Впереди — Днепр! - Илья Маркин

— Никак нельзя. Еще часа четыре светлого времени. Это же задержит все, что позади нас.

— Нет, нет, — согласился Поветкин, — нужно брать до темноты. Но как, как? — с отчаянием воскликнул он. — Если бы танки были, а они ушли на Богодухов и Харьков.

— Что это? — вскрикнул Лесовых, напряженно прислушиваясь. — Стрельба в селе. Кто же это?

Из укрытого садами села отчетливо доносились автоматные очереди, треск одиночных выстрелов, приглушенные взрывы гранат. Не успели Поветкин и Лесовых определить, что произошло, как впереди, где лежали стрелки первого батальона, взвилось раскатистое «ура», и широкая цепь всех трех рот россыпью бросилась к селу. Все резче и ожесточеннее хлестали автоматные и пулеметные очереди, перекатывались из края в край села гулкие взрывы, где-то позади церкви взметнулся черный клуб дыма и жарко запылали длинные языки пламени.

— Паника в селе, — поспешно прокричал по телефону Чернояров, — видимо, наши партизаны там. Мои роты уже ворвались на окраину.

Пожар в селе все разрастался. Рванул в небо второй клуб смрадного дыма. Из лощины к северной окраине, не ожидая команды, хлынули стрелки второго батальона.

По всему селу вразнобой ударили фашистские артиллерия и минометы, а из дальних садов и с высот на окраинах высыпали темные фигурки вражеских пехотинцев.

Группами и в одиночку они бежали прямо полем, видимо, намереваясь скрыться за холмами.

— Я в село, там сейчас самое главное, — прокричал Лесовых, выскакивая из окопчика.

— Подожди, вместе поедем, — остановил его Поветкин и вскочил в подъехавший вездеход.

Всего несколько минут назад безлюдное село кишело народом. Из подвалов и щелей вылезали женщины, детишки, старики, спеша навстречу бежавшим солдатам, обнимая и задерживая их.

— Наступать по левой дороге, не задерживаться. Не дать противнику опомниться, — приостановив машину, крикнул Поветкин командиру третьего батальона и положил руку на плечо Лесовых. — Иди во второй батальон. Наступать прямо через лес. Я выскочу на окраину и туда подтяну всю артиллерию.

Лесовых одним махом выпрыгнул из машины и бросился на северную окраину, где еще не утихла беспорядочная стрельба.

Поветкин тронул машину, но тут же остановился. К нему, широко разбрасывая ноги, бежал Чернояров.

— Все кончено, — на ходу крикнул он, — село занято. Первая и третья роты вышли на южную окраину. Вторая проверяет дома и сады. Врача нужно. У партизан раненые…

— Немедленно за врачом и санитарами, — приказал Поветкин шоферу.

В суматохе Поветкин не сразу разузнал, что же произошло в селе и кто открыл в тылах противника такую спасительную для полка стрельбу.

— Так где же партизаны, вы видели их? — спросил он Черноярова.

— Да партизан-то, собственно, только четверо: девушка и три парня, двое из них ранены. Они уже несколько дней скрывались здесь в селе, ну, собрали вокруг себя молодежь, несколько стариков, раздобыли немецкие автоматы и, когда мы подошли, решили ударить гитлеровцев с тыла.

— Товарищ подполковник, товарищ подполковник, — испуганным воплем прервал рассказ Черноярова ординарец Поветкина. — Военврач… Доктор… Ирина Петровна убита.

— Ирина Петровна, — забыв обо всем, вскрикнул Поветкин. — Где? Как?

— Там, партизан раненых перевязывала. Вышла из дома… Два снаряда… И…

Не дослушав ординарца, Поветкин бросился к дому у церкви.

Под сенью тополей у дома грудилась пестрая толпа военных и гражданских. Заметив бежавших офицеров, толпа расступилась, и Поветкин увидел санитарные носилки на земле и лежавшую на них Ирину. Военфельдшер Пилипчук и Марфа с Валей что-то делали, склонясь над ней.

Едва взглянув на лицо Ирины, Поветкин сразу понял, что судьба ее решена. Всегда нежные, с крохотными ямочками щеки ввалились, наливаясь мертвенной синевой. Полные розовые губы почернели, не закрывая ярко белевших зубов. Тусклые глаза смотрели отчужденно.

— Сергей Иванович, — увидев Поветкина, едва слышно прошептала она, — как все нехорошо, Сергей Иванович, раненых столько, а я вот…

Она пыталась поднять руку, но не смогла, обессиленно закрыла черные веки, и по щеке покатилась слеза.

— Ничего, Ирина Петровна, — с трудом подавляя страшную тяжесть в горле, проговорил Поветкин, — сейчас хирурга вызову, в госпиталь отправим…

— Пульс исчез, — держа руку Ирины, прошептал фельдшер Пилипчук.

