Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

В последние два столетия до Рождества Христова репутация оманской торговли у греческих и римских писателей все укреплялась. Йемен считался землей, где «жители выращивают кассию и корицу для повседневных нужд». Автор греческого руководства по торговле в Индийском океане считал, что «нет народа богаче, чем жители Сабеи и геры, через которых проходит все, что перевозится из Азии или Европы. Это они сделали Сирию столь богатой золотом и обеспечили выгодную торговлю и тысячи других вещей финикийцам»[868].

Однако история арабского мореплавания как будто вновь прервалась — по крайней мере упоминания о нем почти исчезают из дошедших до нас источников — в период «темных веков», которые согласно традиционной историографии предшествовали приходу в начале VII века н. э. пророка Мухаммеда[869]. Мухаммед оказал революционное воздействие на все стороны жизни, которых касался. Основанный им ислам не просто религия, но образ жизни и план устройства общества, а также строгий, но в то же время чрезвычайно практичный нравственный кодекс, набор правил личной дисциплины и очерк гражданского кодекса законов.

Ислам соединил элементы, заимствованные у христианства и иудаизма, с определенным уважением к некоторым традиционным языческим обрядам и учениям этого региона. Дорогая исламским ученым традиция представляет Мухаммеда пророком Господа, и следовательно, выражаясь обыденным языком, абсолютно оригинальным. Не перенимающее наслоений предшествующих религий, учение Мухаммеда полно грома и грохота от разрыва с прошлым. Однако его ранние последователи, по-видимому, считали себя потомками Авраама от Агари и Измаила и заимствовали у арабских торговых общин Палестины концепцию монотеизма и избрания Господом для исполнения священных заветов[870]. В мирских терминах у Мухаммеда, подобно многим пророкам до и после него, вызывали нравственный протест окружавшие его общественное бесплодие, неравенство и хаос.

Однако он утверждал, что получил свое учение непосредственно от Бога, через ангела, который передал ему божественные слова. Получившийся в итоге Коран оказался столь убедительным и мощным документом, что миллионы людей во всем мире и сегодня верят ему. Ко времени своей смерти пророк вооружил последователей динамичной формой социальной организации, сознанием уникального посредством откровений Мухаммеда доступа к божественной истине и убеждением, что война с неверными не только оправданна, но и священна. Воинам был обещан в загробной жизни рай с удовольствиями, аналогичными тем, какие можно получить в этом мире. Наследие Мухаммеда дало исламу организационные и идеологические преимущества перед потенциальными врагами. Через сто лет после его смерти его преемники, «полковые командиры верующих», создали империю более обширную, чем любая империя западного мира.

Широкому распространению ислама способствовал гораздо более вездесущий вектор культуры, чем армии: арабские купцы. Торговля разносила по городам живые примеры преданности исламу, мусульмане повсюду становились портовыми инспекторами, таможенными чиновниками и агентами деспотических монополий. Вслед за купцами по торговым маршрутам шли миссионеры: ученые в поисках покровительства разъясняли обязанности мусульманина новообращенным; титаны духа стремились бросить вызов местным шаманам, соревнуясь с ними в аскетизме, и в сверхъестественных способностях. Кое-где критическое воздействие оказали суфии — исламские мистики, которые исповедовали своего рода популярный анимизм и пантеизм, утверждая, что «ощущают Его ближе, чем жилы на собственной шее». Суфии сосредоточились в Малисе и благодаря династическому союзу в начале XV века ввели здесь ислам, а когда сто лет спустя город захватили португальцы, суфии разошлись оттуда по всей Яве и Суматре. В конце XVI и в XVII столетиях особенно прославился своими миссионерами-суфиями город Асех на северо-западе Суматры. Они распространяли яростный мистицизм сомнительной ортодоксии, как, например, Шаме аль-Дин, который именовал себя пророком последнего века и чьи книги после его смерти в 1630 году были сожжены.

