Царские забавы - Евгений Сухов

Если английский двор можно назвать венцом Британской империи, то Елизавета не без оснований считалась самым дорогим его камнем. Елизавета была торжеством Британской империи, ее победой и, разговаривая с послами, всегда помнила о том, что является хозяйкой не только соседней Ирландии, но и далекой Америки. А улыбка, которая не сбегала с ее уст даже во время самых сложных разговоров и принималась послами за обычную учтивость, на самом деле была не что иное, как эдакое проявление снисходительности великой государыни к меньшим державам.

Королева не подпускала Боуса ближе пяти шагов. Однако это совсем не смущало графа: позади Боуса оставались многие придворные, впереди — только ближайшие родственники Елизаветы, отставшие от Ее Величества на три шага.

— Цезарь Иван всем европейским послам рассказывает о том, что женитьба его на английской королеве — дело решенное, — улыбнулся Боус.

— Видно, он в приданое хочет попросить английские колонии. Этот русский князь не так прост, как может показаться, — упорно не желала называть Елизавета царя Ивана полным титулом.

— Мысль о возможной женитьбе он сумел внушить даже послу австрийского императора, который ожидает от этого брака еще большего усиления Британии. В этом случае для английских купцов будет открыт путь через Россию в Среднюю Азию, Персию, Турцию. Именно в эти страны австрийские купцы пробиваются много лет, но царь Иван обложил их таким налогом, что купцам легче было проплыть через три моря, чем выплатить русским требуемую сумму.

— Совсем не удивлюсь, если узнаю о том, что австрийские послы станут говорить князю Ивану, будто бы я кривая на один глаз и что у меня нет ноги, — мило улыбнулась королева. — Выходит, если я не отвечу князю Ивану на его пылкость, значит, для нас будут закрыты восточные рынки?

— Именно так, Ваше Величество, — отвечал граф Боус и незаметно ступил вперед еще на половину шага.

Сейчас он стоял там, где обычно останавливаются принцы. С этого места было хорошо видно, что Елизавета постарела: кожа на скулах собралась в складки и казалась лишней; углы рта слегка потемнели, пройдет совсем немного времени, и ее лицо изуродуют пигментные пятна старости.

Немногие из смертных стояли рядом: это одна из величайших привилегий — наблюдать за дряхлеющей владычицей.

— Наше место тотчас займут австрийцы и голландцы, последние стараются заполучить расположение князя Ивана огромными дарами и обещают отдать за его старшего сына принцессу.

— Но это произойдет только в том случае, если он пропустит купцов через всю Россию.

— Именно так, Ваше Величество. И тем не менее на их товары он накладывает пошлину, в то время как английские купцы торгуют без всяких налогов. Они свободно разъезжают от Великого Новгорода до Астрахани.

— Если я откажу русскому князю, то Соединенное Королевство Великобритании понесет убытки.

— Совершенно верно, Ваше Величество, — отозвался Боус и придвинулся, как бы невзначай, еще чуть-чуть. — Царь наложит на товары английских купцов штраф, который будет куда значительнее их стоимости.

— Мы поступим по-другому, — продолжала улыбаться Елизавета, внутренне торжествуя победу. — Я пока не буду отвечать князю Ивану на его пылкое признание, а наши купцы пусть по-прежнему продолжают беспошлинно торговать по всей России.

— А что будет потом, когда царю Ивану надоест ждать? — учтиво кланялся Боус, разглядывая на башмаке у королевы огромную брошь с полусотней бриллиантов.

— Потом… я пообещаю ему свою племянницу Марию Гастингс, а пока он будет размышлять над этим предложением, купцы будут служить Англии и своей королеве, — с трудом удержалась от смеха Елизавета.

— Ваше Величество очень проницательный политик, — граф наконец сумел оценить стоимость броши — она равнялась сумме его десятилетнего жалованья.

Глава 5

Ростов Великий встретил Гришку базарным гомоном и воскресным перезвоном колоколов.

Чернец потолкался между торговыми рядами, а потом остановился у огромной бадьи. Он хмуро посмотрел на приказчика и пробасил:

— Браги мне нальешь?

— Ты у хозяина попроси, — беззлобно улыбнулся детина, — может, он и расщедрится. А то ведь много таких ходят, и каждый хочет выпить на дармовщинку.

Подошел купец, почесал подбородок, распушив рыжую бороду, потом подозрительно осмотрел запыленную и латаную рясу монаха, после чего изрек лениво:

— Откуда ты такой взялся? Расстрига, что ли?.. Гривну давай за питие, чай, мы не просто так здесь стоим. А на таких, как ты, не напасешься. Если дармовщинки хочешь, так ступай себе в богадельню.

