Босфорская война - Владимир Королёв

У некоторых авторов набег 1629 г., как в письме кошевого атамана, сопровождается разорением предместий Стамбула: казаки, грабя прибрежные города, дошли до османской столицы, навели тревогу на ее жителей и самого султана, сожгли ее дальние предместья и возвратились на родину с богатой добычей.

Д.И. Эварницкий приписывает руководство набегом Б. Хмельницкому: «Выплыв… на 300 лодках в море под предводительством Богдана Хмельницкого, будущего гетмана, они (казаки. — В.К.) добрались до окрестностей Царьграда, мужественно коснулись самых стен константинопольских, зажгли несколько окрестных с Константинополем селений и, окуривши их мушкетным дымом, задали султану и всем обывателям столицы «превеликий страх и смятение»…»

Н.Д. Каллистов пишет, что в 1629 г. бой под Константинополем закончился победой запорожцев, которые «вернулись домой с богатейшею добычею», и даже перечисляет, с чем именно: «коврами, парчою, шелковыми тканями, посудою, драгоценным оружием».

Ю.П. Тушин цитирует письмо И. Сирко без комментариев и, следовательно, принимает содержащуюся там информацию, хотя в своей же «летописи» морских походов XVII в. почему-то обходит молчанием набег на Стамбул 1629 г. В.А. Золотарев и И.А. Козлов, говоря вообще «скороговоркой» о казачьих морских походах, конкретно упоминают лишь набег 1629 г. в интерпретации все того же письма. М.А. Алекберли утверждает, что в названном году «казаки добились значительных успехов в борьбе с турками, разрушая оборонительную систему неприятеля вплоть до столицы Османской империи»[546].

Наконец, скажем, что, по Д.И. Эварницкому, запорожцы «потом от турецкой столицы ударились на запад» и совершали известные уже нам набеги на поселения Румелии. Историк здесь следует за Н.И. Костомаровым, который, перечисляя казачьи действия, ставит стамбульский набег перед опустошением побережья Румелии. В таком же порядке перечислены события и у Ю.П. Тушина.

Увы, те версии, которые идут от письма И. Сирко, не находят подтверждения в известных источниках. И если С. Рудницкий, считающий рассказ письма очевидным преувеличением, слишком доверчиво обосновывает свое мнение тем, что турецкие источники, которые будто бы очень скрупулезно отмечают казачьи набеги вплоть до Стамбула, ничего о нем не сообщают, то ведь о босфорском набеге 1629 г. молчат и нетурецкие источники, а спутанное сообщение Ф. де ла Круа противоречит другим известиям.

Вместе с тем апокриф отражает представления украинцев более позднего времени, но, по-видимому, все же XVII в., о морской войне казачества. Что же мы в таком случае имеем в документе?

«Разумеется, — считают В.Б. Антонович и М.П. Драгоманов, — годы (набегов. — В.К.), которые приводит Сирко, только приблизительно верны». Обращает на себя внимание, что в письме не упомянуты действительные нападения казаков на Босфор и даже не фигурирует мощный набег 1624 г. (хотя М.А. Алекберли уверяет в обратном). Может быть, этот последний набег и имеется в виду, но только ошибочно датирован 1629 г.? Или же автор письма хотел сказать о ближайшем по времени набеге 1628 г., а «приблизительная верность» даты объясняется тем, что не запорожцы играли в нем ведущую роль? До обнаружения новых источников эти вопросы, очевидно, останутся без ответа.

3. Походы 1630— 1640-х гг.

Инициаторами первого похода к Босфору в четвертом десятилетии XVII в. выступили запорожцы. 16 марта 1630 г. их отряд из 500 человек прибыл на Дон, «и учали… атаманом и ясаулом, и казаком те черкасы говорить, чтоб итти на море для добычи; и… атаман Епиха Радилов велел атаманом и ясаулом, и казаком сби-ратца, и собралось… тысяча человек». 5 апреля 1,5 тыс. донцов и запорожцев на 28 стругах, приблизительно по 54 казака на судно, вышли в Азовское море.

Казаки наверняка «пошарпали» его побережье, а 29 апреля, войдя в Керченский пролив, приступали к городу Керчи, но были отбиты с потерями — «черкас и казаков побили и переранили человек со ста и больши». Нападавшие отошли от Керчи, направились к выходу в Черное море, «шли… морем неделю и приходили… на крымские и греческие деревни», и вообще «воевали… крымские юрты… во все лето». Во время погрома названных «деревень» неприятелю удалось захватить двух участников похода, примкнувших к казакам белгородских крестьян, «руских людей Ваську Иванова, Федьку Семенова», которые и дали крымским властям и московским послам в Крыму сведения об этой экспедиции.