Естественно, арабская цивилизация, преобразованная Мухаммедом, подверглась при этом расширении дальнейшей трансформации. Большая часть завоеваний была сделана за счет римлян и персов, богатые традиции искусства и науки, сохраненные в греческом, римском и персидском мирах, обогатили наследство, полученное от арабов. Арабы оставались элитой внутри ислама, но сам размер империи требовал, чтобы привилегии ранга и власти распространялись и на другие народы, и хотя благодаря Корану арабский язык всегда оставался связующей силой внутри ислама, расширение империи с XIV по XVII век превратило ислам в сообщество людей, говорящих на разных языках. В разных частях исламского мира статус имперского языка наряду с арабским получали персидский (фарси), турецкий, урду, малайский и в меньшей степени монгольский и другие языки Центральной Азии. Тем временем постепенно, путем завоеваний и обращения прибрежного населения, Индийский океан превратился в Исламское озеро (см. ниже, с. 557–560).

С распространением ислама изменилась даже идентичность арабов. Сегодня арабским как своим первым языком владеют десятки миллионов людей, считающих себя арабами, хотя у них нет ни единого предка с Аравийского полуострова. Те приморские общины, которые первыми сформировали арабскую цивилизацию, сегодня всего лишь одни из многих. Ислам стал чем-то большим, чем просто морская цивилизация, он вобрал много сухопутных кочевников и других обитателей суши из глубин континента. Однако достаточно бросить взгляд на сегодняшнюю карту исламского мира, чтобы увидеть, как на протяжении столетий исламская цивилизация продолжала распространяться по морским и пустынным маршрутам наподобие тех, что впервые связали арабскую цивилизацию с внешним миром. На дальних границах, там, где прокладывались маршруты через Аравийский залив и Индийский океан, арабы сталкивались с другими, гораздо более древними морскими цивилизациями, большая часть которых представляла собой благодатную почву для исламских миссионеров. Это область, которая в буддийской космологии изображается как извилистый край мира[871].

Существует опасность упустить великие цивилизации юго-востока Азии, зародившиеся далеко от моря и иногда даже в зрелости имевшие с морем очень мало общего — или вообще ничего. Ангкор (см. выше, с. 238) на протяжении всей своей истории оставался исключительно сухопутным, аграрным государством. То же относится к почти столь же блестящему городскому миру Пагана в среднем течении Иравади, хотя Паган поддерживал отношения сотрудничества, а иногда, особенно в XI веке, — господства с торговыми общинами на Бирманском побережье, с которыми обращались как с вассалами «ниже по течению», обязанными платить дань[872]. Имперские государства средневековой — а если считать Матарам, то и ранней современной — Явы старались использовать море, Но при этом ими обычно руководили воины-аристократы с внутренних гор; главные святилища и столицы также строились далеко от моря. Когда вьетнамские государства смотрели на море, они делали это с рисовых плантаций в пойме Красной реки. И действительно, за каждым устремлением к морю, за империализмом на юге и юго-западе Азии стоят сельскохозяйственные земли в глубине континента, где выращивается много риса. По сравнению с большинством уже рассмотренных примеров: Финикией, Скандинавией, Голландией, морскими цивилизациями арабов и (по-своему) Японией — морские побережья этого региона имели гораздо больше возможностей, и изобилие им обещало не только море, но и суша. До некоторой степени это применимо даже к Фучжоу, к которому мы сейчас обратимся.

Первое известное нам на этой территории определенно нацеленное на море государство — Фунань — было расположено на узком побережье всего Таиландского залива. Китайские чиновники отмечали его как возможного данника и торгового партнера, когда эта область в третьем столетии н. э. попала в сферу интересов Китая. Культура государства была почти целиком заимствована из Индии; согласно китайским отчетам это хранилище знаний, достаточно богатое, чтобы платить налоги «золотом, серебром, жемчугом и благовониями»[873]. Его успех зависел от посреднической роли в торговле Китая с Индонезией и Бенгальским заливом: но эту торговлю экономичнее было осуществлять напрямую, без посредников. Такую возможность демонстрировали морские плавания буддийских паломников из Индии. Самый яркий писатель среди них — Фа Сянь — оставил выразительный рассказ о своей одиссее начала пятого века, когда он в протекающей лодке проплыл по кишащим пиратами морям; эти пираты никого не пропускали мимо[874]. Фунань со временем поглотило государство Кхмер (см. выше, с. 238), и центр тяготения морского государства переместился на острова Индонезии.