Весна Геликонии - Брайан Олдисс

Однако их вынужденное заключение на Авернусе давило на них не только чисто психологически. Они понимали, что не имеют возможности непосредственно проверить свои гипотезы.

Их понимание природы так называемой костной лихорадки с некоторых пор стало предметом горячих споров. Новые знания и наблюдения породили новые гипотезы. Некоторые ученые показали, что во времена затмений и нашествия происходит изменение состава пищи людей. Ратель выходит из моды. Брассимпсы, богатые витаминами и целые столетия выручавшие людей от смерти, вышли из рациона. Не послужило ли такое изменение диеты причиной ослабления сопротивляемости людей вирусу? Дебаты разгорались все жарче и некоторые горячие головы уже высказывались за то, чтобы совершить незаконную экспедицию на планету, несмотря на опасность.

Не все заболевшие костной лихорадкой погибали. Выживала примерно одна треть. Но из умерших только немногие получали свою могилу. Остальных убивали сами соплеменники, соседи, оставляя трупы стервятникам, целые тучи которых парили над селениями, ожидая следующей жертвы. Некоторые люди, боясь смерти, покидали селения, но лихорадка настигала их и в дороге.

Выжившие от болезни теряли треть своего веса и даже впоследствии они не восстанавливали его, так как изменялась генетическая структура клеток. Эта структура передавалась в следующее поколение. Такое положение сохранялось до последнего лета Великого Года. А затем приходила Жирная Смерть.

Как бы в качестве компенсации за эти экстремальные сезонные диморфические изменения, оба пола на Геликонии были примерно одинаковы по росту и весу. Их вес составлял приблизительно 12 стейнов в старых Олдорандских мерах веса. Выжившие от костной лихорадки снижали свой вес до 8 стейнов. Следующие поколения приспосабливали свой скелет к новому весу — и так было до тех пор, пока жуткая Жирная Смерть не приносила другие драматические изменения.

Аоз Рун был одним из тех, кто пережил первый цикл этой трагедии. После него многие тысячи были обречены на страдания и смерть. Некоторые, жившие в отдаленных уголках планеты, не испытали этого удара, но их потомкам было суждено жить в изменившемся мире и у них было мало шансов продолжить свой род. Две страшные болезни, возбуждаемые вирусом, на самом деле были одной болезнью, и эта болезнь, эта царица смерти, была в своем роде и спасителем. Она несла на своем окровавленном мече средство для выживания человечества в необычных условиях жизни на планете.

Дважды в две с половиной тысячи земных лет геликонианцам приходилось пролезать в игольное ушко, куда загоняла их вошь фагоров. Это была цена их выживания, их дальнейшего развития. Из смерти, из явной дисгармонии, из предсмертных хрипов и воплей рождалась чистая нота уверенности в том, что все происходит так, как надо, что все происходящее — к лучшему.

Но только те, кто смог сохранить веру, слышали эту ноту и верили ей.

Когда замер скрип костей, погрузившись в мягкую глубину странной музыки, жгучие пустыни боли оросились блаженной влагой. Это было первое, что ощутил Аоз Рун. Все, что предстало его глазам, когда к нему вернулась способность видеть, это скопление странных округлых предметов с размытыми очертаниями и неопределенными цветами. Для него они не имели смысла, да он и не искал смысла. Он просто лежал там же, где и был, с открытым ртом, неестественно прогнувшейся спиной, закатившимися глазами. Он ждал, пока сможет сфокусировать свой взгляд.

Живительная влага помогла ему обрести сознание. Хотя он еще не мог управлять своим телом, он ощутил, что руки ему еще не повинуются. Редкие мысли посещали его. Он видел бегущих оленей, себя, бегущего за ними, смеющихся женщин, солнце, виднеющееся сквозь кроны высоких деревьев. Мышцы его сжимало судорогами, как у старого пса, лежащего возле костра и видящего сны.

Округлые предметы постепенно превратились в валуны. Он лежал между ними, как будто сам являлся частью неорганического мира. Он лежал с руками, закинутыми за голову.

Преодолевая боль, он двинул своими конечностями. Вскоре он смог сесть, упершись руками в колени, и посмотрел на реку. Странное удовольствие ощутил он, слушая звуки жизни. Он пополз на животе к берегу реки. Со странным удовлетворением он смотрел на безмятежно несущуюся воду. Пришла ночь. Он лежал, уткнувшись лицом в гальку.

Пришло утро. Свет двух солнц согрел его. Он встал, держась за жиденький ствол ближайшего дерева.

Затем он повернул голову, удивляясь тому, что ему удалось совершить это несложное движение. В нескольких ярдах от него, отделенный узким потоком, стоял фагор и смотрел на него.

— Значит, ты все еще жив, — сказал он.

Через долгие годы, теперь затерянные в древности, во многих странах Геликонии сохранился обычай убивать вождя племени, когда у него появляются первые признаки дряхлости. Способ убийства был разным для разных племен. Хотя короли и вожди были посланы на землю Акхой, жизнь их была ограничена. Как только у правителя появлялись седые волосы, или он лишался сил и не мог отрубить голову человека одним ударом, или не мог удовлетворить сексуальные желания своих жен, его душили, подавали чашу с отравленным вином или убивали каким-нибудь другим способом, принятым в этом племени.

Аналогично этому убивали и тех членов племени, которые заболевали смертельной болезнью. В те давние времена милосердие было неизвестно людям. В основном болезни подвергались целительной силе огня. Причем в костер вместе с больным шла и вся его семья. Однако даже такое свирепое лечение не спасало от эпидемий, и все чаще разгорались костры, все громче звучали предсмертные крики несчастных.

И несмотря на все это, человечество медленно, но неуклонно продвигалось к цивилизации, без которой люди не смогли бы жить вместе и на земле царила бы разрушительная анархия. Теперь уже появились больницы, доктора, жрецы. И все они должны были облегчать страдания больных, но не излечивать болезни полностью.

Аоз Рун выздоровел без этой помощи. Возможно его сильный организм преодолел болезнь. Не обращая внимания на фагора, он подошел к воде, вошел в нее по колени, наклонился, зачерпнул воды в пригоршню и стал пить.

Струйка воды, пробежавшая между его пальцев, потекла по бороде и с легким звоном снова вернулась в бегущий поток. С Авернуса заметили даже эти маленькие капли. Наблюдательные мониторы Станции Наблюдения замечали каждый жест лорда Эмбруддока, задыхающегося от изнеможения на маленьком острове. Авернус передавал все сигналы, поступающие с планеты Геликония в Геликонианский Институт.

Приемная станция Геликонианского Института располагалась на Хароне, луне Плутона, на самой окраине солнечной системы. Все события на Геликонии затем обрабатывались и передавались в виде продолжительной саги всем людям Земли и на другие планеты солнечной системы.