Укрощение строптивого (СИ) - Юлия Григорьева

Хорошо. Шантаж еще никто не отменял.

— Если на меня будут все время нападать и давить, мне придется защищаться, — взгляд в глаза нареченного, — как умею.

Он поджал губы, скрестил руки на груди и спросил:

— Что ты хочешь?

— Чтобы они ушли. Я человек, как верно заметила эта старая женщина, — теперь и бабуля поджала губы и сузила глаза. — Может, я и отвратительна, хотя ты вчера заверял меня в обратном, — насмешливый взгляд на мрачных горгулш. Эх, жаль, та стерва уже отсутствует, надеюсь, ей передадут, — но еще не принадлежу роду Хошшар. По более привычным мне законам, одеть меня могут мои служанки. Они неплохо с этим справляются. И я хотя бы буду уверена, что на брачное ложе взойду без синяков и увечий. У твоей матери ужасные руки, грубые и шершавые. — Свекровь взглянула на свои ладони, затем возмущенно на меня. — А у меня кожа нежная. И я ведь такая хру-упкая.

Анидар подошел ко мне и, согнувшись, зашипел на ухо:

— Что за представление?

— Милый, какое представление? — мои реснички изумленно вспорхнули. — Я забочусь только о нас.

И я поцеловала его в щеку, заглядывая в глаза невинным взором.

— Позволь мне последнюю вольность, — я улыбнулась, как можно более мило. — Пожалуйста.

— Я сейчас буду грубить Матери Рода, — тихо рыкнул Анидар, — за это мне будет грубить отец. Ты понимаешь, что за все это расплачиваться придется тебе?

— Я буду очень стараться, — произнесла я тем самым медовым голосом, который так понравился ему. И для убедительности еще раз поцеловала в щеку.

— Договорились, — усмехнулся горгул и выпрямился в полный рост.

Дальше был скандал. Анидар произнес маленькую речь на родном языке. В ответ ему понеслось шипение старой карги. Тон внучка стал ледяным. Тогда вмешалась его мать, после сестры, после говорили все хором. Лица горгулш побагровели, Анидар оставался незыблем, как каменная глыба. Мои служанки забились в угол, а я с любопытством следила, что будет дальше. Дальше женщины перешли на уж совсем безобразный визгливый тон, и мой нареченный их выставил из покоев. Я помахала им вслед ручкой, а на моих губах цвел буйным цветом запредельно счастливый оскал сплетницы Фиски. Как же я ее понимала в этот момент.

Когда дверь за женщинами рода Хошшар закрылась, Анидар резко обернулся, и я снова смотрела на него предельно честными и наивными глазами. Он пересек покои и подошел вплотную ко мне.

— Ты понимаешь, что только что приобрела двенадцать врагов? Добавим к этому гнев моего отца и неодобрение остальных мужчин клана? — сухо спросил горгул, вновь скрестив руки на груди.

— Просто я их боюсь, они вчера делали мне очень больно, — я всхлипнула, и Анидар скривился.

— Давай без этой лживой влаги на твоем лице, — потребовал он. — Я обещал защиту, ты ее получишь. Но с этой минуты одна ты никуда не выходишь, сидишь в моих покоях под стражей. Ешь, что я принесу, пьешь, что я налью. Мать Рода обиды не простит. Не мне, конечно. Для них я сейчас молодой дурак, которому вскружила голову человечина. Я не стал возражать. А теперь тебе придется очень постараться, чтобы я не отвернулся от тебя. Предупредил один раз, оступишься, пеняй на собственную глупость.

— Одевайте, — велел он служанкам и покинул покои.

— Что вы наделали! — шепотом воскликнула одна из женщин.

— Отомстила за вчерашнее унижение, — устало ответила я и побрела на стул. — Никому не позволено безнаказанно обижать княжну Пронежскую.

Да, что они мне могут сделать? Убить? Все равно я тут жить не буду. Так или иначе, но Лиора покинет эти чертоги сегодня ночью прежде, чем к ней прикоснуться чужие мужские руки. Я так решила, и быть по сему. Жаль было только одного, я больше никогда не смогу сказать моему несносному упырю, что люблю его больше жизни.

— Элион, — прошептала я и всхлипнула уже по-настоящему. — Где ты, Элион?

— Он покинул наши границы. Через два часа после полуночи.

Я резко обернулась и только сейчас заметила, что служанки склонились в низком поклоне. За моей спиной стоял свекор и изучал меня холодным взглядом.

— Мрака, — равнодушно поздоровалась я.

— Ты смелая девочка, раз решила связаться с нашими женщинами, — сказал орсан Хошшар. — Но больше глупая, тебе этого не простят. Для тебя один выход — скорей забеременеть. Пока ты вынашиваешь и кормишь дитя, никто не посмеет прикоснуться к тебе даже злыми помыслами. Не смотря на то, что мои внуки от тебя будут людьми, они все-таки будут носить кровь и имя Хошшар, потому желанны кланом Горр не менее остальных детей. Это был мой отеческий совет, девочка. Первый и последний. Я не позволю тебе смущать Анидара и вносить в наш клан и род смуту. Накажу больно.

Развернулся и вышел. Вот такое пожелание счастья. Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Покинул границы… Он сказал правду? Элион сдался? Не могу в это поверить. Вампир всегда находил меня и возвращал… Но тогда был приказ Вечного, а сейчас? Сейчас только обещание не отказаться. Неужели он бросил меня? Нет, боги, нет! Этого просто не может быть! Не верю, ни единому слову не верю… Но внутренний голос противно шептал, что горгул не лгал. Я умею различать, когда лгут. Он не врал. Но, Элион, почему?.. Потому что здесь он бессилен, признала я и поникла. Вампир сделал все правильно. Что он может сделать один против целого королевства? Ничего. Так пусть же живет мой любимый. А я… я дождусь его там, где сходятся дороги душ всех миров. Этой ночью я шагну за Грань, но не стану Анидару Горр орсану Хошшар настоящей женой. Можете осуждать меня, можете понять, но своего решения я не изменю.

— Госпожа, — позвала меня одна из служанок. — Пора облачаться.

Я, молча, встала и позволила им обрядить меня в очередную хламиду. Так же, молча, позволила отвести меня во двор, где ждали носилки. В огромную пещеру, освещенную факелами, я входила, не глядя по сторонам. Мне было все равно, как смотрит на меня Анидар, мне было плевать на слова крылатого жреца. Я просто ждала ночи…

Пространство размылось, превращаясь в неясные росчерки. Яростное рычание вырывалось из груди, но это не помогало прогнать ни ощущение собственного бессилия, ни унять сжигающей боли от потери. Элион слизнул кровь с прокушенной губы и снова зарычал. Не прошел, не смог. Не смог! К проклятой Тьмой озерной стерве смог, а к поганым горгулам нет. Он мотался вокруг Ургарайских гор до ночи, отыскивая хоть малую брешь в защите границ, не нашел. Его пытались остановить. Кланы отправляли отряды, нападали одиночные стражи границы. Его уговаривали, увещевали, пытались убить, обездвижить, прогнать, но вампир неизменно отвечал агрессией, оставляя за собой вырванные крылья, порванные клыками глотки, кровь, смерть и свою ненависть.