Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич

— Не-е-ет! Мы будем стоять до конца и плевать, сколько детей вашей поганой земли поляжет!

— Образумься дурак! — кричит Данте и чувствует, как что-то в сознании лопается и холодным ручьём снова истекает в ум, пытаясь взойти на царство в воле.

«— Убей его», — молвит голос через душу, и капитан понимает, что действие успокоительного ослабло, а в глазах стало мерещиться странное существо, плясать среди теней, собравшихся, только уже на Данте не похожее — в чёрной броне, с утончёнными чертами лика, слабо напоминавшими капитана. Его зловещий и всепроникающий голос зазвенел буквально отовсюду, ломая мужчину тремором и панической атакой.

«— Вот мы и пришли к этому, капитан Данте. Давай, устроим тут террор, ибо эти люди повинные в смерти Сериль и Марты».

Из последних сил Данте держится, его силы на исходе, всё тело дрожит от страшного напряжения, но в конце концов, нашёптывая имя Сериль и Марты, злой дух ненависти и обвинения берёт верх, и капитан слабеет, подчиняется чёрное воле из подсознания. Данте не выдержал и рассвирепел, и снова захлебнулся страшной яростью, которая туманит рассудок багровым туманом. Он в один миг подбежал, раскидывая всех, схватил «парламентёра», сжав его одежду до такой степени, что она с треском стала тянуться и рваться, а кожу ущемило. Не выдержав, ударил ему по лицу, и пальцы боли не ощутили, разум практически отключился. Затем ещё и ещё, упиваясь проснувшейся жестокостью, пока его кулак не стал багровым от крови, которая и скрыла лицо мятежника. А когда Данте потянулся к оружию, то ощутил хлопок по затылку, от чего он покачнулся и упал во тьму, ощутив холод пола.

Сознание проснулось через несколько минут, когда капитан стал подниматься с дранного матраца. Голова раскалывалась от боли, но Данте был этому рад. Хоть на мгновение его отпустило чувство гнева и голос смолк.

— Всё, капитан, война окончена, — прозвучало от одного солдата, которого Данте разглядел через помутнённый рассудок. — Они, потеряв пару человек, приняли всё.

Данте смог подняться, преодолевая ломь и боль в теле и понял, что он оказался на небольшом балконе, с которого открывается неприятный вид на город, усеянный огнями, как будто янтарный бисер высыпали на стол. На нём нет шлема, и он может чувствовать терпкий запах гари и дыма, до его ушей доносится треск десятков пожарищ, а перед глазами простирается ужасная картина — разорённый город, блеск и великолепие которого сменили руины. Куда ни глянь — множественные разрушения, всё медленно съедает огонь, а далёкий ветер доносит звуки медленно стихающей борьбы.

— Ликуйте! — раздались торжественные слова на фоне церковных праздничных гимнов. — Я ваш верный кардинал говорю вам — сегодня наши великие воины стали воплощением самой чести! Нет среди них никого, кроме людей благочестивых воинов, которые перед тёмным злом не прогнулись, устояли и покарали еретиков! Мои мятежные братья и сестры, пришло время сложить оружие! У вас больше нет выбора, мятежники, склонитесь перед истинной властью, склонитесь перед Рейхом и Канцлером!

Данте отвлёкся от пламенных слов проповедника, подставляя лицо ветру и дождю, капли которого смешались со слезами. Усталость настолько берёт тело, что душа поникшем камнем опускается в лоно отчаяния и не в силах даже на тревогу или ощущение вины.

Рука капитана, дрожащим движением потянулась к рации и ощутив в ладони холодный пластик, сухие уста распахнулись, неся тихое слово:

— Андронник, есть одна просьба…

Глава 22. Град разорённый

Глава 22. Град разорённый

Великий Коринф. Двадцать два часа.

