Вольница - Фёдор Гладков

Прасковея деловито спросила:

— Значит, хозяйские убытки — на нас? На кого же всё-таки — на одних резалок или вместе и на рабочих?

Подрядчица так же деловито ответила:

— Раз все в одной артели, значит все должны и расплачиваться.

Прасковея строго оглянула всех и улыбнулась.

— Слышали, товарки? А вы, ребята? Согласны принять на себя хозяйские убытки?

Тут сразу началась такая суматоха, такой разразился гвалт, что ничего нельзя было понять. Тачковозы и солильщики орали, как на сходе, громче всех и все вместе. Они грозили кому-то кулаками, рвались вперёд с озлобленными лицами, а женщины кричали и на мужчин, и друг на друга.

Никто не заметил, как на плот прихлынули бондаря с Гришей и Харитоном впереди. Почувствовали их по хорошему запаху деревянной стружки. Гриша и Харитон продрались в середину, к Прасковее, и стали с ней озабоченно совещаться.

Кто-то из резалок с весёлой ненавистью крикнул:

— Удрала… глядите, удрала наша подрядчица! Опять к управляющему побежала. Со страху и шапчонка на ухо съехала.

В разных местах захохотали, а кто-то из мужчин лихо свистнул. Но Гриша сердито прикрикнул на них:

— Не валяйте дурака, люди! Эка, забаву себе нашли… Дело надо решать, а дело очень даже серьёзное. Всем и каждому придётся драться. Хоть мы, бондаря, и не от подрядчицы работаем, а пришли вот к вам на подмогу. Мы тоже решили вместе с вами работу бросить. Стойте крепко и от своего не отступайтесь. Управляющему некуда деться: или промысел закрывай, или нас ублаготвори. А дело наше правильное. В обиду себя давать нельзя.

Толпа одобрительно зашумела, но кто-то из мужчин ехидно крикнул:

— А кто бока будет подставлять? Ежели прогонят — куда с семейством пойдёшь? К волкам али помиру? Вам, холостым, Григорий, — с полагоря: бродяжить-то вам не привыкать стать.

Харитон, с хмурой усмешкой и горячими глазами, обрезал:

— Мы все такие же бродяги, как и ты: у нас одна судьба. А нам с Григорием и кой-кому из женщин придётся хуже всех, ежели вы струсите и от артели отобьётесь. Тут одна всем дорога — стеной стоять, как в кулачном бою. Бойцы-то сильны дружностью, а нет дружности — бойцам печёнки отбивают да рёбра ломают. Мы вот не боимся, чего бы там ни случилось, и сейчас вот… Видите, все распорядители сюда идут. Мы-то не уйдём, товарищей не бросим, а впереди станем. Крепко держитесь, как один, рука в руку, и сами увидите, что сила-то на нашей стороне. По одному нас легко раздавить, а перед большим народом у них душа в пятки уходит.

От конторы шёл управляющий. Он сутулился ещё больше, а лицо стало ещё острее и язвительнее. Веников удручённо глядел в землю, а Василиса, одряблевшая, бледная, бормотала что-то и грозила ему кулаком.

— На тачки их, чертей!.. — мстительно выкрикнула Галя, но на неё шикнула Прасковея.

Все заворошились, подтянулись, плотнее прижались; друг к другу и с тревожным ожиданием замолчали.

Управляющий остановился в пролёте, а подрядчица прошла немного вперёд и стала в стороне. Веников уныло застыл рядом с управляющим.

— Ну, так что же вы… решили бездельничать? — с притворным спокойствием спросил управляющий. — Побунтовать желаете? Кто же это вас надоумил?

Галя смело ответила:

— Госпожа наша подрядчица. Она на это ловкая.

Гриша крикнул на неё:

— Молчи! Не тебя тянут за язык.

Управляющий с усмешкой покосился на Гришу.

— Вот и бондаря на подмогу пришли. Это что же… подмётные листочки взбудоражили?

Гриша вежливо поправил его:

— Какие там листочки, господин управляющий! Тут зараза хлеще: и верблюды ревут, когда их дерут, а люди вольны и за себя постоять.

— Поэтому и ты со своей артелью работу бросил и привёл бондарей, чтобы баб подзудить? Опытный атаман.

— Неужели вы не знаете, управляющий, кто кого подзуживает? Побыли бы в нашей шкуре, почуяли бы хозяйские зубы.

Прасковея решительно, с гневной дрожью в голосе, потребовала:

— Перестаньте, управляющий, людей обсчитывать. Кровные деньги, через силу заработанные, мы не отдадим. Да за болезни пускай подрядчица не вычитает: по вашей же милости люди с ног валятся. Лечить их надо, а не добивать. Сами же вы людей с плота в гроб загоняете. Сколько сейчас в казарме резалок лежит? Ей, подрядчице-то, всё равно: сделали урок аль не сделали, абы клок мяса вырвать.

