской столицы…

Проводив гостя, Кузьма Николаевич засобирался. Присев к столу, переписал разборчиво, печатными буквами, переданное из Севастополя объявление и отправился на Александро-Невскую улицу, в редакцию «Таврического голоса».

В небольшой комнате было несколько столов, все пустые, но за одним, низко склонившись к растрепанному вороху узких бумажных полосок-гранок, сидел очень полный мужчина. В ответ на приветствие он раздраженно пробормотал:

– По всем вопросам – к редактору. Вон туда, – и ткнул рукой в глубину комнаты, где была еще одна дверь.

Постучав и не получив ответа, Кузьма Николаевич открыл дверь. У большого стола суетился весь высохший, желтый, как осенний лист, старик. Стол был завален бумагами, старик собирал их, сердито запихивал в пузатый портфель, стоявший тут же на столе.

– Мне объявление дать, – войдя, сказал Кузьма Николаевич.

– Не принимаем, – прошелестел старик и, трудно, с надрывом прокашлявшись, продолжал резким, злым фальцетом: – Ни объявлений, ни стихов, ни статей, ни даже фельетонов – ниче-го-с! Финита! Крышка! Нет больше «Таврического голоса», кончился. Прекратил свое существование. Закрыт приказом начальника отдела печати.

– А «Южные ведомости»? – спросил Кузьма Николаевич. – Может, они принимают?

– «Южные ведомости» закрыты две недели назад. И «Заря России», и «Курьер». А «Великая Россия» – газета официальная, объявлений не печатает…

– Так что же делать?

– Надеяться, только надеяться! Нас при Деникине закрывали восемь раз и при большевиках тоже восемь.

Старик продолжал еще что-то зло и горестно выкрикивать, возмущенно потрясая кулаками, но Кузьма Николаевич уже не слышал его.

Объявление в газете ему тоже казалось пусть и ненадежным, но все же единственно возможным способом выйти на контакт с Кольцовым. Однако предусмотреть закрытие газеты никто не мог. Выходило так, что севастопольские подпольщики будут надеяться на него. А он бессилен что-либо предпринять.