Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

— ЦК считает, что ему не место в партии.

Но его предложение исключить Григоренко из партии не прошло{1540}.

30 октября 1961 г. XXII съезд КПСС принял решение о выносе гроба с телом Сталина из Мавзолея. «Да, нехорошо, — записывал в связи с этим в свою рабочую тетрадь А.Т. Твардовский, — нужно исправить ошибку 53 г., но как было бы благопристойнее, если бы не было этой ошибки». Признав, что и его можно попрекнуть за стишки («И лежат они рядом…»), которые, правда, были тогда искренними, он в то же время задается вопросом, кого же попрекать за то, что Сталина положили рядом с Лениным: «Так велика была инерция принятого, утвержденного всеми средствами воздействия на сознание равенства этих личностей (даже более чем равенства!)»{1541}.

Согласились с этим шагом 15% опрошенных в 1998 г. и 26% опрошенных в 1999 г.

«Ироду нечего там делать», — говорила А.П. Безменова, рабочая Красногорского оптико-механического завода{1542}. «Сталин загубил столько людей, что не заслуживает таких почестей», — полагал В.И. Пастушков, офицер одной из частей береговой артиллерии Балтийского флота{1543}. «Зачем такому душегубу там лежать, чтобы на него глазели?» — говорила учительница А.В. Сорокина из Онуфриево в Истринском районе{1544}.

«К тому времени узнала о нем все» работница сельского совета в Дубровицах Подольского района З. Н. Нифонтова. Справедливым посчитала этот шаг доярка Т.П. Кищенко из деревни Зайчевка в Тульской области: «Он не сделал ничего для победы революции и присвоил многое себе»{1545}. «Многие говорили, что он враг», — сообщал рентгенотехник Раменской больницы Б.Г. Маскин. «Так ему и надо!» — восклицала Ю.С. Савенкова из деревни Петрово в Оленинском районе Калининской области. «Человеку, совершившему столько зла, нечего делать рядом с Лениным», — соглашалась токарь завода п/я 30 в Каменске-Уральском Ф.Н. Соловьева. «Это усыпальница для Ленина, а не коллективное захоронение», — полагала А.В. Кочеткова, учительница из Мытищ. «Слишком много крови на его совести», — полагала вулканизаторщица Останкинского молочного завода З. Т. Горячева. «Вынесли, и никто не жалел», — утверждала врач из Ленинграда Н.В. Кузьменко, прибавляя: «Мавзолей строили для Ленина», и если оставить там Сталина, «то потом и Хрущева положат». «Тело должно быть предано земле», — считал работник узла связи в Долинске на Сахалине В.А. Куприн{1546}.

«На свалку бы его!» — думал бывший дворянин С.Н. Гук. Жалела, что «второго прохвоста не вынесли», его жена М.А. Гук. «Надо было сразу и Ленина захоронить», — добавляет В.В. Филиппова, учительница из Ельца в Липецкой области{1547}. Вообще была против мавзолеев инженер Северной водонапорной станции К.В. Воложанцева.

Не одобрили соответственно 13, 5 и почти 29% опрошенных.

«Кощунством» назвал инженер Кореневского завода строительных материалов в Люберецком районе И.И. Назаров. «Не тобой положено, не тобой взято будет!» — говорил научный сотрудник из Центрального института погоды В.М. Мухин. «Каким бы Сталин ни был, мы при нем жили не плохо», — утверждала работница Госсанэпидемнадзора в Реутово М.Т. Широкова. По свидетельству днепропетровского студента В.Р. Червяченко, недовольны были в основном бывшие фронтовики («мы за него кровь проливали!») и, как ни странно, те, кто сидел в ГУЛАГе. Переживала за Сталина медсестра в/ч 12122 в подмосковном поселке Заря А.П. Смирнова: «Зачем ворошить прошлое?». Противоположный довод приводила учительница Власовской школы в Раменском районе А.В. Апифанова: «Сталин — вождь, это наша история!». Героем считал Сталина милиционер А.В. Петров из поселка Рощино в Ленинградской области. «Мертвых взад назад не носят», — говорила учительница Константиновской школы в Загорском районе В.С. Безбородова. «Вынесли крадучи, народ не спрашивали!» — возмущалась официантка одного из столичных кафе и жена офицера-силовика Н.Н. Сныткова. Возмущалась доярка Е.П. Соколова из села Солодилово в Воловском районе Тульской области: «Это был ближайший соратник Ленина! Он вывел страну из разрухи после войны!». Не понравилось и школьнице Г.Н. Стецюре из поселка Удыч в Тепликском районе Винницкой области; неприятно ей было, когда у них в парке сняли памятник Сталину и выбросили в пруд, где на него потом натыкались купающиеся. «Он никому не мешал», — полагала работница котельной из подмосковного села Куроедово Г.В. Соболева. По воспоминаниям учительницы из Раменского Л.Н. Пантелеевой, все шутили, что Хрущев освобождает место в мавзолее для себя{1548}.

