Лестница из терновника (трилогия) - Максим Далин

– Но Лянчин – слишком серьёзный противник, – задумчиво говорит Вдова Нэр. – Если они умеют строить хуже, чем мы, то воюют… так же, может – лучше… Пока мы учились строить, они учились воевать. У них другой подход к войне, другой подход к смертям – они упиваются всем этим… Мы много потеряем, если сцепимся с ними. Государь, я думаю, вы правы, стараясь завершить дело миром.

– Государыня говорила, что варвары – люди чести, – снова говорит О-Наю. – Не уверен. Мальчишки, которые прибыли сюда в качестве послов, ждут приказа. Если им прикажут солгать – они солгут. А возможно, Лев солжёт им: помните, что мы для них – неверные. Как мы можем рассчитывать на их честь, если они лгали в Шаоя, своим единоверцам?

– Я разрешаю вам, Ник, сделать то, что вы задумали, – делает вывод Государь. – И так, как вы задумали. Я надеюсь, что вы не ошибаетесь. Война – это расточительно и не вовремя, так будем же и дальше тянуть время… до тех пор, пока положение не прояснится или пока мы не будем готовы атаковать. Я выслушаю послов из Шаоя. Но – как бы ни повернулись события, Пятого Принца Лянчинского неплохо бы иметь в союзниках.

– А Младший Львёнок? – спрашивает Ра.

– Если эта история изменит взгляды Эткуру и ход переговоров, судьбу своего Младшенького посол решит сам, – медленно говорит Государь. – Или – выполнит приказ своего Льва. Других вариантов я не вижу.

– А я вижу! – Ра с треском схлопывает веер. – Хорошее начало для отношений – вынудить будущего друга убить брата! Это – бесчестно и жестоко!

Ра несёт, как в старые добрые времена. Взрослые вельможи прячут улыбки, Государь смотрит на неё с обожанием, но возражает:

– Мы не можем ничего поделать. Чужие законы должно соблюдать. Я могу рассчитывать только на то, что наше гостеприимство может сделать Пятого Принца чуть милосерднее, чем он есть. Ради этого я и позволяю Нику…

– Мы на нашей земле! – возмущается Ра. – И я, в какой-то степени, понимаю варваров! Они хотят убить обесчещенного – а если его честь будет в порядке?

– Им это неважно, Государыня, – говорит О-Наю.

Ра лупит веером по ладони.

– Важно! Если он не раб, а гость! Если я – лично я – назову его другом! Если южане откажутся от него – я сделаю его Вассалом своего двора! Вот. И никто не скажет, что мы оскорбляем соседей этим. Никто не скажет, что мы измываемся над беззащитными.

Шок. Вдова Нэр хмурится, Канцлер качает головой.

– Государыня, – говорит О-Наю, – мне жаль, но он не оценит. Вы ведь не видели его… это злобный и подлый зверёныш, грязная и жестокая тварь. Его воспитывали, как насильника и убийцу. Он ненавидит Кши-На, презирает ваших подданных, женщины для него – меньше, чем ничто. Боюсь представить выражения, в которых он откажется от ваших благодеяний. Ему легче умереть, чем стать Вассалом женщины – а ваш благой порыв, увы, опирается на незнание…

Хен-Я согласно кивает: «Мрази, да».

Ра доламывает свой несчастный веер окончательно; её глаза полны слёз. Вэ-Н берёт у неё из рук обломки тростниковых реечек, измятый клочок шёлка:

– Скажи, что хочешь, – говорит он. – У тебя чутьё.

– Ник, – говорит Ра мне, – я поручаю тебе посмотреть на Младшего Львёнка. Если Господин Маршал прав… ну, значит, будет, как сказал мой Государь. Ты ведь не обманешь меня?

Я неуклюже кланяюсь.

– Ага, добрая Государыня. Именно так и сделаю. Честное слово.

Малышка Ра – взбалмошное и нелогичное существо, но у неё потрясающая интуиция. Посмотрим, что из этого выйдет.

Погода исключительно паршивая. Середина марта, пасмурно, промозглый холод, в слякоть и грязь сыплется мокрый снег… В такую погоду хочется сидеть дома – и вообще, пойти бы пьянствовать с Эткуру! В покоях у южан всегда тепло; можно было бы мило поболтать о Лянчине. Совместить приятное с полезным.

Впрочем, лирика всё это. У меня много важных дел.

Столица озябла и приуныла. Всё серо, мрачно и не слишком-то многолюдно – под ледяной моросью не хочется гулять и созерцать; только одна дама, сопровождаемая офицером и под пёстрым зонтом, пропитанным паучьим клеем для пущей непромокаемости, быстро проходит между лавками и скрывается в заведении, продающем писчие принадлежности – остальные сплошь рабочий люд, торопящийся по делам.

По дороге до места тоже успеваю озябнуть; мой эскорт перекидывается печальными замечаниями о несовершенстве сущего. Добравшись – радуюсь больше, чем следовало бы: крыша как-никак, а крыша, даже тюремная, в такую погоду приятнее, чем прогулки под открытым небом. Оставляю своего холёного гнедого мерина – подарок Государя – сопровождающим меня солдатам. И вхожу через крепостные ворота – мимо двух поднятых решёток – на территорию Башни Справедливости, местечко известное и легендарно ужасное, как Бутырка или Кресты.

Вообще-то, Башня – это только часть всего этого дико древнего архитектурного шедевра. Когда-то – крепость, в которой располагался Старый Замок, ограждённый крепостным валом; сама Башня была сторожевой башней, с которой, с почти восьмидесятиметровой высоты, дозорные Государя следили за возможным приближением коварного врага, а заодно – и отслеживали пожары, то и дело вспыхивающие в городе. С тех пор минуло лет пятьсот.

Тай-Е вырос. Со смотровой площадки Башни теперь, я подозреваю, городских окраин не видно или почти не видно. Империя Кши-На превратилась в такую силу, и политическую, и военную, что коварный внешний враг не приближался к её Столице уже лет триста. Жить в холодном, мрачном и тесном здании с бойницами узких окон и гулкими сводами для нынешних Государей уже не по чину. Крепость превратилась в тюрьму – как и на Земле частенько случалось.

В Старом Замке теперь заседает Департамент Добродетели, в нём – суд, принимают чиновники по серьёзным гражданским делам и составляются важные юридические документы. А в крепости содержат до суда оступившихся граждан – прежде, чем королевское правосудие решит их судьбу.

В основном – в клетушках для солдат на крепостной стене, превращённых в камеры. А на Башне – самых злонамеренных и опасных. Говорят, оттуда фактически невозможно бежать – да никто и не бежал. Хотя, дольше месяца в этой крепости обычно не задерживаются. Суд – и три известные дороги: каторга, рабство и свобода для оправданных счастливчиков.

В жутковатой келье, холодной, как могила, в башенке Старого Замка я разговариваю со Смотрителем Департамента Добродетели, мрачным, крепко сбитым, седым. Смотрителя, Уважаемого Господина И-Ур, почти официально называют Одноглазым Филином: его глаз когда-то давно выбили в поединке – и чёрная повязка на угрюмом лице вкупе с чёрным, в узких полосках меха, кафтаном, делают И-Ура поразительно похожим на пирата, состарившегося в злодеяниях. Впрочем, это – земной стереотип; на Нги-Унг-Лян шрамы на лице означают отвагу и доблесть, а висящая за спиной Господина Смотрителя акварель с оскаленным сторожевым псом в шипастом ошейнике и надписью «Охраняю и защищаю» ещё и вкус выдаёт.