Клад адмирала - Валерий Привалихин

Не случайно поэтому только за последние полгода благодаря „лечению“ у Басауловой А. Т. умерли четыре человека (Попов А. Г., Баскакова В. Ю., Сыренко Е. П., Извекова Г. Г.).

Предупреждение облздравотдела Басаулова А. Т. проигнорировала, теперь комиссия вынуждена обратиться в органы…»

Платницын помнил, как, прочитав этот документ за подписями — они и сейчас стояли, никуда не девались, эти подписи, — шести врачей, из которых четверо имели ученые степени, посмотрел на сидевшую перед ним Басаулову. Он ожидал увидеть на ее лице страх, а встретил совершенно спокойный взгляд. Он даже оторопел тогда от этого безмятежного взгляда, спросил:

— Ты хоть понимаешь, где находишься?

Басаулова кивнула: она понимала.

— Напрасно ты так спокойна. Один из умерших, Сыренко, директор крупного завода, кандидат в члены ЦК партии. А это пятьдесят восьмая статья. Пункт восьмой. «Совершение террористических актов, направленных против Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционным организациям…»

Платницын держал перед собой серенькую залистанную книжечку — Уголовный Кодекс РСФСР, но не раскрывал ее, говорил по памяти.

— А они, — кивнула на донос Басаулова, бесстрастно выслушав, — указали, что Сыренко пришел ко мне за помощью за три недели до того, как ему умереть? Пришел сразу после того, как они выписали его домой умирать. И что все остальные, кто потом умер, обратились слишком поздно?

— Значит, ты признаешь, что занималась знахарством?

— Нет. Знахарством не занималась. Я — дипломированный врач.

— Настоящий врач не станет лечить отравой. Ладно, не будем уклоняться. Признаешь, что лечила аконитом?

— Признаю.

— И что яду в твоей настойке было в двенадцать раз больше допустимого — это тоже признаешь?

— Лечебное начало — семьдесят семь сотых процента, иногда больше. Они не знают.

— Профессора, опытные медики не знают?

— Нет.

— А ты знаешь?

— Да.

— Откуда?

— От деда.

— Кто твой дед?

— Он умер два года назад. Он был провизором в Петербурге в аптеке у…

— В Петербурге? — перебил сурово Платницын.

— Тогда Ленинград назывался Петербургом… Дедушка был учеником самого Бадмаева.

— Какого такого Бадаева?

— Бадмаев — очень знаменитый тибетский врач, — вмешался в разговор начальник отделения капитан Ведерников. Он вошел в кабинет, встал у окна почти тотчас, как ввели на допрос азиатку. — Очень знаменитый. Был одно время личным врачом семейства Романовых. Верно я говорю, Геката? — спросил, подойдя к допрашиваемой.

— Каких Романовых? Царей, что ли? — опешил Платницын.

— Царей, царей, — кивнул Ведерников. — И Гришку Распутина, и всех самых знаменитых князей, министров, промышленников лечил.

— Петр Александрович лечил всех, кто обращался, — буркнула Басаулова. — Дедушка готовил лекарства в тибетской аптеке по его прописям.

— Значит, дед твой был личным царским аптекарем? Готовил лекарства для самого Николашки?

Дело принимало совершенно неожиданный оборот. У Платницына даже спина взмокла.

— Ну, для царя, думаю, Бадмаев лично готовил, — ответил за допрашиваемую Ведерников. — Но не исключено, что и ее дед — тоже.

— Дед был царским аптекарем? — Платницын впился в смуглое узкоглазое лицо врачихи.

— Он был заведующим тибетской аптекой в Петербурге. После революции аптеку сожгли, и дедушка уехал на родину.

— Продолжал там тайно знахарствовать. Или как у вас — шаманить?

— Почему вы так говорите? — На скуластом лице Басауловой от негодования вспыхнули алые пятна. — Дед вылечивал тех, кого врачи отвергали. Эпилепсию, бугорчатку, то есть рак кожи…

— Рак кожи, — повторил Платницын, записывая.

— Да. Это, если хотите знать, поддается лечению трудней, чем рак внутренних органов.

— Внучка пошла по стопам деда.

— В этом нет позора, — ответила Басаулова.

— Зато есть преступление, — жестко сказал Платницын.

— Нет преступления, — сказала Басаулоа.

— Есть! И ты ответишь за него как миленькая, — Платницын говорил, все больше распаляясь.

— Лейтенант, мне нужно сказать несколько слов. Наедине, — опять вмешался Ведерников.

— Прямо сейчас? — спросил Платницын.

— Да.

— Хорошо, — неохотно согласился Платницын. Нажал кнопку, вызывая конвоира.

— Почему вы называете ее Гекатой? — хмуро глядя перед собой, спросил, когда остались в кабинете вдвоем.

— Геката — это из греческой мифологии. Покровительница отравителей. — Капитан, улыбаясь, подошел к Платницыну, похлопал его по плечу.

Платницын, недовольный, подвинулся на стуле.

— Вы что-то хотели сказать?

— Хотел дать дружеский совет, — сказал Ведерников. — Прикрой ты это дело.

— То есть как прикрыть?! — Платницын недоуменно вскинул на капитана глаза.

— Обыкновенно. Ни славы, ни чинов тебе это не даст.

— Я вас не понимаю, товарищ капитан, — возмутился Платницын. — Я служу не ради чинов и славы.

— А чего ради? — усмехнулся Ведерников. Благодушие с его лица как платочком смахнуло.

— Ради справедливости. Торжества законности.

— Брось ты… — Ведерников поморщился.

— Я вас не понимаю… — начал было опять Платницын.

— А чего тут понимать. Сосунов специально топит эту бабенку, чтобы свести счеты с Марущенко, — с губ капитана буднично слетели имена двух самых известных, самых могущественных в области людей — партийного руководителя и начальника УМГБ. — Ненавидят друг друга и все никак не могут один другому глотку перегрызть. Жена секретаря тяжело больна. Ей стало лучше с тех пор, как твоя подопечная взялась ее лечить. Вот Сосунов и хочет убрать Гекату. Хоть так насолить. Но если это случится, Марущенко найдет способ стереть в порошок хотя бы исполнителя приказа.

Ведерников невозмутимо, будто бы и не сказал ничего особенного, начал поправлять на груди орденские планки, в то время как совершенно растерянный, утративший дар речи Платницын сидел, глядя в одну точку — на исписанную страничку допроса. Наконец он пришел в себя.

— Вы… Вы угрожаете мне… Не выйдет.

— Дурак, нужен ты мне, угрожать, — губы Ведерникова скривились в усмешке. — Подставляет тебя кто-то, а ты — теракты, контрреволюция…

Платницын искоса посмотрел на капитана: может, прав бывший смершист-фронтовик? Он и сам подумал, когда получил это дело, ознакомился с письмом за шестью подписями, что не по адресу оно в их ведомстве. Обычная уголовщина.