— Да делайте, делайте что-нибудь! Спасайте, что вы шепчете, — отчаянно закричал на него Поветкин, но Пилипчук только ниже склонил голову, выпустил из своей руки безвольно упавшую на грудь Ирины ее руку и, видимо, так же с трудом владея собой, медленно снял фуражку. В толпе кто-то всхлипнул, и сразу же в несколько голосов пронзительно зарыдали женщины.

Поветкин, шатаясь, вышел из толпы.

— Сережа, — позвал его страшно знакомый, словно звучавший из какого-то потустороннего мира женский голос.

Поветкин ошеломленно остановился, встряхнул головой и испуганно осмотрелся. Никого из женщин поблизости не было.

— Сережа, — уже отчетливее, яснее и ближе раздался все тот же, удивительно знакомый голос.

Поветкин повернулся вправо и замер. Прямо к нему, от дома, где лежали раненые партизаны, бежала Нина.

Развертываясь все шире, наступление советских войск неудержимо катилось к Днепру. Пятого августа, через два дня после начала наступления Воронежского и Степного фронтов, Москва салютовала своим доблестным сынам, освободившим от гитлеровцев Орел и Белгород. В середине августа под городами Богодухов и Ахтырка продвижение советских войск замедлилось. Гитлеровское командование, собрав все свои резервы, нанесло в этом районе несколько сильных контрударов, пытаясь удержать Харьков и не допустить советские войска к берегам Днепра. Целую неделю западнее Харькова кипела ожесточенная борьба с фашистскими танковыми дивизиями. В это время дивизии Степного и Юго-Западного фронтов с трех сторон надвигались на Харьков, окружая оборонявшуюся там группировку из шестнадцати вражеских дивизий. В это же время, в третью неделю августа, правофланговые армии Воронежского фронта нанесли новый удар у города Сумы и начали стремительно продвигаться на юго-запад между реками Ворскла и Псел, глубоко обходя группировку фашистских танковых дивизий между городами Ахтырка и Богодухов. В начале двадцатых чисел августа советские войска, заняв города Зеньков, Ахтырка и Котельва, поставили под угрозу полного окружения и эту фашистскую группировку. 22 августа, стремясь любой ценой спасти свои войска, Гитлер отдал приказ об отходе к Днепру. А 23 августа Москва вновь озарилась залпами салюта, отмечая освобождение Харькова.

Все это время, когда развертывалось наступление, Андрей Бочаров почти не был в штабе фронта, разъезжая по армиям, корпусам и дивизиям, то под Богодухов и Ахтырку, то в район Сум, то опять к Ахтырке и Котельве. Дважды пришлось ему бывать совсем недалеко от дивизии Федотова и дважды он, мучительно борясь с собой, не решился заехать туда.

Утром 24 августа, только что возвратясь из освобожденного Зенькова, он написал доклад о своей поездке и до прихода генерала Решетникова прилег отдохнуть. Множество впечатлений от поездки теснилось в голове и не давало уснуть. Опять вспомнилось, как вчера вечером, находясь всего в двух десятках километров от дивизии Федотова, он мучительно боролся с желанием заехать туда и повидаться с Ириной.

«Нет! — решительно сказал он себе, — в следующую поездку обязательно заеду».

Немного успокоясь, он закрыл глаза и вздрогнул от резкого телефонного звонка. Вяло подняв трубку, он ответил, и тут же вскочил с постели. По телефону говорил Федотов каким-то странным, с трудом узнаваемым голосом.

— Ирина Петровна погибла, — поздоровавшись, удивительно медленно сказал он, — вчера в Харькове похоронили. Я искал тебя и не мог найти.

Он говорил еще что-то, но Бочаров ничего не слышал. Страшная, все подавившая тяжесть навалилась на него. Он сидел, тупо глядя на упавшую на стол телефонную трубку. Не было ни мыслей, ни чувств, ни, казалось, самого себя. Одна острая, разламывающая боль давила его.

— Доброе утро, — поспешно войдя в комнату, поздоровался генерал Решетников, — как отдохнули? Поспали немного? Да что с вами, Андрей Николаевич? — встревоженно спросил Решетников. — Вы же белее стены. Нездоровится, что ли?

— Н… нет, — с трудом пробормотал Бочаров. — Просто устал. Дорога длинная, тяжелая…

— Ну, сейчас вы мгновенно оживитесь, — чему-то радуясь, сказал Решетников и, приняв торжественно-важную позу, отчеканил:

— Поздравляю вас, Андрей Николаевич, во-первых, с присвоением звания генерал-майора, а во-вторых, с назначением на должность начальника штаба армии.

— Спасибо, — прошептал Бочаров, с трудом понимая, что сказал Решетников.