История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657 - Сергей Соловьев

Далее г. Костомаров, соглашаясь с объяснениями, что в грамоте употреблено неточное выражение — польские и литовские люди вместо воровских козаков, говорит: «Могло быть, что в числе воров, напавших на Сусанина, были литовские люди, но уж никак тут не был какой-нибудь отряд, посланный с политической целью схватить или убить Михаила. Это могла быть мелкая стая воришек, в которую затесались отсталые от своих отрядов литовские люди. А такая стая в то время и не могла быть опасна для Михаила Феодоровича, сидевшего в укрепленном монастыре и окруженного детьми боярскими. Сусанин на вопросы таких воров смело мог сказать, где находился царь, и воры остались бы в положении лисицы, поглядывающей на виноград. Но предположим, что Сусанин, по слепой преданности к своему боярину, не хотел ни в каком случае сказать о нем ворам: кто видел, как его пытали и за что пытали? Если при этом были другие, то воры и тех бы начали тоже пытать, и либо их, так же как Сусанина, замучили бы до смерти, либо добились бы от них, где находится царь. А если воры поймали его одного, тогда одному богу оставалось известным, за что его замучили. Одним словом, здесь какая-то несообразность, что-то неясное, что-то неправдоподобное. Страдание Сусанина есть происшествие само по себе очень обыкновенное в то время. Тогда козаки таскались по деревням и жгли и мучили крестьян. Вероятно, разбойники, напавшие на Сусанина, были такого же рода воришки, и событие, громко прославленное впоследствии, было одним из многих в тот год. Через несколько времени зять Сусанина воспользовался им и выпросил себе обельную грамоту. Путь, избранный им, видим. Он обратился к мягкому сердцу старушки (Марфы Ив.), и она попросила сына. Сын, разумеется, не отказал заступничеству матери. В тот век все, кто только мог, выискивал случай увернуться от тягла!»

На это, во-первых, заметим, что напрасно г. Костомаров, уменьшая значительность воровского отряда, хочет уменьшить опасность, которая грозила Михаилу, и этим уменьшить или и совсем уничтожить важность подвига Сусанина. Известно ли г. Костомарову, как велики были силы, охранявшие Ипатьевский монастырь, когда жил там Михаил до принятия царства? Положим даже, что силы были велики; но у Пожарского в Ярославле было много войска, и, однако, козаки составили заговор убить его и только по случайности не исполнили своего намерения. Следовательно, опасность состояла не в многочисленности воровского отряда, а в цели, какую предположили себе его вожди; этой цели они могли скорее достигнуть тайным убийством, нежели явным нападением на Кострому, осадою Ипатьевского монастыря. Что касается до вопроса, кто видел, как пытали Сусанина, то на него может быть множество удовлетворительных ответов. Известны обычные приемы шаек, подобных той, которая напала на Сусанина: узнать, кто знает о том, что нужно разбойникам, и потом пытать знатока, а другие, которые сами указали на него, стоят или лежат полумертвые от страха. Предположив мнимую несообразность, что-то неясное и неправдоподобное в событии, г. Костомаров хочет во что бы то ни стало развенчать Сусанина; но этим одним развенчиванием дело не могло окончиться: вместо героя Сусанина нужно было необходимо создать негодяя, обманщика, зятя его, Собинина, который выдумал, что тестя его замучили за царя, и выпросил себе обельную грамоту. Не знаем, можно ли позволить себе такие вещи, не имея ясных улик из источников, на основании только некоторых соображений, которые не держатся при первом серьезном взгляде на дело! Собинин, по словам г. Костомарова, обратился к мягкому сердцу старушки; но автор забывает, что в это время была уже не одна старушка, что уже приехал старец, вовсе не отличавшийся мягким сердцем, Филарет Никитич, который взял правление в свои твердые руки. В тот век действительно, кто только мог, выискивал случай увернуться от тягла; но известно, что Филарет Никитич объявил жестокую войну этим людям, увертывающимся от тягла, а г. Костомаров хочет, чтобы в это самое время дали обельную грамоту человеку, который явился с бездоказательными россказнями о том, как его тестя замучили за царя.

Но всего любопытнее окончание исследования г. Костомарова: «По случайному сближению то, что выдумали про Сусанина книжники наши в XIX веке (значит, грамота 1619 года относится к XIX веку!), почти в таком виде в XVII веке случилось действительно на противоположном конце русского мира, в Украйне. Когда в мае 1648 года гетман Богдан Хмельницкий гнался за польским войском, один южнорусский крестьянин, Микита Галаган, взялся быть вожатым польского войска, умышленно завел его в болото и лесные трущобы и дал возможность козакам разбить врагов своих. Этот геройский подвиг самоотвержения отличается от Сусанинского тем, что он действительно происходил».