Оксана крикнула надрывно:

— Она человечиной питается: раньше в своём красном фонаре — девками, а сейчас — резалками. Напорется! Не кончится это добром…

— Ого! — рванулась к управляющему подрядчица. — Слышите, как они грозят? Они ещё с ножами на меня полезут. Без полиции не обойдётся.

— Не пугай! — вызывающе крикнула Галя. — Не испугаешь. У самой от страху глаза на лоб лезут.

И верно, подрядчица дрожала, как в ознобе, лицо посерело, а руки судорожно елозили по суконной шубке.

Управляющий оглядел толпу. Холодно, властно и угрожающе выпрямился.

— Ну, довольно! Принимайтесь за работу! Я пришёл к вам не шутки шутить. Будете дурака валять — все убытки на вас навалю.

Подрядчица злорадно засмеялась.

— Вот то-то!.. А то ишь бунт какой подняли! Смутьянов надо выгнать с плота да из казармы, а то от них житья не будет.

Она как будто обожгла людей: все оглушительно закричали, забушевали, замахали руками и с ненавистью в глазах рванулись к ней. Она с оторопью отскочила к управляющему. Гриша вышел вперед и поднял обе руки.

— Тише, народ!

Бондаря дружно, со смехом и шутками оттеснили толпу назад.

Громче всех кричала Галя:

— На тачку эту гадину! И управляющего с ней заодно!

Управляющий неожиданно усмехнулся и примирительно сказал:

— Хорошо! Начинайте работать! Ваши претензии я рассмотрю и завтра объявлю.

Прасковея повернулась к толпе и призывно крикнула:

— Слышите, товарки? Глядите, ребята. Управляющий зубы заговаривает — обмануть хочет. Пускай он сейчас ответ нам даёт.

Кузнец Игнат, засунув руки за нагрудник, пробасил простодушно:

— Куй железо, пока горячо. Моя баба совсем свалилась. Словами сталь не наваривают.

Оксана выбежала из толпы и, как безумная, бросилась с ножом и багорчиком к подрядчице.

— Мне силы нет терпеть… Душу мою эта гадюка истерзала…

Подрядчица, с ужасом в выпученных глазах, спряталась за спину управляющего, а Оксану подхватили под руки два бондаря и втиснули в толпу резалок.

— Всё равно я её зарежу!.. — хрипло кричала Оксана. — Всё равно нам вместе на земле не жить!..

Веников подошёл к управляющему, изнурённый и подавленный, и что-то начал говорить ему дрожащими губами. Но управляющий воткнул в него бешеные глаза:

— Вы кому служите — хозяину или бунтарям?

Прасковея махнула рукой и решительно скомандовала:

— По казармам, люди! Работать не будем… Пускай управляющий с подрядчицей сами с путиной справляются.

Потом всё произошло как-то нежданно-негаданно. Коренастый рабочий с чёрной бородой и злыми глазами выскочил из-за толпы с тачкой, к нему, подмигивая, подскочили двое парней, а к ним рванулась и Галя. Они подхватили подрядчицу и втиснули её в грязную тачку. Она истошно завопила, задохнулась и застыла с открытым ртом.

— Ну-у, ребята! Покатим стерву в прорву!

Резалки с хохотом и визгом кинулись за тачкой и зазвякали ножами и багорчиками. Кто-то пронзительно запел плясовую.

Выкатилась другая тачка, но управляющий, путаясь в полах шубы, пустился бежать к конторе. Шапка слетела с его головы, но он даже не обернулся и только кричал срывающимся голосом:

— Полиция! Полиция!

Кто-то из тачковозоз взвизгивал фистулой:

— Держи-и!.. Хватай его за пятки!

К тачке подошёл Веников и сказал:

— Везите и меня заодно.

Но молодой тачковоз добродушно мотнул головой.

— Нет, Влас Лексеич, от тебя отказываюсь: ты к рабочему человеку понятливый.

— Вот что, ребята, — предупредил Веников. — Слышите, резалки? Григорий, Прасковея! Уходите скорей по казармам или все по скамьям садитесь. Сейчас полиция набежит: управляющий вызвал. Хлестать будут фараоны направо и налево. Эх, Матвея Егорыча нет! Разве он допустил бы до этого безобразия!

Подрядчица голосила на тачке, дрягалась, порывалась встать, но её толкали обратно. Резалки смеялись. Управляющий скрылся в конторе.

На плот прибежал какой-то парень и что-то испуганно сказал Грише.

Гриша приложил ладони трубкой ко рту и закричал:

— Ребята, товарки, назад! Бросьте её к чорту вместе с тачкой! Полиция!

Тачковоз опрокинул тачку и накрыл ею Василису, а сам, не оглядываясь, пошёл обратно. Резалки тоже повернули назад. Они поминутно оборачивались и хохотали. Тачка колыхалась на подрядчице, как панцырь на черепахе. И когда Василиса вылезла из-под неё, растрёпанная, грязная, с улицы в ворота вбежали шестеро полицейских с нагайками в руках.