Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Сашки на кухне окно открыто, ей прекрасно слышен зычный баритон. Всеволод Алексеевич их с семи утра ждал. Сашка слышала, как он поднялся, как бродил по спальне, одеваясь. Хотела встать, но он заверил, что сам позавтракает. Ну а когда бригада приехала и все окрестные собаки залились возмущенным лаем, Сашке тоже пришлось выползать из-под одеяла. Да и сложновато было бы спать, когда у тебя над головой топают, что-то отвинчивают, долбят, роняют.
Старую крышу разобрали часа за два. Еще часа полтора привинчивали доски-перекрытия. Потом парни ушли на то ли на обед, то ли на перекур, и заскучавшее сокровище явилось домой.
– Садитесь, поешьте! Что вы там, как часовой? Не так уж и тепло на улице, ветер гуляет, – ворчит Сашка, накрывая на стол. – Не справятся они без вас, что ли? У них же бригадир есть. И не первая в жизни крыша, наверное.
– Напортачат – придется потом переделывать. Только отвернись, и они не по пять гвоздей в каждое перекрытие забьют, как положено, а по два. С одного краю и с другого. А летом, под солнышком всю конструкцию поведет. И осенью нам опять зальет потолок!
Разве Сашка станет с ним спорить? Налила суп, положила котлетку с салатом, села напротив.
– А ты?
А ее тошнит. То ли от выпитого кофе, то ли от недосыпа. Еще и голова раскалывается от громких звуков.
– Потому что по ночам надо спать, а не сказки читать. Если тебе так интересно, спроси меня, я тебе про Рубинского расскажу.
Сашка поднимает на него глаза. Сидит, ухмыляется. И откуда он узнал? Уже сунул нос в планшет? Или еще ночью подсмотрел?
– Ага, вы расскажете, – не подумав, говорит она. – И начнете рычать через пять минут.
– Почему это? – Он даже ложку откладывает. – Глупости какие. Мы всю жизнь рядом прошагали, плечо к плечу. Может быть, не дружили, но очень уважительно друг к другу относились и…
И вы, Всеволод Алексеевич, спели у него на похоронах. Спели!!! Нет, можно найти рациональное объяснение, мол, хотел помянуть ушедшего коллегу песней. Что, будучи певцом, привык любое событие, хорошее ли, плохое, песней озвучивать и так далее. Но Сашка-то слишком хорошо его знала. И уж слишком та сцена напомнила известный анекдот «хоронили тещу – порвали два баяна». Он тогда понял, что остался один такой, легендарный. И про добрые отношения не надо ей тут затирать. Рубинский был очень резким, очень прямым, признающим только свою собственную правду. А Всеволод Алексеевич всегда был очень ранимым и обидчивым. И каждый выпад «старшего коллеги» воспринимал болезненно. Только на Сашкиной памяти таких случаев – целая куча. Вот два особо примечательных. Когда Зарина купила собаку (чуть позже, когда у Всеволода Алексеевича диагностировали астму, зверя пришлось пристроить в хорошие руки), и Тумановы вместе со щенком поехали на какой-то песенный фестиваль, Рубинский на пресс-конференции, в микрофон, перед телекамерами ляпнул, что Туманов с женой совсем обалдели. Нет, чтобы ребенка усыновить, они собаку завели. Всеволод Алексеевич только зубами скрипнул, а Зарина потом плакала, Сашке рассказывали. И это был один из немногих случаев, когда Сашка искренне Зарину пожалела. Второй случай произошел на сцене на очередном юбилее Туманова. Рубинский вышел и сообщил, что так как он был первым исполнителем одного из ранних Тумановских шлягеров, то сегодня они эту песню споют вместе. И знал ведь, зараза, что песня сложная и Туманову она давно не по силам. Ну и заголосили два старых дурака в микрофоны, кто кого переорет. У Рубинского глотка луженая, а у Туманова астма. И характер – у обоих. В телеэфире после их выступления рекламу дали, но Сашка-то была в зале. И видела, как экстренно Всеволод Алексеевич рванул за кулисы, едва доиграла музыка, – в кулисах у него в то время всегда дежурил кто-нибудь с ингалятором. А Рубинский степенно поклонился и еще минут двадцать развлекал публику, пел свои песни, пока Всеволод Алексеевич пытался отдышаться.
Нет, он был хороший певец и интересная, сильная личность. Но очень уж между ним и Тумановым искрило. Ни о какой дружбе речи не шло. И если Всеволод Алексеевич о Рубинском что-то и рассказывал, то редко хорошее. Поэтому Сашке хотелось почитать что-нибудь нейтральное, хоть немного объективное, написанное журналистом, а не «младшим коллегой». Даже не по возрасту младшим, Всеволод Алексеевич моложе Рубинского всего на пару лет. Но он всегда уступал ему в вокале, в физических возможностях. Да еще и пришел на эстраду на несколько лет позже.
– И я вообще не понимаю, что за претензии! Что-то раньше ты на мои истории не жаловалась!
Тут только до Сашки доходит, что он завелся не на шутку. Уже забыл про еду, глаза сделались темными и сверкают. Что же она натворила… А что, собственно? Констатировала факт. Он действительно начал рычать, даже пяти минут не прошло.
– Никаких претензий, Всеволод Алексеевич, – Сашка выбирает самый миролюбивый тон. – А давайте вместе эту книгу почитаем? Я вам буду зачитывать, а вы комментировать? Мало ли, что там журналисты напридумывали.
Заинтересованный взгляд. Кажется, удалось переключить его внимание. Как в детском саду, честное слово. Что наводит на тревожные мысли. Надо бы сахар померить внепланово. Но сразу после обеда мерить бесполезно, нужно, чтобы хоть пару часов прошло.
Сашка надеется, что после чая Всеволод Алексеевич пойдет к себе, отдыхать. А она притулится к нему с книжкой, как и обещала, и будет слушать его потрясающие истории, в которых он принц в белом смокинге, а Рубинский – какашка. Но Туманов поднимается из-за стола и идет в противоположном от спальни направлении.
– Вы опять на улицу, что ли?
– Конечно. Они кровлю еще даже не начали стелить. Проконтролировать-то надо! Да и под их грохот все равно не отдохнешь.
Сашка качает головой, но спорить не решается. Точно не сейчас, он и так не в лучшем расположении духа. Убирает со стола, думая, под каким предлогом затащить его домой. Или уже плюнуть, пусть делает как считает нужным. В конце концов темнеет рано, к пяти часам работники сами уедут. Не будут же они в сумерках по крыше скакать. И в этот момент во дворе что-то с грохотом падает. Сашка делает шаг к окну. Не сокровище, это самое главное. Сокровище сидит на своем любимом месте под навесом и хмуро созерцает, как отряхивается слетевший вместе с лестницей парень. Видимо, невысоко летел, раз сам поднялся.
– Я же говорил, лестницу надо держать! –