Решительно осуждая вынос тела Сталина из мавзолея, инженер одного из столичных НИИ Б.Г. Лященко в то же время считал более правильным построить пантеон вне Красной площади и перенести туда прах всех советских знаменитостей{1549}.

Отнеслись неоднозначно 1,5% опрошенных. «Раз положили в мавзолее, вроде бы и должен он быть там, но, с другой стороны, разве не должен он быть предан земле?» — раздумывала бухгалтер Ф.П. Атмошкина из колхоза им. 1-го мая в Мечетинском районе Ростовской области{1550}. Продолжал считать, что Сталин «много сделал для страны, поднял ее из руин», но в то же время знал «другую правду» о нем офицер инженерно-авиационной службы Северного флота А.Т. Щепкин{1551}.

Затруднились с ответом более 1% опрошенных.

Никак не реагировали, остались безразличными, равнодушными более 4% опрошенных.

Не слышало об этом около 1% опрошенных.

Нет ответа или он не подлежит однозначному толкованию у более чем 27% опрошенных.

Итак, обобщая все эти ответы, можно с достаточной долей основания сделать вывод о том, что, несмотря на новую мощную атаку, предпринятую на съезде против культа личности Сталина, число тех, кто продолжал не соглашаться в этом вопросе с властью, продолжало несколько превышать число тех, кто именовал себя антисталинистами.

3.2.2. Решение острых социальных проблем

Вряд ли можно согласиться с высказанным М.Я. Гефтером предположением, что «Хрущеву было чуждо полицейское государство благоденствия, какое для Берии (и Маленкова?) являлось единственной заменой сталинскому тоталитаризму»{1552}. Взгляд на социальную политику в первое послесталинское десятилетие заставляет усомниться в этой гипотезе.

Да, действительно, через все хитросплетения правительственного курса можно штрих-пунктиром нанести линию освобождения человека из-под плотной опеки государственной системы. Указом «Об отмене запрещения абортов» от 25 ноября 1955 г. женщине снова было позволено сознательно решать вопрос о деторождении и материнстве. Опять разрешили браки с иностранцами. Было позволено целевыми группами выезжать за границу. Наконец, и это самое важное, работников открепили от предприятий, произошла тихая отмена крепостного права в промышленности. Рабочие и служащие получили право менять место работы по своему усмотрению, предупредив администрацию за две недели до ухода{1553}.

Однако, вопреки распространенному мнению, до недавних пор разделявшимся и автором, сельское население не было уравнено с городским в правовом отношении. По закону колхозники оставались беспаспортными. Другое дело, что на практике они теперь стали пользоваться большей свободой передвижения. Паспорт можно было получить только с разрешения правления колхоза и сельсовета. Но острая нужда в дешевой рабочей силе в промышленности, строительстве, транспорте и торговле, особенно в необжитых районах, способствовала тому, что милиция сквозь пальцы смотрела, как самовольно ушедшие из деревни люди устраиваются на временную работу, выдавая им разрешение на временную прописку, а затем также и паспорта.

Одной рукой «даруя» права, власти другой рукой пытались их ущемить, существенно ограничить. Закон «Об укреплении связи школы с жизнью», например, обязывал выпускников 11-летней школы перед поступлением в вуз заработать двухлетний трудовой стаж.

Уголовное законодательство по-прежнему считало преступления против социалистической собственности более тяжкими, чем преступления против личной собственности. Закон о государственных преступлениях от 25 декабря 1958 г., заменивший собой печально известные статьи 58 и 59 старого уголовного кодекса, продолжал квалифицировать как особо опасные преступления не только вредительство, диверсии, террористический акт, шпионаж, но и измену родине, антисоветскую агитацию и участие в антисоветской организации.

Как верно заметил О.Л. Лейбович, расширение личных прав происходило «естественным путем, если под последним понимать движение от прецедента к массовому явлению, спустя какое-то время становившемуся нормой повседневного поведения»{1554}. Однако власть оставляла за собой возможность в любой момент наказать ослушника в острастку другим, предав, например, суду нарушителя паспортного режима, вернув документы из приемной комиссии вуза, наложив взыскание на администратора.