Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции - Иван Дмитриевич Путилин

наваждение, а подозрительность ваша поставила вас в такое водевильное положение. Поезжайте скорей домой и просите прощения у супруги.

Пораженный купец стал спускаться по лестнице к выходу. За ним последовал Путилин, чтобы немного задержать его разговором и дать жене возможность поспеть домой.

– Я очень рад, – сказал Путилин, – что мое случайное присутствие удержало вас от преступления.

– Да, да! Я очень вам благодарен, вы спасли меня…

– Играя такую большую роль в этом событии, я имею право задержать вас на полчаса специально для того, чтобы вы подробно рассказали мне эту глупую и неприятную историю.

– Сейчас не могу. Я слишком взволнован и потрясен. Если позволите, я завтра заеду к вам…

– Можете заехать и завтра, а теперь мы пройдемся по Невскому проспекту пешком и побеседуем. Для вас это полезно: вы явитесь домой успокоенным, а я соберу сведения, так сказать, по горячим следам.

– Извольте! Я согласен.

Путилин взял его под руку:

– Ну-с, начинайте.

– Вчера я должен был уехать в Н-скую губернию на свои фабрики, о чем жена моя, конечно, знала заранее. Она осталась в Петербурге, а я отправился на три дня по Николаевской железной дороге. Когда курьерский поезд подошел к станции Любань, мне доставили в вагон телеграмму такого содержания: «Вы в пути, а жена ваша в маскараде. У нее свидание… Она одета в черное домино с бутоньеркой из красных розанов». Это известие меня так ошеломило, что я тотчас же выскочил из вагона и вернулся в Петербург на экстренном поезде. Прямо с вокзала я отправился в костюмерную, запасся черным домино и поехал в Дворянское собрание. После недолгих скитаний по залу и буфету я вижу черное домино с бутоньеркой под руку с ненавистным для меня человеком, к которому, как мне говорили, моя жена была неравнодушна. Я стал следить за этой парочкой и прислушиваться к ее беседе, в которой очень часто упоминалось мое имя. Жена жаловалась на то, что ее силой выдали за меня, что ее родители прельстились моим богатством, что она по-прежнему любит только одного его. Я едва сдерживал себя. Для меня стало все ясным, я только и выжидал их выхода на улицу, где бы смело мог сорвать маску с изменницы. Он пригласил ее ужинать в «Малый Ярославец», она согласилась, и они уехали. Конечно, я поспешил за ними… Остальное вам известно.

Я стал следить за этой парочкой и прислушиваться к ее беседе, в которой очень часто упоминалось мое имя. Жена жаловалась на то, что ее силой выдали за меня, что ее родители прельстились моим богатством, что она по-прежнему любит только одного его.

– Однако жестоко же вы обманулись.

– Я не знаю, как это произошло. Я не могу понять, как я мог обознаться, почему говорили именно обо мне, и так далее.

– У страха глаза велики. Благодаря своей впечатлительной натуре вы все преувеличили…

– Нет, тут что-то неладно.

После продолжительной прогулки Путилин расстался с купцом и уехал домой.

А тот быстро поднялся к себе в квартиру. Горничная, не ожидавшая такого скорого возвращения своего господина, с изумлением встретила его.

– Барыня дома?

– Дома-с… почивают…

Он прошел в спальню; его жена безмятежно спала. От шума она проснулась и спросила:

– Что это значит? Ты вернулся?

– Да… Я вернулся… Со мной кто-то подло пошутил…

– Подшутил? Как?

Он рассказал ей о телеграмме, о своих похождениях на маскараде и в ресторане. Она заливалась веселым смехом.

– И ты, глупенький, осмелился мне не доверять? Благодарю, не ожидала! О, я за это непременно тебя накажу, нарочно побываю в маскараде, и непременно с этим противным…

Успокоенный купец упал на колени и стал просить прощения.

На другой день он был у Путилина.

– Как вы себя чувствуете? – спросил его Иван Дмитриевич.

– Превосходно… Теперь я уверен в своем ангеле и уж конечно никаким телеграммам больше не поверю.

Затем он упросил Путилина разыскать ту особу, которой он накануне нанес оскорбление в ресторане, и передать ей от него «на булавки» триста рублей. Эта просьба через день была исполнена.

Спустя неделю Путилин получил приглашение на обед к Донону, устроенный счастливым купцом. Компания собралась небольшая: всего человек шесть или семь. Когда подали шампанское, он произнес тост:

– Милостивые государи, здесь между нами присутствует дорогая для меня личность, которой я обязан своим семейным спокойствием, а вы – сегодняшним обедом. Я собрал вас нарочно для того, чтобы вы вместе со мной пожелали долгих дней и доброго здоровья Ивану Дмитриевичу Путилину. Он уберег меня от преступления. Ура!

По окончании обеда Путилину удалось отвести в сторону присутствовавшую на торжестве молодую жену, которой он счел нужным сделать маленькое внушение:

– Однако, сударыня, как вы неосторожны! Ведь вы действительно чуть-чуть не натолкнули вашего супруга на крупный скандал…

– Я? – удивленно воскликнула она. – Да с чего вы это взяли?

– Помилуйте, можно ли в публичном месте назначать свидания, вести откровенные беседы, ездить в ресторан ужинать?!

– Ха-ха-ха! Вы, кажется, так же, как и мой благоверный, склонны подозревать меня в вероломстве? Это забавно! Конечно, я знаю, о чем вы говорите, но позвольте уверить вас, что в тот вечер я была в гостях у своей тетушки, и нигде более.

Она говорила таким твердым голосом, что Путилин смутился.

Но замечательнее всего из этой истории то, что незнакомка, получившая через Путилина триста рублей за свое беспокойство, деньгами этими распорядилась умно. Она изменила образ жизни и возвратилась к прежнему ремеслу своему, открыв модную мастерскую, дела которой пошли хорошо, и впоследствии она обратилась в довольно-таки популярную петербургскую портниху. Судьба!

На розыске

Иван Дмитриевич Путилин занимал скромное место чиновника сыскного отделения, когда в богатом подмосковном селе Гуслицы обнаружилась фабрика фальшивых кредитных билетов.

Как деятельного, энергичного и умелого, его командировали на расследование этого преступления. С собой он прихватил еще двух агентов, на которых были возложены обязанности помощников.

Чтобы не навлечь на себя подозрения гуслицких обывателей, Путилин незадолго до отъезда на место преступления устроил так, что дьячка местной сельской церкви перевели на другое место, а на освободившуюся вакансию временно отправили какого-то московского псаломщика, которому, конечно, предварительно было внушено, что к нему приедет на побывку брат с родственниками. Поэтому нового гуслицкого псаломщика нисколько не удивило, когда в один прекрасный вечер к нему приехал Путилин с помощниками. Он встретил их радушно на крыльце своего дома и на нежные родственные объятия мнимого брата отвечал не менее нежным и радушным поцелуем.

Чтобы не навлечь на себя подозрения гуслицких