Брак по расчету. Златокудрая Эльза - Евгения Марлитт

В деревне все знали, что в замке свирепствуют страшнейшие бури, которые очищают тамошнюю атмосферу. Первые три дня после приезда фон Вальде обедал один в своей комнате и отсылал обратно все бесчисленные записки, которые посылала ему баронесса, но в конце концов болезнь Елены вынудила их встретиться у ее постели. С этого дня жизнь как будто вошла в прежнюю колею, хотя слуги уверяли, что господа за столом не говорят ни слова. Гольфельд приезжал один раз, чтобы поприветствовать хозяина, но, по слухам, уехал очень быстро и притом с чрезвычайно вытянутой физиономией.

В один пасмурный августовский день Елена фон Вальде прислала Елизавете записку с просьбой прийти в замок. Войдя в ее комнату, девушка увидела, что Елена не одна — в кресле у окна сидел фон Вальде, похоже, он заканчивал произносить какую-то речь. Сидевшая рядом с ним баронесса фон Лессен, наклонившись к нему, с любезной улыбкой слушала его слова, хотя они были обращены к Елене. Баронесса держала вязание, и вся эта картина казалась вполне мирной. На кушетке лежала Елена, просторный капот окутывал всю ее тщедушную фигурку, русые волосы были запрятаны под утренний чепчик, розовые ленты которого еще больше подчеркивали смертельную бледность ее лица. На пальце у нее сидел попугай, которого она время от времени ласкала и прижимала к щеке. «Ужасная» птица была теперь «милочкой» и могла кричать сколько душе угодно. Значит, и тут состоялось примирение.

Елена, увидев Елизавету, приветственно махнула ей рукой, но от девушки не укрылось, что она старалась подавить легкое смущение.

— Милый Рудольф, — проговорила она, взяв брата за руку, — вот та милая артистка, которой я обязана многими прекрасными часами. Елизавета Фербер, которую ее дядя, да и все в округе зовут «златокудрая Эльза», так увлекает всех своей игрой, что я хочу попросить ее заставить нас забыть о сегодняшнем пасмурном небе. К сожалению, я не могу составить вам компанию у рояля. Не будете ли вы так добры сыграть нам что-нибудь?

— С удовольствием, — ответила Елизавета, — но я очень волнуюсь, потому что боюсь не справиться с тучами на небе и не оправдать похвалу моей игре.

— Могу ли я теперь удалиться на часок? — спросила баронесса, складывая вязание в корзинку и вставая. — Я хочу немного прокатиться с Бэллой — бедняжка так долго не была на воздухе!

— Ну, кажется, в свежем воздухе здесь недостатка нет — ей достаточно высунуть голову в окно, — сухо проговорил фон Вальде, стряхивая с сигары пепел.

— Ох, Рудольф, тебе, возможно, не очень хочется давать мне лошадей? Я останусь дома, если…

— Я совершенно не понимаю, чего ради мне удерживать тебя? Катайся, пожалуйста, когда и сколько тебе угодно, — последовал равнодушный ответ.

Баронесса поджала губы и обратилась к Елене:

— Значит, решено: кофе будем пить у меня. Я недолго буду отсутствовать, так как собирается дождь. Вернусь ровно через час и отведу тебя к себе.

— Это уже в течение многих лет было моей обязанностью, — вступил в разговор фон Вальде, — и я надеюсь, что сестра не думает, будто я забыл о ней за время разлуки.

— Конечно нет, милый Рудольф, я буду тебе благодарна, — оживленно воскликнула Елена, в то время как ее взгляд боязливо перебегал с брата на баронессу и обратно.

Баронесса между тем мужественно поборола свой гнев. Она с милой улыбкой протянула руку фон Вальде, поцеловала Елену и, проговорив «до свидания», выпорхнула из комнаты.

Во время этих переговоров Елизавета рассматривала лицо фон Вальде, взгляд и голос которого на днях произвели на нее такое сильное впечатление. Его лицо выражало твердость, которую ничто не может сломить, а взгляд говорил о честности и решительности этого человека. Какой спокойный свет лился из его глаз, которые тогда метали искры! Его взгляд становился более ледяным, когда останавливался на баронессе. Темная, чуть вьющаяся борода покрывала нижнюю часть лица фон Вальде, придавая ему строгость и величавость.

Когда баронесса вышла из комнаты, Елизавета подняла крышку рояля.

— Нет-нет, пожалуйста, без нот! — воскликнула Елена, заметив, что молодая пианистка ищет их. — Мы хотим послушать ваши собственные мысли. Прошу вас, сыграйте что-нибудь экспромтом.

Елизавета без колебания села за рояль. Вскоре она забыла о внешнем мире. В ее душе зарождался целый сонм звуков, который увлекал ее куда-то ввысь. Ее внутренний мир выливался в этих мелодиях.

Последние аккорды отзвучали. На ресницах Елены дрожали две слезинки, ее лицо побледнело еще больше. Она взглянула на брата, но тот смотрел в сад. Когда он наконец повернулся к ней лицом, оно было таким же спокойным, как и раньше, только легкий румянец появился на щеках. Сигара выскользнула из его пальцев и лежала на полу. Он ни слова не сказал Елизавете относительно ее игры, зато Елена, которой, видимо, было неприятно молчание брата, рассыпалась в похвалах, как бы компенсируя его холодность.

— Это было гениально! — воскликнула она. — В Б., наверное, не имели понятия о золотом источнике мелодий, таящихся в груди Эльзочки, иначе ее не отпустили бы в наши тюрингенские леса.

— Вы раньше жили в Б.? — спросил фон Вальде, переводя взгляд на Елизавету.

Та увидела, что лед в его глазах растаял. Они сияли каким-то особенным блеском. Она просто ответила:

— Да.

— Перенестись вдруг из прекрасного большого города на одинокую гору посреди тихого леса! Слишком резкая перемена. Вы были, вероятно, в отчаянии, когда узнали о предстоящем переезде?

— Я сочла это незаслуженным счастьем, — последовал спокойный ответ.

— Что? Удивительно! Я думаю, что никто не станет срывать репейник, когда может иметь розу. Это общепринятый взгляд.

— Да, но очень односторонний.

— Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из ваших друзей разделял ваши взгляды… Но все-таки предполагаю, что вам нелегко было расстаться с друзьями.

— Даже очень легко, потому что у меня их не было.

— Не может быть! — воскликнула Елена. — У вас не было даже хороших знакомых?

— Были — те, кто мне платил.

— Вы давали уроки?

— Да.

— Разве у вас никогда не было потребности иметь друга?

— Никогда, потому что у меня есть мать, — с глубоким чувством ответила Елизавета.

— Счастливая! — пробормотала Елена, опуская голову.

Елизавета поняла, что задела рану в сердце Елены. Она очень пожалела об этом, и ей захотелось загладить неприятное впечатление. Фон Вальде, казалось, прочел эту мысль девушки по ее лицу и, не обращая внимания на печаль в голосе Елены, спросил:

— И вы пожелали жить именно в Тюрингене?