Крах нацистской империи - Уильям Ширер

Высадка союзного десанта в Нормандии

Борман и Геринг в ставке Гитлера после взрыва

Гитлер незадолго до самоубийства

Развалины рейхстага, май 1945 г.

Один из участников

заговора дает показания нацистскому трибуналу,1944 г.

Парад французских войск в освобожденном Париже, август 1944 г.

У ног советских офицеров обгоревшие останки Геббельса, май 1945 г.

Знамя Победы над Берлином, май 1945 г.

Затем, 7 ноября, верховный главнокомандующий, не обращая внимания ни на это зловещее известие, ни на положение Роммеля, который оказался бы в западне, если бы англичане и американцы высадились у него в тылу, игнорируя предупреждения разведки о нависшей угрозе русского контрнаступления в тылу 6-й армии в Сталинграде, сел после завтрака в поезд и выехал в Мюнхен, где на следующий вечер должен был произнести традиционную речь перед своими старыми товарищами по партии, которые ежегодно собирались отметить годовщину «пивного путча»[164].

Как заметил Гальдер, в критический момент войны в фюрере политик взял верх над солдатом. В штабе верховного главнокомандования старшим остался полковник Тройш фон Буттлар-Бранденфельс. Генералы Кейтель и Йодль, старшие офицеры ОКВ, отправились вместе с фюрером на торжество. Видится что-то роковое и безумное в этих поездках верховного правителя, который настойчиво стремился руководить войной на уровне дивизиона, полка и даже батальона на разбросанных на тысячи миль фронтах, в поездках, лишенных смысла с точки зрения политики, в момент, когда дом начинал разваливаться. Происходили глубокие изменения и в отдельно взятом человеке, как это случилось с Герингом, который, несмотря на то, что его некогда всемогущие люфтваффе неуклонно теряли боеспособность, испытывал все более сильное влечение к драгоценностям и игрушечным поездам, почти не оставляя времени для решения проблем угрожающе затягивавшейся и принимающей все более ожесточенный характер войны.

Англо-американские войска под командованием генерала Эйзенхауэра высадились на побережье Марокко и Алжира в 1 час 30 минут 8 ноября 1942 года, а в 5.30 Риббентроп позвонил из Мюнхена в Рим Чиано, чтобы сообщить эту новость.

«Он нервничал, — писал Чиано в дневнике, — и хотел знать, что мы собираемся предпринять. Должен признаться, что я был застигнут врасплох и еще не совсем проснулся, чтобы дать более или менее вразумительный ответ».

Итальянский министр иностранных дел узнал от сотрудников немецкого посольства, что там «пришли буквально в ужас от этого удара».

Специальный поезд Гитлера прибыл из Восточной Пруссии в Мюнхен в 3.40 пополудни. Первые сообщения, полученные фюрером о высадке союзников в Северной Африке, тревоги не вселяли. Повсюду французы оказывали упорное сопротивление, докладывали фюреру, а в Алжире и Оране попытки высадить десанты вообще были отбиты. Друг Германии в Алжире адмирал Дарлан с одобрения режима Виши занимался налаживанием обороны. Первая реакция Гитлера на известия была противоречивой. Он приказал немедленно усилить гарнизон на острове Крит, находившийся вне нового театра военных действий, объяснив, что шаг этот столь же важен, как и направление подкреплений в Африку. Он дал указание гестапо доставить генералов Вейгана и Жиро в Виши и держать их там под надзором[165]. Фельдмаршалу фон Рундштедту он приказал приступить к осуществлению операции «Антон», но не переходить демаркационную линию, пока он не получит дальнейших указаний. Затем Гитлер обратился с просьбой к Чиано[166] и Пьеру Лавалю, к тому времени премьеру вишистской Франции, на следующий день прибыть на встречу с ним в Мюнхен.

Около суток Гитлер носился с идеей попытаться заключить альянс с Францией с целью втянуть ее в войну против Англии и Америки, а в данный момент поддержать правительство Петена в его решении оказать сопротивление союзникам, высадившимся в Северной Африке. Его, вероятно, ободрило, что утром 8 ноября правительство Петена разорвало дипломатические отношения с Соединенными Штатами и что престарелый французский маршал заявил американскому поверенному в делах: его вооруженные силы окажут сопротивление англо-американским силам вторжения. Из записей в боевом журнале ОКВ за тот воскресный день видно, что Гитлер был занят разработкой «далеко идущего сотрудничества с французами». Вечером немецкий представитель в Виши Круг фон Нидда передал Петену предложение заключить более тесный альянс между Германией и Францией.