Почему же действительно происходил? Все думали, что и подвиг Сусанина действительно происходил, а явились же заподозривания. На слово никто не поверит, особенно когда известно, какой мутный источник представляют малороссийские летописи, в которых даже время смерти Богдана Хмельницкого означено неверно. Что, если читатель захочет справиться с сочинением того же г. Костомарова: «Богдан Хмельницкий»? Там найдет он подробный рассказ о Галагане с ссылкою на источник: «История презельной брани», но этот источник сам г. Костомаров причисляет к довольно мутным, не могущим, например, равняться, по верности известий, с летописью Величка; открываем последнюю, и что же находим о Галагане: «Войска польские и обозы их, ведомые каким-то неверным или и неприязненным к ним человеком, подходят к оврагам и крутизнам». Величка, черпавший свои известия из дневника Зорки, писаря, находившегося при Хмельницком, ничего не знает о Галагане (тогда как, по словам «Истории о презельной брани», Галаган был подослан Хмельницким), говорит только, что поляки зашли в неудобное место по неверности или даже неприязненности вожатого. Как бы обрадовался г. Костомаров, если бы в какой-нибудь летописи или хронографе нашлось подобное о Сусанине, именно, что враги не отыскали местопребывания Михаилова по неверности или неприязненности к ним вожатого! Таким образом, г. Костомаров относительно одного события заподозревает источник первостепенный — грамоту, на том основании, что известия нет в источниках меньшей достоверности, и в то же время провозглашает действительно совершившимся подвиг, о котором знает только источник мутный и ничего не знает источник первостепенный.

Мы видели, что г. Костомаров понапрасну употреблял приемы мелкой исторической критики, подкапываясь под известие о подвиге Сусанина. Для подобных явлений есть высшая критика. Встречаясь с таким явлением, историк углубляется в состояние духа народного, и если видит большое напряжение нравственных сил народа, какое было именно у нас в Смутное время, если видит подвиги Минина, Пожарского, Ржевского, Философова, Луговского, то не усумнится признать достоверным и подвиг Сусанина, не станет подвергать мученика новой пытке, допрашивать: действительно ли он за это замучен, и было ли из-за чего подвергаться мучениям! Точно так же поступит историк и относительно подвига Галагана: он не остановится на том, что об этом подвиге есть известие в одной летописи и нет в другой, он не станет смотреть на разные стороны, на север и на юг, он знает, что в эпоху Хмельницкого на юге было также большое напряжение нравственных сил русского народа, засвидетельствованное самими врагами, которые пишут, что между Русью нельзя найти шпиона, что русского пленника хоть жги — ничего не скажет про своих, — зная это, историк не усумнится в достоверности подвига Галагана и даже скажет, что было много Галаганов, имена которых не внесены ни в какую летопись. Под впечатлением великих событий XVII века, приготовивших единство и величие русского народа, историк не останется великороссийским или малороссийским только историком и вместо едной русской жизни не отразит в своем рассказе усобицы древлян и полян, родимичей и вятичей.

Десятый том

Глава первая

Значение религиозной борьбы в Восточной Европе. — Мысль об унии. — Иезуиты: Скарга и Поссевин. — Западнорусские архиереи, аристократия, братства. — Поведение архиереев во Владимире, Луцке, Львове. — Братство Львовское. — Приезд константинопольского патриарха Иеремии в Западную Россию. — Киевский митрополит Онисифор; его свержение и поставление Михаила Рагозы. — Экзарх Терлецкий. — Смуты вследствие распоряжений Иеремии. — Брестский собор 1590 года. — Разрыв Терлецкого с князем Острожским; печальное его положение. — Терлецкий начинает дело об унии. — Переписка Львовского братства с константинопольским патриархом. — Ипатий Потей, епископ владимирский; письмо к нему князя Острожского об унии. — Терлецкий и Потей действуют заодно в пользу унии. — Брестский собор 1594 года. — Поведение Рагозы относительно унии; переписка его с Скуминым. — Переписка князя Острожского с Потеем. — Окружное послание князя Острожского против епископов. — Львовский епископ Балабан отделяется от Терлецкого и Потея, которые отправляются в Рим и от имени всего духовенства западнорусского признают папу главою церкви. — Король старается поддержать дело Терлецкого и Потея на Руси. — Брестский собор 1596 года. — Разделение западнорусской церкви на православную и униатскую и борьба между ними. — Послание Иоанна Вишенского. — Стефан Зизаний и сочинения, против него направленные. — Полемика по поводу Брестского собора. — Апокризис и его основные, положения; Перестрога. — Король в окружной грамоте излагает свой взгляд на Брестский собор. — Движение козаков: Косинский и Наливайко. — Дело патриаршего экзарха Никифора. — Переписка князя Острожского с папою. — Православные требуют к суду епископов-униатов. — Попытка православных соединиться с протестантами, чтоб вместе защищаться от католиков. — Потей назначен митрополитом после Рагозы и старается исторически доказать законность унии. — Мелетий Смотрицкий и его сочинения. — Речь депутата Древинского на сейме. — Поставление православных архиереев и Советование о благочестии. — Усиление борьбы вследствие поставления православных архиереев. — Иосафат Кунцевич и письмо к нему Льва Сапеги. — Убиение Кунцевича. — Послание папы против православных. — Наказание жителям Витебска за смерть Кунцевича. — Козаки. — Гетман Сагайдачный. — Сочинение Пальчевского о козаках. — Митрополит Иов Борецкий поднимает козаков на защиту православия. — Обращение Иова к Москве. — Торжество поляков над козаками и комиссия на Медвежьих Лозах. — Похождения искателя турецкого престола Александра Ахии. — Восстание козаков под начальством Тараса. — Кисель и его отношения к козакам. — Восстание Павлика и Скидана. — Восстание Остранина и Гуни. — Киевская школа. — Луцкое братство и школа. — Петр Могила. — Отступление Смотрицкого от православия. — Смерть Сигизмунда III. — Требования козаков. — Королевич Владислав старается уладить дело между православными и униатами. — Продолжение полемики между ними. — Петр Могила митрополит и его поведение. — Продолжение гонения на православных. — Переселение в Московское государство.