Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Перейдем сразу к делу, – пожав ему руку, заговорил Семен Иванович. – Я хочу назначить вас инспектором продотдела и возложить на вас очень важные обязанности.

– Меня в ленгорисполком? – удивился Христофоров.

– А что? – пожал плечами резидент немецкой разведки. – У вас хорошая, незапятнанная биография. Вы воевали, инвалидность по контузии получили.

– Это так, но как-то странно, – улыбнулся Христофоров. – Не успел вернуться…

– А вот о вашем вояже лучше не вспоминать, – жестко перебил Брюжалов. – И вообще, на вас, в отличие от ваших спутников, у меня серьезные виды.

– Спутников? – уточнил Христофоров.

– Да тех двоих… – как-то неопределенно отозвался о засланных вместе с Христофоровым Финютине и Курпатом.

– Что это значит? – не понял старший их группы.

– Это значит, что работа в тылу чревата провалами и арестами, и те двое, исходя из их задач, наверняка будут среди первых арестованных, – совершенно спокойно рассуждал Брюжалов. – Мне же нужна правая рука вместо случайно погибшего моего человека, с которым я проработал много-много лет. И вы, Бронислав Петрович, мне подходите, как никто другой.

– А как же те задачи, которые передо мной были поставлены?

– Ваши напарники ими и займутся. А вы с ними больше не будете контактировать, – продолжал Семен Иванович. – Кроме меня, вы теперь будете контактировать только с лейтенантом милиции Бражниным. Или вас что-то не устраивает?

Брюжалова вывел из себя растерянный вид собеседника.

– Меня все устраивает, – моментально собрался Христофоров – Кого же может не устроить хорошее предложение?

– Другое дело, – успокоился Семен Иванович и перешел на свойский тон. – Пиши заявление о приеме и – к инспектору по кадрам. С завтрашнего дня на работу, в комнату в общежитии заселишься сегодня же, не возвращаясь на старую квартиру.

– Там кое-какие вещи остались, – заметил Христофоров, берясь за бумагу и перьевую ручку.

– Все купишь заново, в этом у тебя проблем не будет. Ты теперь самый богатый человек в городе, в твоем распоряжении продуктовый склад.

– Чей склад? – ошарашенно выпучил глаза Бронислав Петрович.

– Официально исполкомовский, эвакуационный резерв, – наслаждаясь произведенным на собеседника эффектом, пояснил Семен Иванович. – Но больше половины продуктов на складе не учтено и никому не принадлежит. Покойный Сосков в свое время передал мне их на благие дела.

– И все это будет в моем распоряжении? – удивился такому доверию Бронислав Петрович.

– В ведении, – поправил Брюжалов. – Продукты в голодном городе – самый весомый аргумент в нашу пользу. И не вздумай злоупотреблять, сам себя выдашь. За тобой мои люди приглядывать будут. Если на себя, по жадности, энкавэдэшников наведешь, то понимаешь, что с тобой будет.

– Понимаю, меня арестуют, – кивнул бывший тенор.

– Нет, мы тебя ликвидируем, чтобы из тебя в Большом доме признания не потекли, – строго предупредил Брюжалов.

– А есть-то продукты можно? – поинтересовался перепуганный Бронислав.

– На складе, внутри, чтобы не видела охрана, из неучтенного товара можешь есть хоть до заворота кишок, вот выносить только по исполкомовским накладным, – улыбнулся Брюжалов.

Он взял написанное Христофоровым заявление, и, наложив на него визу, вернул. Понимая, что разговор закончен, Христофоров взял подписанное заявление и направился к инспектору отдела кадров, к чьей фамилии взывала резолюция об оформлении на место умершего Серебрицкого. Что за место занимал его предшественник, Бронислав Петрович понял по отношению, с которым его принял инспектор кадров. По его заискивающему виду стало понятно, что его предшественник имел огромное влияние на весь аппарат исполкома Ленсовета, и это ощущение своей значимости нравилось Христофорову все больше и больше. После оформления на работу он отправился получать сухой паек, немногим отличающийся от скудного рациона других ленинградцев, а затем пошел в общежитие, где его поселили в отдельную небольшую, но уютную комнату. Но самое главное, что поразило нового сотрудника исполкома, в общежитии были паровое отопление и душ с почти горячей водой. У него даже возникало ощущение, что это он находится где-то в другом месте, где нет войны. Бронислав Петрович прилег на пружинную кровать и погрузился в сон.

