Спин - Роберт Уилсон

После полудня ветер стих. Я снова поковылял к окну и увидел высунувшийся из-за дома и ангара край солнечного диска, настолько здоровенного, что странным казалось, как он держится в небе. Подпрыгни — и достанешь.

Воздух в комнате постоянно нагревался, измерить его температуру я не мог, но за сотню по Фаренгейту она перевалила с гарантией. Конечно, чересчур для нормальной жизни, однако не смертельно. Мгновенная смерть, во всяком случае, не грозит. Хотелось поговорить с Джейсоном насчёт термодинамики выпаривания человечества. Он бы изобразил процесс графически, нарисовал бы диаграмму вымирания.

Раскалённая земля дышала жаром.

Дэн Кондон несколько раз пересёк двор. Его легко можно было распознать в резком солнечном свете, человека из века девятнадцатого, с подстриженной чёрной бородой, безобразным изрытым оспинами лицом. Линкольн в синих джинсах, длинноногий, целеустремлённый. Он не поднял головы, даже когда я заколотил по стеклу.

Стучал я и по стенкам, надеясь на ответ Дианы. Но ответа не дождался.

Снова приступ головокружения, снова на кровать, в раскалённом воздухе непроветриваемой комнаты, обливаясь потом.

Заснул… или потерял сознание.

Очнувшись, подумал, что комната вспыхнула, но впечатление пожара возникло не от огня, а от страшной жары и невероятно яркого заката.

Снова к окну.

Солнце уже коснулось восточного горизонта и быстро опускалось. В темнеющем небе клубились тёмные облака. Скудная влага, взмывшая в небо от иссушённой земли. Автомобиль мой кто-то доставил с холма и припарковал слева от амбара. Ключи, без сомнения, забрал. Бензина в баке всё равно воробью по колено.

Но день-то я прожил. Мы прожили день. Я и Диана. И, без сомнения, миллионы кроме нас. Значит, апокалипсис предстоит медленный. Мы изжаримся постепенно. Или из-за разрушения земной экосистемы.

Распухшее светило, наконец, исчезло. Температура, казалось, мгновенно упала на десяток градусов.

В небе показались первые звёзды.

Кормить меня никто не собирался, страшно мучила жажда. Может быть, Кондон намеревался держать меня взаперти, пока я не умру от обезвоживания организма. Или же просто забыл обо мне. Что может происходить в мозгу у такого, как пастор Дэн, для меня оставалось тайной; его мании и фобии явно относились к области психиатрии, его бы с этими глубинными тайнами к Малмстейну на обследование…

В комнате стемнело. Ничего электрического в ней, кроме телефона в моём кармане, не содержалось. Где-то снаружи, однако, застрекотал мотор генератора, из окон первого этажа на землю упали прямоугольники света, свет проникал и из ворот амбара.

Утомлённый тьмой, я вынул из кармана телефон и вяло нажал на выключатель, просто чтобы полюбоваться свечением экрана.

Однако первое движение подсказало последующие.

— Саймон? — Молчание. — Саймон, слышишь меня?

Молчание. Затем какой-то жестяной, как будто машинный голос:

— Ты меня до полусмерти перепугал. Я думал, телефон сломался.

— Ночью, видишь, работает.

Солнце забило своими помехами наш предыдущий разговор, но, выходит, не окончательно вывело из строя аппаратуру аэростатов, хотя полоса пропускания явно сузилась, голос Саймона сильно искажался. Но главное — связь, хоть какая-то связь с миром.

— Я сожалею о том, что произошло, но я ведь предупреждал. Мне не до объяснений.

— Ты где? В амбаре или в доме?

Пауза.

— В доме.

— Я торчу у окна весь день, но ни жён, ни детей не видел. И Тедди МакАйзека тоже не видел. Что с ними?

— Они уехали.

— Ты уверен?

— Что за вопрос! Конечно, уверен. Диана не единственная, кто заболел. Но она слегла последней. Первой свалилась младшая дочка Тедди МакАйзека. Потом его сын. Потом сам Тедди. Когда выяснилось, что все они, и особенно его дети, болеют очень серьёзно и не поправляются, мы погрузили их всех в пикап и отправили с женой пастора Дэна.

— Когда?

— Да уж не один месяц… Жена Аарона с детьми тоже не долго после этого продержалась. Вера в них ослабела. Ну и боялись они что-нибудь подцепить, заразиться.

— Ты видел, как они уезжали? Ты уверен, что они уехали?

— Конечно, уверен.

— Траншея возле амбара здорово смахивает на могилу.

— А, это… Да она и есть могила. Там скотина зарыта.

— Какая скотина?

— Длинная история. Есть в Сьерра-Бонита такой богатый парень, Босуэлл Геллер, друг нашего «Иорданского табернакла» с давних времён. Личный друг пастора Дэна. Он выводил красных тёлок, но департамент сельского хозяйства начал в прошлом году расследование, нагнали к нему агентов… И как раз когда он добился таких успехов! Босуэлл и пастор Дэн хотели создать красных телиц из пород разных стран, разных континентов, потому что это символизировало бы обращение язычников. Пастор Дэн цитирует книгу Чисел, девятнадцатую главу, там об этом, о чистой рыжей телице, рождённой в конце времён, из пород разных континентов, отовсюду, где проповедовалось Евангелие, Благая Весть Иисуса Христа. Жертвоприношение как буквальное, так и символическое, и то и другое сразу. Если по Библии, то пепел всесожжения телицы очищает осквернённого. Но в конце времен солнце пожрёт телицу, испепелит её, пепел развеется по всему земному шару, очистит всю землю, очистит её от смерти. Вот это-то сейчас и происходит. Послание святого апостола Павла «К евреям», девятая глава: «Ибо, если кровь тельцов и козлов и пепел телицы чрез окропление освящает осквернённых, дабы чисто было тело, то кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принёс Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному!»

— И вы держали этот скот здесь?

— Ну, не весь, конечно. Пятнадцать производителей успели спасти, вывезли, прежде чем департамент сельского хозяйства лапу наложил.

— После этого и начали болеть люди.

— Да. И не только люди. Скотина тоже. Для них и траншею вырыли. Все издохли, кроме трёх из первого стада.

Стало быть, амбар оказался коровником.

— Слабость, нетвёрдая походка, потеря веса перед смертью?

— Да… Откуда ты знаешь?

— Симптомы СПАССА. Переносчики болезни — копытные. Коровы. Эту же дрянь подцепила и Диана.

Молчал он долго. Потом, наконец, заговорил:

— Мне нельзя с тобой разговаривать.

— Я наверху, в запертой спальне.

— Знаю.

— Тогда выпусти меня.

— Не могу.

— Почему? За тобой следят?

— Я не могу тебя выпустить. Я не имею права с тобой даже разговаривать. Кроме того, я занят, Тайлер. Я готовлю ужин для Дианы.