Григорий положил на прилавок узелок, аккуратным движением развязал его и извлек на дневной свет прощальный подарок Гордея.

— На, бери! — бросил бывший тать гривну.

Монета громко затанцевала по струганым доскам, потом замерла под ладонью купца.

— Так чего же ты раньше-то помалкивал?! — мгновенно подобрел голос купца, и сам он стал похож на деда Берендея, рассказывающего мальцам по вечерам сказки. — От Гордея Яковлевича? Узнаю его метку. Пей, монах, — самолично черпнул он ковшом брагу. — Крепок у меня напиток, устоишь ли?

— А ты не жалей, знай себе наливай! — подбодрил Гришка. — Об остальном моя забота.

Приняв в руки ковш, он большими и жадными глотками осушил посудину и посмотрел мутным взором на купца, который продолжал разглядывать гривну.

— Крепок же ты, однако, детина! Как тебя величать?

— Гришкой зови.

— Так что же для тебя сделать, Гришка?

Григорий утер рукавом лоб и щеки, посеревшие от пыли, и мощно откашлялся в кулак.

— Угол бы мне отыскать на первое время, а там я осмотрюсь… Может, и в монастырь куда подамся… насовсем. Тянет меня в братию!

— У меня в доме станешь жить. Места для всех хватит. Такие я хоромы отстроил, что весь базар поместить можно! Эй, — окликнул купец мальчугана, который топтался неподалеку в надежде за услугу заработать грошик, — проводи инока до моих ворот… И вот тебе за труды, — бросил он копейку на белый булыжник.

Монах с малым давно ушли, а купец, разглаживая ладонью ухоженную бородку, продолжал рассматривать начерченные на гривне знаки.

— Да… После стольких лет кто бы мог подумать, такой гость!

Купеческие хоромины были высоки, и хозяин нисколько не преувеличивал, когда сказал, что под их крышей может спрятаться половина базара. Теперь Гришка понимал, что купеческий промысел может приносить не меньший доход, чем разбойный.

— В таком доме и для меня угол найдется, — кивнул Гришка. — Где тут у вас баня, хочу водицей после дальней дороги окатиться, а то засмердел весь.

— А это рядышком будет, подле Успенского собора. Хороша там баня, — весело отозвался отрок, подбрасывая на ладони заработанный грош.

— Проводишь?

— А монету дашь?

Улыбнулся Гришка, узнавая в мальце себя тридцатилетней давности.

— Держи… Только разве так много заработаешь? Ты бери в руки кистень и на большую дорогу ступай. Вон у твоего хозяина мошна какая великая, с него и начинай.

— Успею еще, — серьезно отвечал малец.

И Гришка поверил, что когда-нибудь так оно и случится.

Баня оказалась тесноватой и была общей: мылись в ней заедино мужики и бабы. Топилась мыленка по-черному, и темный ядовитый смрад выходил на улицу через узкие оконца в потолке. В полутемном помещении, среди обильного пара, Григорий видел распаренных и красных от банного жара мужиков и баб. Они громко галдели и лыковыми жесткими мочалами натирали друг другу спины.

В самом дальнем углу раздалась лютая брань.

Григорий перекрестился на сие греховное место и пошел к печи, где пару было поболее.

На лавке, грея толстые бока, сидели бабы и о чем-то разговаривали вполголоса.

— Подвинься-ка, — грубовато обратился Григорий к одной из баб. — Ух, расселась! Половину лавки накрыла! — скосил он плутоватый глаз на груди небывалых размеров.

Молодая баба неохотно приподнялась с лавки, освобождая для мужика место. Григорий поднял с пола таз, зачерпнул ковшом кипяток из огромной бадьи и плеснул крутой водицы в жбан. После чего удобно присел рядом.

Пар был жаркий, сильно обжигал кожу, но Григорий терпел. «Вот оно как повернулось, гривна охранной грамотой оказалась», — не мог он забыть сегодняшнюю встречу.

— Жаркая у вас в Ростове баня, ничего не скажешь, — протянул чернец густым басом, и его голос разошелся по всей мыленке, проникая в самые затаенные углы: — Ох, хороша! Люблю я такие.

Гришка беззастенчиво глянул на бабу, по достоинству оценил ее могучие телеса и, плеснув на себя ладонью воду, осторожно поинтересовался:

— Вдовая? Али с мужем пришла?

Баба качнула своим сытым телом и отвечала, робея: