Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах. - Алексей Вышеславцев

Смахнув платком с кружевных оборок попавший на них табак, я поправляю свой напудренный парик и продолжаю:

«Почти то же ощущали мы, попав на Таити, страну, действительно поражающую путешественника своею красотою. Некоторые из нас сразу потонули в вихре увлечения, как любители-дилетанты, пробегающие поверхностно картинную галерею, безусловно принимая всякое схваченное наслаждение. Другие приостановились и с недоверием смотрели на очаровательные бухты, окаймленные гирляндами пальм, на южное небо, смотрящееся звездами сквозь прорезь зелени; эти зрители, мало-помалу увлекаясь, покорялись общему впечатлению. Отчаянные пессимисты, не сдаваясь на словах и сами того не замечая, меняли свои привычки и вдруг, ни с того ни с сего, просиживали несколько часов сряду, ночью, под тенью пальм, не давая себе ни в чем отчета, не сознаваясь перед собою в сделанном отступлений от своих привычек. Таити подействовал на всех, как безусловно совершенная красавица. С восторгом припал к её ногам юноша, откровенно высказывая ей чувство, переполнившее его молодое сердце, чувство, вырывающееся то бурными потоками речи, то бессвязными словами, в которых слышалась откликнувшаяся на призыв красоты молодость; улыбнулся старик и безропотно преклонил свою седую голову; остановился равнодушный, всмотрелся и должен был сознаться, что перед ним что-то новое, что-то неиспытанное им до сих пор, и что он чувствует сам, как начинает мало-помалу сдаваться…»

Спутник Бугенвиля остался бы в своем безграничном восхищении; но плавателя XIX века ждала у будуара красавица, на острове Таити, французская колония, с солдатами, нарядившимися, по случаю прихода русской эскадры, в суконные сюртуки с бумажными эполетами, — с трехцветными флагами; колония с кабаками, с миссионерами, с хвастовством, водевильным разговором, торгашеством, нечистоплотностью, с рожками, играющими зорю, с барабанам и грубым непониманием своего дела! Как ни усиливались близ растущие деревья скрыть своими ветвями и широкими листьями болезненные наросты этого отребья цивилизации, эти домики, похожие на сундуки, с претензиями на какую-то дюжинную архитектуру, — колония смотрела пятном, дерзко нарушающим общую великую гармонию, грязным пятном на безукоризненно-чистой одежде невесты.

Во весь переход наш от Сандвичевых островов до Таити не было ни одного свежего ветра, ни одного сильного шквала, который бы нарушил каким-нибудь неприятным сюрпризом, как например сломанною стенной или разорванным парусом, спокойствие нашего плавания. Экватор, который мы пересекали уже в третий раз, не дал нам ни минуты штиля, и SO пассат, как будто из учтивости, все жался к O, чтоб быть для нас как можно благоприятнее, как можно попутнее. Вечером увидали берег, почти весь закрытый облаками; к утру облака разрешились дождем и выказали сначала возвышенные части острова. Но вот общая масса облаков как будто раздвоилась, и из образовавшейся расселины показалась диадема, — скала, причудливою формою своею напоминающая корону с острыми зубцами наверху. По берегу, у моря, показались зеленые рощи; мысами выходили они вперед, перегоняли друг друга и отступали, сжавшись и столпившись вокруг небольших заливов и бухт. Мириады мадрепор окружили непроницаемою стеной Таити, останавливая своими коралловыми жилищами напирающее море, как бы не давая ему испортить своими неласковыми волнами великолепного пояса из пальм, обносящего остров. А волны бурлят и пенятся, и разбиваются брызгающими и ломающимися бурунами. У ног красавицы, защищаемой каменною оградой, за грядами рифов, море спокойно и тихо; как зеркало, отражает оно в себе чудный образ, со всеми подробностями его красоты и прелести.

Между белеющими бурунами показалась лодка, с парусом, — то был лоцман. Скоро он вскарабкался к нам на клипер и уселся на бушприт, указывая рукою, куда править рулем и как пройти между подводных скал и рифов. Вот буруны, белевшие спереди, ревут с обеих сторон судна; одно неверное движение, и мы останемся здесь на всегда; но лоцман не первое судно ведет между этою Сциллой и Харибдой. Вот и рейд; небольшой островок, покрытый пальмами, сторожит его с моря; кругом залива обвилась канва из пальм, домиков, хлебных дерев, хижин, цветов и пестрых платьев каначек, мелькающих между зеленью и гуляющих по набережной. Над каймой поднимаются холмы, блистающие яркою зеленью; за ними темнеют ущелья, но убравшие их рощи и кусты отнимают у них мрачный и строгий вод; все здесь радостно, светло, весело!

Остров Таити открыт Валлисом в 1767 году; через год, его посетил Бугенвиль, которого восторженные описания «Новой Цитеры» всем известны. Несколько лет спустя, на Таити был Кук, и суровая, строгая личность его немного смягчилась под влиянием чудной природы острова. Кук остается здесь долее, нежели предполагал, и слог его, отличающийся точностью и сжатостью, становится плавнее и мягче, когда он говорит о таитянках! Кук три раза возвращался на Таити. К этому времени относится знаменитое происшествие, столько раз рассказанное и в прозе, и в стихах; я говорю о шлюпе Баунти, команда которого взбунтовалась под предводительством Христиана. Капитан был схвачен и посажен с несколькими людьми, оставшимися ему верными, на шлюпку; им дали компас, несколько провизии и пустили в море, и шлюпка благополучно достигла Сиднея. Бунтовщики не знали, что делать с судном; мнения разделились на две партии. Мичманы Стюарт и Хейвуд высадилась на Таити, a Христиан, не считая себя вполне безопасным, ушел с другою партией в море, с целью отыскать какой-нибудь необитаемый остров. Известно, как они поселились на Питкерне, где почти все погибли в беспрестанных ссорах; как остался один Джон Адамс, с детьми и женщинами, раскаявшийся и решившийся загладить перед Богом и совестью свой преступления, положив в основание колонии, в которой он оставался единственным главой, глубокую нравственность и труд. Среди океана воспитывалось семейство нравственных людей, которые удивляли собою случайно попадавших туда плавателей.

Первые миссионеры прибыли на Таити из Лондона, с капитаном Вильсоном, в 1797 году. Королем был Помаре; они принял их очень хорошо. Религией таитян был фетишизм; боги Таароа, Оро и Мануа играли главную роль. Миссионеры в этих трех лицах находили аналогию с лицами Святой Троицы, как бы желая сначала подделаться под понятия туземцев. Этим трем высшим божествам подчинены были многие низшие: боги моря, боги акул, воздуха, огня и пр. Идолы грубо вытачивались из казуаринии и обвертывались лоскутьями тапы. Они тогда только имели силу, когда оживлялись голосом жреца. Храмы состояли из огороженных камнями мест, называемых мораями; деревья, окружавшие мораи, почитались священными. Богослужение состояло из молитв и жертвоприношений; в жертву же приносились плоды, свиньи, птицы и, во время войны, люди. Должность жреца была наследственная, и жрец почитался наравне с вождями. Вот что нашли на Таити английские миссионеры и с чем предстояло им бороться.