Небо заволочено густым облаком дыма, который поднимается с бесчисленного количества пожарищ, укутывая всё в чёрный саван. Помимо этого, само поднебесье запечатано огромными дождевыми тучами, которые простёрлись от горизонта до горизонта, затмив всё своей тяжёлой свинцовой дланью. Мелкий дождь холодными слезами пал на град, будто бы успокаивая его, исцеляя множество ран, кровоточащих полыхающим огнём.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Медленно, но верно бои по всему городу стихли, нет больше лоялистов и предателей, нет больше фронта, нет больше горячих битв и противостояния. Командование Греческой Конфедерации признало поражение, согласилось капитулировать и попросило союзников покинуть город — всё было кончено. Отдельные отряды фанатиков всё ещё будут вести мелкие бои, пока не будут уничтожены войсками Империи. В целом, вольной Греции больше нет, на её территории теперь хозяйничают военные администрации Рейха. Статистические и аналитические отделы Империи уже начали работу по подсчёту потерь, затрат и количество людских ресурсов, которые были брошены на погашение пожара мятежа. Но есть то, что не будет подсчитано ни одной статистикой — личные трагедии.

По пустынной улице, похожей на дорогу в ад идут два человека, медленно продвигаясь в сторону перекрёстка. Ночь скрыла их передвижение и нет того, кто бы потревожил их. Первая фигура — высокий мужчина в грязной, измаранной размазанным пеплом и сажей, грязью и кровью кусок ткани, похожий на разодранную простыню. Каждый его шаг ознаменован стуком — приклад мушкета, на который он опирается выбивает слабое звучание об асфальт. Вторая фигура — черноволосый мужчина. Его тело укрыто военной курткой чёрного цвета, чуть сверху налегающей на штаны, которые внизу утянуты сапогами под колено.

— Андронник, — начал говорить парень в сапогах. — Ты действительно ведёшь меня туда, куда необходимо?

— Да… ещё несколько минут.

Их путь — дорога смерти, представленная изломанными кусками асфальтового покрытия, справа и слева слышится слабый треск, доносящийся из руин — разодранных зданий, которые некогда были высотками, а теперь их стены и этажи кусками камня, металла и пластика лежат на земле. Их путь устлан телами мертвецов, разбитой выгоревшей техникой. Они некогда были воинами, гордыми сынами своего отечества, а ныне стали напоминанием о быстротечном и кровавом мятеже. Оба они ощущают смрад войны — запах гари и смерти, смешанный с ароматами оружейных и машинных масел.

Они видят то, чем стал город. Вместо прекрасных, блистающих сиянием бриллиантового света, небоскрёбов, теперь чёрные сажистые обломки, вместо довольного сытого населения, запуганные и голодные люди.

— Сколько же жертв… сколько людей этот проклятый Фемистокл погубил? Сколько он…

— Хватит, — вмешался Андронник. — Не нужно себя загонять. Он получил по заслугам, — устало говорит киберарий, уже не затрачивая силы на то, чтобы формулировать долгие и сложные фразы.

— Я просто до сих пор не могу понять, какая муха его укусила… что в нём заиграло, что он решил пойти на такое? — ошарашенно говорит Данте указывая на разрушенные строения. — Столько убитых…

Внезапно, что-то свернуло в свете слабо горящих костров в пыли и Данте наклонился, чтобы поднять это. Оказалось, что это диктофон и какая-то часть души, проявившая интерес, заиграла в парне, и он активировал его:

— Да… как же ты… что б тебя… вот! — сквозь шипящие линии прерыва зазвучали дрожащие слова. — Моё имя — Этимон Шейл, я… я глава производственного отдела промышленного кузнечного завода в Коринфе. Если вы найдёте эту запись, знайте, я остался верен Канцлеру. Но к чему я вообще это записываю? Зачем… и для кого…, наверное, мне хочется верить в лучшее, наверное, мне хочется, чтобы все наши страдания имели цель.

Речь на мгновение прервалась, пока вместо слов вырывались запыхания; видимо на запись попали моменты, когда Шейл убегал от кого-то. И снова она продолжилась, только оттенка страха стало больше:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У Канцлера и Господа ведь есть цель, смысл всего существования, для всех нас, не так ли? Естественно же так… без всяких сомнений. Моя надежда — войска Империи, пришедшие суда будут знать, что кто-то в Коринфе был лоялен… Хоть мы к этому времени все будем мертвы. Мы долго бились против мятежников, сектантов и даже против воинов других стран. Кто бы вы ни были, вы слышите меня чётко и ясно? Этимон был лоялен до самого конца!