Зигмунд Фрейд - Пол Феррис

За несколько дней до отъезда Юнга Джонс был в Баварии с другом-аналитиком, у которого были гранки второй части в том виде, в котором книга должна была появиться в «Ежегоднике». Рукопись составляла почти триста страниц. Джонс извлек из них все, что только мог. Либидо, как он сообщил Фрейду, явно «перестало быть сексуальным у отдельного ребенка». Юнг не полностью отказывался от детской сексуальности, но, по словам Джонса, его работа была неясной и бессвязной, «беспорядочным нагромождением мифологии с редкими собственными замечаниями».

Вскоре Фрейд смог сам прочитать работу, когда неделю спустя госпожа Юнг, пока ее муж плыл по Атлантическому океану, отослала ему оттиски. Он сказал, что читал ее не спеша. Эти триста страниц отправились с Фрейдом в Рим, где он провел вторую половину сентября, а по пути в Вену он закончил чтение.

Теоретическое содержание Фрейд отмел в сторону, утверждая, что ошибки Юнга не имеют значения. Его больше беспокоил характер автора, потому что кто может уважать «величие, провозглашающее себя таковым»? И тем не менее ошибки постепенно начали восприниматься, и Фрейду нужно было как-то на них отреагировать. Вторая часть, которую все так ждали, оказалась странной поэмой о Герое, развитие которого через самопожертвование и перерождение происходит благодаря таинственным психическим силам («этой движущей силе нашей собственной души»), а не сексуальной энергии либидо, как утверждал Фрейд.

Лекции, которые Юнг читал в Нью-Йорке, скоро в виде сообщений из вторых рук попали в Европу. В них его мысли выражались более прямо. Он дал либидо новое определение, назвав его жизненной силой, он отрицал детскую сексуальность в понимании Фрейда, а также свел к минимуму воздействие эдипова комплекса. Человеческая природа у Юнга управлялась другими силами – духовными, а не биологическими.

В ноябре 1912 года Юнг написал из Цюриха впервые за три месяца, чтобы похвалиться «крупным успехом», которого достиг для движения в Америке. «Конечно, – писал он, – я оставил место и для той части моих взглядов, которые в некоторых местах отклоняются от существующих идей». Он решил отомстить:

Я нашел, что моя версия психоанализа убедила многих людей, которых до этого отталкивала проблема сексуальности в неврозе. Как только у меня появятся оттиски, я с удовольствием пришлю вам копию своих лекций в надежде, что вы постепенно примете некоторые нововведения, на которые уже есть намеки в моей работе о либидо.

Юнг знал, как на это отреагирует Фрейд, и в том, что он делал вид, будто ожидает обратного, было известное презрение. Но аргументы постепенно уступали место оскорбительным выпадам. «Ваш кройцлингский жест очень ранил меня», – добавил Юнг, на что Фрейд ответил, будто считает его «постоянные упоминания об этом как странными, так и оскорбительными». Он обращается к нему уже как к «дорогому доктору», а не к «дорогому другу».

Позже в том же месяце они встретились на нейтральной территории – при решении вопроса, связанного с одним из международных журналов, «Центральблатт», редактор которого, Штекель, не хотел оставлять поста, несмотря на попытки Фрейда сместить его за плохое поведение. По просьбе Фрейда Юнг как президент международной ассоциации созвал на встречу руководителей филиалов, чтобы избавиться от Штекеля в качестве редактора и утвердить вместо этого журнала новый. Возможно, оба понимали, что рано или поздно им придется встретиться последний раз перед расставанием – как любовникам, которые идут в ресторан на прощальный ужин.

Семеро человек, в том числе Фрейд и Юнг, собрались в мюнхенской гостинице «Парк» 24 ноября. Джонс, который в то время был во Флоренции, получил открытку от Юнга с сообщением, что встреча произойдет 26 ноября, но узнал о верной дате от своей любовницы, Канн, которая как раз подвергалась анализу в Вене. В Мюнхене он сказал Фрейду, что Юнг, без сомнения, сделал невольную описку. «У джентльмена не было бы такого бессознательного», – отвечал Фрейд.

Со Штекелем поступили так, как предложил Фрейд, лишив «Центральблатт» официального статуса. В одиннадцать, за два часа до того, как вся компания должна была собраться на обед, Зигмунд с Карлом вместе ушли из отеля и (как Фрейд сказал Ференци) «пошли на назначенную заранее прогулку, чтобы поговорить». Так что это событие планировалось.

Письмо об этой встрече было написано два дня спустя. Оно начиналось словами о «кройцлингском жесте». Потом произошло «невероятное и неожиданное». Юнг как будто капитулировал:

Он был совершенно сломлен, пристыжен и затем признался во всем что он уже давно боялся, будто близость со мной или другими повредит его независимости, и поэтому решил отдалиться; что он несомненно видел меня в свете своего отцовского комплекса и боялся того, что я скажу о его изменениях…

Я высказал ему все: спокойно сказал, что дружбу с ним не могу больше сохранять, что он сам создал эту близость, которую затем так жестоко разрушил, что в его отношениях с людьми не все в порядке, не только со мной, но и с другими… Он совершенно перестал спорить со мной и признал все. Я думаю, это было ему полезно.

Такое изменение, добавил Фрейд, не могло длиться вечно из-за «лживой сущности» Юнга.

О событиях, которые произошли после этого в Мюнхене, Ференци узнал в меньших подробностях. «У меня случился такой же приступ тревожности за столом, как тогда… в Бремене; я хотел встать и на какой-то миг почувствовал себя дурно». Фрейд винил во всем бессонную ночь в поезде.

В действительности все оказалось гораздо интереснее. За обедом возник небольшой спор. По одной версии, он касался египетского фараона, который как будто стер имя своего отца с памятников. Снова смерть, как и в Бремене. По другой версии, Фрейд был расстроен тем, что его имя пропустили в какой-то швейцарской работе по психоанализу. Очень может быть, что имело место и то и другое. Фрейд неожиданно обмяк и упал со стула. Джонс видел, как Юнг поднял его и отнес на диван. Придя в себя, тот пробормотал: «Как приятно, должно быть, умирать». Юнг писал в своих мемуарах: «Он смотрел на меня, как будто я был его отцом».

Фрейд не смог справиться либо со своими эмоциями, либо с проблемами пищеварения. Он боялся, что из-за этого обморока, как он сказал Джонсу, потерял «часть авторитета», но на протяжении одного-двух дней все говорило об обратном. Следом за ним в Вену пришло покаянное письмо от Юнга, где тот признает, что его ошибки непростительны, и заверяет Фрейда, что их «личные отношения» продолжатся, а также выражает надежду, что поездка домой не слишком его утомила.

В ответ Фрейд благодарит его и просит забыть об инциденте в гостинице как о «небольшом неврозе, которым мне действительно стоит заняться». Он добавляет, что «Трансформации» Юнга «принесли нам великое откровение, хотя и не то, которое вы планировали», и делает замечание о мистицизме, звучащее несколько пренебрежительно.