31 мая с казачьей флотилией встретились две турецкие галеры, среди пассажиров которых находились и русские — послы дворянин Андрей Савин и дьяк Михаил Алфимов. Перед Кафой эти корабли предупредили с берега, чтобы они шли «бережно», так как «за горой за лиманом» стоят будто бы 46 донских стругов, пришедших из Керченского пролива и громивших суда и селения близ Кафы. «Каторжный бей» повернул назад, струги его преследовали, но не смогли догнать, «потому что на катаргах гребля большая» (на борту было 500 гребцов). И.Ф. Быкадоров, изложив этот эпизод по статейному списку послов, говорит, что, согласно словам взятого в плен казака, в казачьей флотилии насчитывалось 26 стругов с 1100 донцами и 500 запорожцами. Без сомнения, речь шла о той экспедиции, что началась 5 апреля.

В.Д. Сухорукое поворачивает флотилию от крымских берегов домой, на Дон («били на крымские греческие деревни и потом со значительною добычею возвратились в жилища свои»), и одновременно замечает, что летом того же года еще одна партия донцов «разорила несколько других греческих деревень, подвластных турецкому султану, как то: Айсерес, Арпаты и Небола, за три дня езды от Царяграда отстоящие, и иные».

Однако историк ошибается относительно времени нападений на «другие» греческие селения, равно как неточен в определении их местоположения. В приводимом же в сочинении В.Д. Сухорукова, в примечаниях, статейном списке русских послов[547] сказано: «Да… казаки воевали в 138 году весною турскова салтана греческие села и деревни, которые живут блиско Крыму, село Айсерес (у Н.А. Мининкова Аскерень. — В.К.), село Арпаты и иные села и деревни, и имали у них войною животы их и животину, а в полон… гречен не имали; да в турской же земле… казаки повоевали… село Небыла (у Н.А. Мининкова Инебала. — В.К.) и многих людей в полон и животы поймали, и издобылись они в той войне гораздо, и то… село (Инебала. — В.К.) сидит подле моря блиско города Синяпы (Синопа — В.К.), от Царягорода в трех днищах».

Послы имели в виду Инеболу, заметный населенный пункт, а впоследствии немалый город, расположенный на черноморском побережье Малой Азии, между Синопом и Эрегли, ближе к первому.

Далее в списке говорится: «Да во 138 году поймали турские люди в Турской земле близко города Синяпы… восьм стругов, а казаков было в тех стругах триста человек, и привели тех казаков во Царьгород, и турской салтан тех казаков поймал на себя, на каторги». По Н.А. Мининкову, захват стругов и казаков случился именно возле Инебалы[548]. Похоже, что сведения об этих потерях преувеличены турками. Во всяком случае, жилец Тимофей Владычкин, побывавший в конце лета 1630 г. на Дону, слышал там, что «по лету донские казаки ходили на море и воевали турского (султана. — В.К.) город… и которой город повоевали, то… он не ведает. А побили… на море казаков 130 человек, а они… привезли с собою огромного руского полону 240 человек».

Из приведенных материалов видно, что набег на греческие селения относится к весне, и, вероятно, там действовала та же самая флотилия, что нападала на Керчь. К Босфору же и Стамбулу она подходила, очевидно, гораздо ближе «трех днищ». 22 июня русский посол узнал в Кафе, что донские казаки громили села и деревни близ города Легра, «в днище и в двух от Цареграда»[549]. Под «Легром», как уже говорилось, скорее всего, имеется в виду Эрегли.

На помощь селениям, подвергшимся нападению, прибыли сипахи, и в завязавшемся бою оказались «побиты немалые люди с обеих сторон». Но донцы разгромили два турецких корабля, пленили кади и предлагали затем выкупить его за 2 тыс. золотых[550].

К 1630 г., может быть, относятся действия казаков и в районе Бургаса. М. Бодье в одном из изданий своей книги, вышедшем в 1631 г., сообщал свежие новости на этот счет. «Русские (казаки. — В.К.), привыкшие совершать набеги, — читаем здесь, — продолжают их чинить летом… тысяча шестьсот тридцатого года… они вновь вышли в Черное море, чтобы, как обычно, нанести урон туркам, используя реку Танаис и Борисфен…» До М. Бодье дошли слухи, что в походе участвовали какие-то «несколько отрядов московитов-добровольцев», хотя султан «жил в мире с их народом».

«Русские, — утверждает французский современник, — высадились в Анатолии, захватили там несколько удаленный от моря город Ямбол, ограбили его и увезли богатую добычу, состоявшую из разных вещей, но главным образом меди, которая производится в большом количестве в этом крае». Кафинский паша, «видя эти беспорядки», направил в Стамбул гонца с сообщением о них и советовал «паше моря» «ввести в Черное море не менее ста галер, если он намерен обуздать дерзость русских, их врагов».