Но уже на следующий день после своей речи перед ветеранами партии, в которой он утверждал, что Сталинград «твердо удерживается в немецких руках», фюрер переменил свое мнение. Он заявил Чиано, что не питает никаких иллюзий относительно намерения французов сражаться и решил осуществить «полную оккупацию Франции, высадиться на Корсике, чтобы использовать ее как плацдарм для прыжка в Тунис». Об этом решении, но не о времени претворения его в жизнь, было сообщено Лавалю, когда он 10 ноября прибыл в Мюнхен на автомобиле. Вероломный Лаваль тут же обещал уговорить Петена пойти навстречу пожеланиям фюрера, однако посоветовал немцам начать осуществление намеченного, не ожидая одобрения со стороны престарелого маршала, что Гитлер и намеревался сделать. Чиано оставил описание премьера Виши, который был после войны казнен за измену:

«Одетый в костюм зажиточного французского крестьянина, при белом галстуке, Лаваль явно не вписывался в обстановку, царившую в огромном салоне, заполненном высокопоставленными военными. Он пытался в привычном тоне рассказать о долгом сне в автомобиле по дороге сюда, но его слова не заинтересовали никого из присутствовавших. Гитлер обращался к нему с холодной учтивостью…

Этот жалкий человек не мог даже представить, что немцы собираются поставить его перед свершившимся фактом. Лавалю ни словом не намекнули о предпринимаемой акции — в то время как он курил сигарету и разговаривал с разными людьми, в соседней комнате отдавались приказы об оккупации Франции. Фон Риббентроп сказал мне, что Лавалю только в 8.00 утра сообщат, что, получив ночью соответствующую информацию, Гитлер был вынужден прибегнуть к полной оккупации страны».

Приказ о захвате неоккупированной части Франции в нарушение соглашения о перемирии был отдан Гитлером в 8.30 утра 10 ноября и проведен в жизнь к утру следующего дня без каких-либо инцидентов, не считая протеста Петена. Итальянцы оккупировали Корсику, а немецкие самолеты начали в срочном порядке перебрасывать по воздуху войска, чтобы занять Тунис до того, как туда придут войска Эйзенхауэра.

Был еще один типичный для Гитлера трюк, рассчитанный на обман французов. 13 ноября фюрер заверил Петена, что ни немцы, ни итальянцы не собираются оккупировать военно-морскую базу в Тулоне, где со времени заключения перемирия стоял на приколе французский флот.

В дневнике боевых действий ОКВ имеется запись от 25 ноября, что Гитлер принял решение немедля осуществить операцию «Лила»[167] (кодовое наименование операции по оккупации Тулона и захвату французского флота). Утром 27 ноября немецкие войска атаковали военно-морскую базу, однако французские моряки удерживали оборону до тех пор, пока экипажи по приказу адмирала де Лаборде не потопили свои корабли. Таким образом, державы оси лишились французских боевых кораблей, в которых они остро нуждались на Средиземном море, но вместе с тем их не получили и союзники, для которых они явились бы исключительно важным подкреплением.

Гитлер выиграл гонку, захватив Тунис до появления там войск Эйзенхауэра. Однако это была сомнительная победа. По настоянию фюрера, чтобы удержать этот плацдарм, сюда пришлось перебросить почти четверть миллиона немецких и итальянских солдат. Если бы несколько месяцев назад фюрер направил Роммелю пятую часть тех войск и танков, что пришлось направить сюда теперь, то Лиса Пустынь наверняка уже находился бы за Нилом, англо-американские десанты не высадились бы в Северной Африке, а Средиземное море было бы безвозвратно потеряно для союзников, что обеспечило бы безопасность «мягкого подбрюшья» для держав оси. В конечном счете каждый солдат, танк и орудие, переброшенные Гитлером в Тунис в ту зиму, а также остатки Африканского корпуса оказались потеряны к концу весны, а еще больше немецких войск, чем под Сталинградом, было отконвоировано в лагеря для военнопленных[168].

Гитлер и наиболее видные генералы из ОКВ с удовольствием коротали время в окружении Альпийских гор возле Берхтесгадена, когда до них дошли первые известия о контрнаступлении русских на Дону, которое началось ранним вьюжным утром 19 ноября. Хотя советское наступление в этом районе и ожидалось, однако в ОКВ не верили, что оно примет такой размах, Гитлеру и его главным военным советникам — Кейтелю и Йодлю — придется спешно возвращаться в ставку в Восточной Пруссии.