Блистательный Париж. История. Легенды. Предания - Елена Чекулаева

Филипп-Август в 1186 году приказал прекратить подобное надругательство над мертвыми, и кладбище обнесли высоченной стеной, а на ночь запирали на замок. Санитарные нормы на парижских кладбищах, конечно, не соблюдались, да их, по сути, и не было. Тела бедняков часто наваливали одно на другое и слегка присыпали землей, в жаркие дни парижане задыхались от трупного запаха, разносившегося по всему городу. Совсем печально дела обстояли в дни эпидемий, которые часто поражали город.

В Средние века высокий уровень смертности стал причиной того, что все кладбища, находившиеся в черте Парижа, оказались донельзя переполненными. Эту ситуацию крайне серьезно отягощали эпидемии чумы, которыми столь богата история Франции.

Например, на кладбище Невинных, которое функционировало с XI века и находилось всего в нескольких сотнях метров от Лувра, уровень поверхности внутри кладбищенской ограды был на 6 м выше уровня тротуаров всех прилегающих к нему улиц. Там были, конечно, индивидуальные захоронения, но в основном общие, когда в одной могиле могли быть погребены до 1500 человек. А потому к концу XVIII века ситуация стала настолько взрывоопасной — и с санитарной, и с криминальной (кладбища привлекали не самую добропорядочную публику) точек зрения, что назрела необходимость в принятии самых безотлагательных мер.

В 1763 году парламентом Парижа был издан указ о запрете захоронения умерших внутри крепостных стен города. Но окончательно это решение стало воплощаться в жизнь лишь в 1780-м, когда стена, отделявшая кладбище Невинных от домов, расположенных на соседней улице — рю де ля Линжери, не выдержав давления изнутри, обрушилась, заполнив подвалы домов останками умерших и чудовищным количеством грязи и нечистот.

Помимо всего, в центре Парижа катастрофически не хватало свободных площадей, в том числе для строительства рынка. Решено было использовать парижские каменоломни для перезахоронения останков усопших.

В 1785 году Государственный совет постановил перенести кладбище Невинных в бывшие каменоломни Томб Иссуар, находящиеся вне черты города. Подземные «загробные дома» должны были быть оборудованы соответствующим образом — их надлежало украсить христианской символикой и соответствующими фразами, напоминающими возможным посетителям о тленности и суетности жизни и величии и неизбежности смерти.

Руководство операцией по переносу костей было возложено на Шарля Акселя Гийомо, главу Инспекции. Он с самого начала планировал сделать подземные кладбища открытыми для посетителей. По его замыслу, все имеющиеся кости должны были быть сложены аккуратными валами, увенчать которые предполагалось рядами черепов. Однако наступившая вскоре смутная революционная пора многое изменила. Перезахоронения стали хаотичными, останки зачастую просто сбрасывали в ближайшие шахты или колодцы, которые использовались когда-то для извлечения камня на поверхность. Также туда стали складывать тела новых умерших и казненных, что существенно осложняло подземную санитарную обстановку. Ведь изначально предполагалось перезахоранивать лишь древние останки, то есть фактически только сухие кости.

В начале XIX века под руководством Эрикара де Тюри — тогдашнего главы Инспекции — создали подземный некрополь, предназначенный для посещения широкой публики. Именно Де Тюри принадлежит «авторство» в выборе разнообразных изречений, начертанных на стенах катакомб, в том числе и встречающего посетителей на пороге: «Остановись! Здесь царство смерти!», которое принадлежало аббату Жаку Делилю.

Со временем в подземелье оказались останки деятелей королевской эпохи: министров Людовика XIV — Фуке и Колбера. После Реставрации монархии с кладбища Еррансис были перенесены останки Дантона, Лавуазье и Робеспьера, с Сент-Этьен-дю-Мон — Марата. С кладбища Сен-Бенуа сюда переместились кости сказочника Шарля Перро. Литературный мир «представлен» в подземельях костями Франсуа Рабле (прежде захороненного в монастыре Августина), а также Расина и Блеза Паскаля (ранее они покоились в Сент-Этьен-дю-Мон). По иронии судьбы, останки инициатора и организатора подземных захоронений — Шарля Акселя Гийомо, равно как и его преемника и последователя — Эрикара де Тюри, в итоге также оказались в оборудованных ими же самими катакомбах после того, как были закрыты кладбища Сент-Катрин и Сент-Бенуа.

Накануне революции 1789 года власти приняли решение о закрытии всех городских кладбищ и о создании новых за пределами Парижа. Но эта реформа была полностью осуществлена только после того, как улеглись революционные бури. Все захоронения бывших городских кладбищ были перенесены в специально устроенные для этого катакомбы возле площади Данфер-Рошро, где уже в XX веке открыли музей, который стал местом туристического паломничества, а в городе появились одно за другим новые кладбища: Пер-Лашез, Монмартрское и Монпарнасское. Барон Османн, с присущим ему размахом, хотел осуществить еще одну кладбищенскую реформу, устроив далеко за городом один грандиозный некрополь, равный по площади самому Парижу. Но мечту эту ему реализовать не удалось.

Самым большим, известным и посещаемым столичным кладбищем стало кладбище Пер-Лашез. Для этого власти, притом на самом высшем уровне, приложили немало усилий. Прежде всего, 21 июня 1804 года Наполеон издал указ о том, что никакие захоронения не могут производиться вне кладбища Пер-Лашез. Тем не менее никто из богатых парижан не хотел быть похоронен в восточном, совершенно не престижном квартале, который вчера еще был городским предместьем. Тогда для привлечения «публики» в 1817 году на Пер-Лашез были перенесены останки многих знаменитостей и исторических персонажей, а их надгробия стали настоящими произведениями искусства.

Эта своего рода рекламная акция имела успех: появилось много желающих покоиться в обществе Жана Батиста Мольера, Пьера Абеляра и Элоизы или пристроить туда почивших родных. Если в 1812 году на кладбище было только 833 могилы, то в 1824 году его территорию пришлось увеличить, так как захоронений насчитывалось уже тридцать три тысячи. Планировка была создана знаменитым архитектором Брониаром, автором здания парижской биржи.

Само место, на котором появилось кладбище, принадлежало когда-то ордену иезуитов, а местность сохранила имя одного из отцов этого ордена, Де ля Шеза. Он был духовным наставником и исповедником Людовика XIV. Привязанность короля к монаху позволила иезуитам расширить и приукрасить свои владения. Монашеский сад с фонтанами, редкими деревьями, оранжереей, гротами и водопадами превратился в место романтических встреч аристократии.