Хрустальная колыбель - Сергей Юрьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он успел сделать несколько гребков, прежде чем ветер рассеял дивный сад, и башни великолепного дворца превратились в лоскуты тумана. Мертвец продолжал идти следом, с каждым шагом погружаясь в воду, но на это можно было уже не смотреть.
— Всё равно сдохнешь! — Это бывший кабатчик кричит, стоя на берегу, а толпа с факелами пятится. Братве страшно идти вперёд, но и обратиться в бегство тоже страшно… — Сдохнешь прямо сейчас! Лучше вернись!
Как же — лучше… Нет, кабатчик! Пусть шестёрки тебе сапоги лижут.
Огненный шар помчался над волнами, но, не долетев до кормы, с шипением погрузился в воду, и серебряный оберег на груди похолодел. А потом туман сгустился, и берег исчез из виду. Теперь, пока есть силы, надо выгребать к выходу из залива — там, посреди Великих Вод, только Хлоя отыщет беглеца.
Как ни странно, младенец не кричал, казалось, он с любопытством смотрит на своего спасителя, стараясь понять, что же происходит. Может, не стоило забирать его с собой? Может, братва оттащила бы его в приют для юных головорезов…
Мало кто из Собирателей Пены имел семьи. Детей рожали девки в борделях — закон Корса запрещал убивать младенцев во чреве, иначе кому было бы заменить тех, кто не вернулся с промысла… Но Шкилет помнил смутно своего отца. Как же его звали? Возвращаясь после долгого плавания, он запирал в доме все окна и двери, подолгу пил ячменное вино и плакал — то ли его одолевало сострадание к тем, кого он убил, то ли к себе самому, рождённому в Корсе и потому обязанному быть таким, как все. Однажды Великие Воды не отпустили его, и худосочного шестилетку определили-таки в приют. Там-то он и забыл своё первое имя, там-то он и стал Шкилетом. Если душа твоя начнёт замерзать… Разве может замёрзнуть душа, которая никогда не знала, что такое тепло?
Волнение постепенно улеглось — морская дева явно благоволила к нему или просто такая добыча показалась ей слишком мелкой и недостойной внимания. А на полпути к горловине залива на пути поднялся тёмный силуэт корабля.
— Эй, во имя Творца! Кто в лодке?! — Голос показался знакомым, но это уже не имело значения. Всё равно…
— Во имя…
Служитель! Неужто явился во плоти, как нормальный? Шкилет бросил вёсла и оглянулся, а с высокого борта на дно лодки упала верёвочная лестница.
— Ну, поднимайся, душегуб. — Это и впрямь был Служитель, тот самый — со странным именем Нау. Что ж он не явился, когда звали? Дрых, наверное. Служители, они, наверное, поспать не дураки… Вот и забивай с ним склянки после этого.
Глава 14
Богатство порой не стоит тех хлопот, которых требует обладание им, но оно никогда не спросит своего хозяина, не в тягость ли оно ему. Жизнь это тоже богатство, транжирить которое так же сладко, как и владеть им, и только того, кто это понимает, она действительно не тяготит.
Из изречений Фертина Дронта, лорда Холм-Гранта
— А ну-ка, что у тебя там? — Служитель Эрл правой рукой схватил Ойвана за отворот тулупа, а левой потянул на себя висящее на его шее ожерелье из длинных гнутых винтом клыков, отливающих перламутром. — Сними от греха. Сними!
Ойван дёрнулся, и тонкая нить порвалась. Пара клыков свалилась за пазуху, а остальные упали на землю.
— Ты чего?! — возмутился сааб. Он чуть было не бросился собирать распавшееся ожерелье, но сообразил, что для этого ему придётся стать на колени, а это было бы недостойно воина из рода Рыси. — Я тебя не трогал.
— Юм, хоть ты скажи ему! — обратился Эрл к сыну, но тот, похоже, сам ещё не понял, в чём дело. — Знаешь, что от них после заката будет?
Там, на дне котловины, от гарпии не осталось почти ничего — только груда пепла и челюсти, распахнутые в последнем немом вопле. Ойван специально задержался, пропустив остальных вперёд, чтобы выдрать несколько клыков, а пока Служитель и Орвин о чём-то беседовали с вождём местных дикарей, он успел проделать в них отверстия. Знаком высшей доблести у саабов было ожерелье из зубов гривастой кошки, той самой, что украшала рукоять кинжала Алсы. Но этот зверь забредал в северные леса настолько редко, что похвастаться такой диковиной могли лишь немногие, да и те в большинстве получили её по наследству. А клыков гарпии не было ни у кого — такая ценность дороже серебряного самородка, который оттягивает пояс. А тут на тебе — сними, говорит, от греха…
— Ойван, правда, оставь это. Отец зря говорить не будет, — сказал Юм, глядя на клыки, упавшие в дорожную пыль. — Нечисть — она и есть нечисть.
Ойван посмотрел исподлобья на молодого лорда. С Юмом они сражались плечо к плечу, Юм спас ему жизнь, вытащив какого-то там варвара из замка, готового рухнуть… Значит, его можно и послушаться, хотя, когда вождь отправлял его в путь, приказ был один: слушать только Геранта. Но того Служителя больше нет, а клыки, такие острые, длиной в палец, такие сверкающие, — жалко… Опять же, чем без них в родном становище похвастаться? Может, и вправду эти двое, лорд и Служитель, знают, что говорят? Во время всего долгого похода, который, кстати, ещё не закончен, можно было без опаски поворачиваться к ним спиной. Значит, и сейчас нечего множить обиды.
Вот — тулуп, выданный на дорожку тутошними дикарями, распахнут, и оба завалившихся за пазуху клыка падают под ноги. В тот же миг скрывается за далёким холмом багровый краешек закатного солнца, и костяшки, которые только что болтались на шее, начинают шевелиться, превратившись в червей, которые растут на глазах и вгрызаются в дорожную глину. Только удар посоха о землю и всплеск холодного голубого пламени умертвил их окончательно. Ойван представил себе, как эти вот червячки так же, как в глину, вгрызлись бы в его грудь…
— Как думает славный Служитель: стоит нам остановиться на ночлег или лучше продолжить путь? — поинтересовался писарь, который только что настаивал на привале, а теперь явно торопился покинуть то место, где только что ползали какие-то мерзкие черви. — Я полагаю, что до лагеря лорда Фертина уже недалеко. Я слышал, вы знакомы с ним… Он храбрый воин и не мог отступить слишком далеко. Мой господин, Ус Пятнистый, всегда относился к нему с большим уважением.
— А я-то думал, будто славный вождь Ус Пятнистый уважает лишь тех, кто платит, — заметил Служитель Эрл, подтягивая подпругу своего коня.
— Ну зачем же так? — обиделся писарь. — Да, жители Корса тоже не трусы, но они недостойны уважения. Там такой сброд — большинство уже и забыло, из какого они рода, и…
— Поехали! — Служитель, не давший ему закончить, уже сидел в седле. — В темноте дорогу не потеряем?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});