Брюжалов после уходя Христофорова проанализировал произошедший между ними разговор и остался доволен его результатом. Слабое звено, образовавшееся после убийства Серебрицкого, было устранено, и теперь он опять почувствовал себя уверенно и спокойно. Правда, с появлением в его доме подруги дочери он стал ловить себя на мысли, что полнейшего спокойствия ему уже не видать. Однако беспокойство имело другой характер. То чувство, те ощущения, которые охватывали его при виде красивой, молодой девушки, были больше похожи на трепет, на любовное влечение. Таких чувств он не испытывал, когда знакомился со своей женой, и поэтому это пугало и радовало. Он, словно сапер или первооткрыватель, понемногу, не спеша, исследовал свое новое чувство, поражаясь его силе, но в то же время понимая, что оно делает его слабым, зависимым. Одним словом, Семен Иванович находился в противоречии чувств и разума. Но все же мужское начало потихоньку брало свое, вытесняя осторожность и рассудительность, ему свойственные как успешному немецкому разведчику. Вспомнив о девушке, мать и отчима которой арестовали по его доносу и которая сейчас должна быть дома, он не выдержал и набрал номер своего телефона.

– Здравствуйте, квартира Брюжалова, слушаю вас, – раздался голос Веры.

– Это Семен Иванович, позови жену к аппарату.

– А ее сейчас нет дома, они с Леной поехали к дедушке, – доложила Вера.

– А ты уже обедала? – поинтересовался Брюжалов.

– Еще нет, только собираюсь.

– Тогда и мне поставь приборы, я сейчас приеду, и мы вместе пообедаем.

Семен Иванович повесил трубку, но охватившее его возбуждение не проходило. «А почему бы и не сейчас?» – пулей промелькнула горячая мысль в голове мужчины. Через пять минут он уже сидел в служебном автомобиле.

– Я задержусь, можешь отъехать домой, – предупредил он водителя.

Вера ждала его приезда. Тут же подала ему полотенце и полила на руки. Они сели обедать. Ели молча. Девушка немного стеснялась отца своей подруги, крупного чиновника, поэтому не поднимала на него глаза. Семен Иванович молчал, лихорадочно обдумывая, с чего ему начать и как все сделать. Съев щи, они перешли к чаепитию. При передаче сахарницы рука Веры оказалась прихваченной пальцами Семена Ивановича. Девушка попыталась высвободиться, но Брюжалова от прикосновения словно прошило насквозь электрическим разрядом, и он, потеряв способность что-либо соображать, не отпускал ее руку, все сильнее сжимая пальцы.

– Иди за мной! – властным голосом приказал мужчина ничего не понимающей девушке.

Вера, предчувствуя недоброе, но до конца не понимая, что происходит, проследовала из столовой в спальню.

– Раздевайся! – таким же приказным тоном, не терпящим никаких возражений, произнес отец ее подруги.

– Семен Иванович, я не понимаю, что вы от меня хотите? – испугалась Вера.

Вместо ответа он подошел к ней и, схватив, швырнул на кровать. Девушка заплакала, в ужасе закрыв лицо руками.

Спустя полчаса все было кончено. Брюжалов стал спешно одеваться, стараясь не смотреть в сторону обесчещенной девушки. «Странно, оказывается, это всего лишь похоть, – отметил про себя довольный мужчина. – Обычный половой инстинкт».

Семен Иванович был рад, что все оказалось так просто. Оставалось только сохранить произошедшее в тайне, чтобы его жена Марина или тем более дочь ничего не узнали.

– Ладно, чего слезы лить, – он кинул плачущей девушке ее одежду. – Будем считать, что ты просто отработала кормежку и пребывание в этом доме.

Вера стала торопливо одеваться, не глядя в его сторону.

– Не вздумай сказать Лене или моей жене о том, что между нами было, – пригрозил своей жертве Брюжалов, – сразу же окажешься там же, где твоя мать и отчим.

– За что вы так со мной? – еле слышно вымолвила девушка, которая уже оделась, и теперь не знала, что ей дальше делать.

– А что, собственно, произошло? Была девицей, стала дамой, всего и дел-то, – цинично ответил Семен Иванович. – Лучше застирай простыню.

– Хорошо, Семен Иванович, я ничего никому не расскажу, – кивнула Вера, – Только вы пообещайте, что такого больше не будет.

– Еще чего! – удивился ее решительному тону Брюжалов. – Как я захочу, так и будет, пока ты у нас живешь.

Вера ничего не ответила, только, вздохнув, вышла из комнаты.

Григорий Иванович определил для себя порядок допроса перебежчиков в произвольной очередности. Первый же допрашиваемый, к его удовлетворению, оказался явно не засланным советской контрразведкой человеком. Он помнил случай расстрела священника и его жены в храме Сретения Господня, поскольку сам был его прихожанином. К тому же молодой человек показался ему не вполне адекватным. В то же время Шнип понимал: в группе перешедших к ним красноармейцев наверняка может быть советский разведчик, если не двое. Поэтому перед ним стояла сложная задача – установить, так это или нет. Это было важно, поскольку перебежчиков собирались использовать в агентурной работе. Обер-лейтенант решил вызвать себе в помощь Нецецкого, рассчитывая, что старый вор поможет ему распознать засланного казачка, тем более что трое из пяти перебежчиков были блатными. Когда пришел Нецецкий, Григорий Иванович рассказал об обстоятельствах перехода на их сторону группы красноармейцев.