Бог из глины - Иннокентий Соколов

Это божество зовет каждую ночь к себе, и именно поэтому дедушка соорудил эту перегородку, чтобы маленький Сережка не совал нос, куда не следует!

А может быть и нет. Почему-то, иногда Сережке кажется, что у него украли что-то важное. Часть воспоминаний, они исчезли, растворились, оставив в памяти черную дыру, уголок тьмы, подобный тому, что отделен от дома проклятой перегородкой.

И возможно теперь самое время вернуть их!!!

Сергей отошел назад. Обвел взглядом погреб. В тусклом свете запыленной лампочки, с трудом можно было разглядеть, что творится в заплетенных паутиной углах. Места было достаточно, чтобы разместить несколько десятков трехлитровых банок, да прочую дрянь, загромоздив полки. Сергей ухмыльнулся.

(Самое время!)

Он подошел к полкам. За стенкой что-то ворочалось, шуршало.

Мыши, крысы, все что угодно — Сергею было наплевать на обитателей погреба, он просто собирался заглянуть в прошлое. Жданов принялся аккуратно снимать банки с полок.

По мере того, как они пустели, Сергей все больше и больше входил в раж. Он хватал, чертовы банки, и, не глядя, отбрасывал за спину. Те откатывались с обиженным звоном, несколько из них разбились, ударившись о каменную стену.

— Сейчас, сейчас… — бормотал Сергей. Он одним махом смел хлам, освобождая полки.

Остановился, рассматривая разрушения. Битые банки чуть поблескивали острыми сколами, осколки помельче разлетелись по полу, поджидая, когда кто-нибудь наступит на них. Осиротевшие полки, ухмылялись покрытой плесенью древесиной.

Сергей ухватился рукой за широкую доску. Потянул на себя. Руки заскользили по влажной поверхности.

Нет — так ничего не выйдет.

Сергей выскочил из погреба. Если бы кто-нибудь посмотрел на него сейчас со стороны, то ни за что не узнал бы в этом бормочущем, размахивающем от нетерпения руками, покрытом паутиной пареньке, прежнего хозяина дома.

Он ворвался в чулан, что начинался сразу у лестницы. Ящик с инструментами притаился у входа. Сергей вытащил давешний молоток, ощутил рукой приятную тяжесть (чуть попозже, малыш, чуть попозже…), там же в ящике, нашелся небольшой ломик с гвоздодером.

Сергей вернулся в погреб. Дальняя стена с полками терпеливо поджидала его.

(Хей, приятель, вот я, перед тобой — давай, покажи, на что способен…)

Первый удар заставил содрогнуться прогнившую доску. Второй сорвал ее ко всем чертям. Сергей ухватил заплесневевшую деревяшку, и отбросил назад, прямиком на стеклянные останки банок.

Вторая полка оказалась намного крепче. Сергей лупил молотком, выбивая щепки. Доска вздрагивала под ударами, но не собиралась сдавать позиции.

Ладно! Сергей отбросил молоток. Он ухватил ломик, и вонзил его между несущим брусом и доской. Полки затрещали. Сергей дернул, что есть силы, и доска лопнула с оглушительным звуком.

Сергей подобрал молоток, и уже без всякого сопротивления сбил остатки доски. Осталась одна, последняя полка. С ней Сергей расправился на удивление быстро. Он просто выдрал ее ломиком — прогнившая древесина развалилась в руках. Сергей нетерпеливо отбросил прочь трухлявые ошметки.

Куда сложнее, оказалось, выдрать несущие балки. Пришлось поработать ломом. Выдирая последний брус, Сергей ощутил, как дрогнул фанерный щит.

Теперь вставить заостренный конец ломика в узкую щель между прогнувшейся фанерой и стеной, и…

Сергей замер. Что бы ни оказалось там, за столетней фанеркой, главной причиной, по которой он затеял все это, было не любопытство, отнюдь!

Тем более что когда дрогнул и подался щит, что-то словно ударило по глазам, и воспоминания ворвались в голову свежим потоком. Он уже почти знал, что увидит там, за перегородкой!

Сергей пришел в погреб, чтобы обрести самого себя, как бы банально и глупо это не звучало. Ибо этот пропитанный сыростью погреб, был частичкой всего того, что осталось там, за тысячей дней и ночей, пускай они ушли, растворились, оставив только старую мебель, да смутные воспоминания, так же как и замшелые чудеса омшаника, в старом, уютном доме, и вернуть все это, означало вернуться самому.

А это ведь достаточно веская причина, не так ли? Во всяком случае для того, чтобы разнести ко всем чертям десяток-другой никому не нужных трехлитровок, да выдрать с мясом несколько прогнивших досок.

И когда щит противно скрипнул, и подался, опасно изогнувшись, заваливаясь, воспоминания вернулись, и все стало на свои места…

Сергей отскочил. Щит грохнулся на пол, распугав пауков. Наступила тишина.

Там за щитом, он увидел двухстворчатую дверь. Железные, покрытые облезшей грунтовкой створки, изогнутые, словно под действием неведомой силы, что пыталась прорваться сквозь их надежный заслон, они были похожи на маленькие волшебные дверцы.

Сергей хрипло засмеялся. Он подошел к двери.

Огромный амбарный замок внушал уважение. К створкам были приварены широкие железные пластины. Дужка замка проходила сквозь них, не давая никакой возможности заглянуть за двери. Сергей потрогал замок.

Он вспомнил все, вспомнил эти дверцы. Это было так давно.

Еще тогда, когда не было погреба, в дом вело два входа. Левее от входной двери, располагалась другая, и там, где у вешалки встречались две лестницы, раньше и была прихожая. На месте нынешнего погреба был длинный коридор, который заканчивался широкими бетонными ступенями.

Когда сырость и слякоть уходили в небытие, по этому коридору дедушка выносил из омшаника ульи. Он тащил их, пыхтя от тяжести, и маленький Сережка бестолково путался под ногами, помогая деду. Они поднимались по ступенькам, и вытаскивали ульи в солнечное лето. Дедушка закрывал железные двери, чтобы открыть их потом, когда будет собран весь мед, и придет время заносить ульи назад, в омшаник, где сонные пчелы будут зимовать, ожидая, когда под жарким солнцем вновь зацветут липа и гречиха, и можно будет наполнить двор деловитым гудением.

Конечно же, эти двери были всегда. И теперь, когда Сережка увидел их вновь, он почувствовал, как исчезает туман, застилающий глаза, который не давал рассмотреть что к чему, в этой беспокойной жизни.

Позже, когда дед перестал заниматься пчелами (Сережке было пять), он заложил вторую дверь, пробил проход между прихожей и коридором, убрал ступеньки, настелил пол, оставив ляду в нем на тот случай, если придется воспользоваться погребком, что остался отделен железными дверками и стеной дома. Нижняя часть коридора превратилась в погреб, верхняя — стала новой прихожей. А потом, на следующий год, дедушка закрыл двери фанерной перегородкой, и приделал полки.

Вот так. Странно, почему-то Сережка напрочь позабыл обо всем этом. Он помнил, что было что-то там, в темноте, оттого играя в погребе, и придумал разную чушь про божество, которое живет за щитом, и терпеливо поджидает своего часа.