100 великих гениев - Рудольф Баландин

Свой автобиографический очерк Эйнштейн начал нетривиально: «Вот я здесь сижу и пишу на 68 году жизни что-то вроде собственного некролога…» Но сообщает не о житье-бытье, а о том, как его захватывало познание законов Мироздания, выражаемых математическим языком. И пояснил: «Главное в жизни человека моего склада заключается в том, что он думает, а не в том, что он делает или испытывает. Значит, в некрологе можно в основном ограничиться сообщением тех мыслей, которые играли значительную роль в моих стремлениях».

Конечно же складывалась жизнь его не гладко, бывали и трагические моменты, и сильные переживания, и очень интересные встречи. Но все это было для него не самым главным. По его словам, «радость видеть и понимать есть самый прекрасный дар природы».

Как писал Б.Г. Кузнецов, "Эйнштейн рассказывает в своей автобиографии, как в его сознании все обыденное, преходящее, личное, уступало место всеохватывающему стремлению к познанию реального мира в его единстве…

– …Только человек, никогда не думавший о себе, мог с такой отрешенной от всего личного последовательностью разрабатывать теорию, рвавшею с очевидностью наблюдения, с очевидностью логики, с тысячелетней традицией, теорию, «безумную» в самом высоком и благородном смысле этого слова. В этом смысле душевная чистота Эйнштейна кажется нам неотделимой от титанической силы мышления".

Детские годы Альберта Эйнштейна не предвещали появления научного гения. Родился он в германском городе Ульме, на левобережье Дуная у подножия Швабских Альп, в семье владельца электротехнического магазина. В католической школе, а затем в гимназии он, мягко говоря, не блистал успехами в учебе. С шести лет учился играть на скрипке – тоже без особых успехов. Он хорошо усваивал только то, что его волновало и увлекало. Так, разучивая сонаты Моцарта, он ощутил радость гармонии и вскоре стал играть вполне прилично. Сходным образом на него подействовал… учебник геометрии. Возможно, и здесь его захватило чувство гармонии.

Отличался он замкнутым характером. Писавший о годах его детства А. Мошковский подчеркнул: «Его называли пай-мальчиком за болезненную любовь к правде и справедливости. То, что тогда окружающим казалось болезненным, представляется сейчас выражением исконного, неистребимого инстинкта. Кто знает Эйнштейна как человека и ученого, тому ясно, что эта детская болезнь была лишь предвестницей его несокрушимого морального здоровья».

Учился Эйнштейн в Цюрихском политехническом институте (тоже без особых успехов). Преподаватель математики талантливый ученый Герман Минковский позже, прочтя первые статьи Эйнштейна, был немало удивлен: от этого студента он не ожидал ничего подобного. Хотя ничего удивительного не произошло. Способность учащегося, усваивающего «готовые» знания, очень редко совмещаются с талантом творца, открывателем нового.

После окончания института ему пришлось думать не о научных изысканиях, а о пропитании. Он преподавал в школе и училище, перебивался кое-как, знакомые ему помогали устраиваться на работу. Порой приходилось совсем не сладко. Хотя он не унывал, называя себя «веселым зябликом». Так прошел год, начался 1902-й. И тут ему улыбнулась удача: благодаря протекции друга его приняли экспертом в Бернское патентное бюро.

Начались поистине «звездные годы» в его жизни. После службы он мог свободно заниматься научными исследованиями – без каких-либо экспериментов, чисто теоретически, путем размышлений, сопоставлений фактов и формул он «выпытывал» у природы ее Законы. После первых статей опубликовал в 1905 году три небольших по объему, но необычайно емких по содержанию работы. Создал фотонную концепцию света, объяснив фотоэффект; объяснил броуновское движение; создал специальную теорию относительности (в статье «К электродинамике движущихся тел»).

В одном из писем он так изложил суть своей теории: «Еще в древности было известно, что движение воспринимается только как относительное. В противоположность такому факту физика базировалась на понятии абсолютного движения. В оптике исходят из мысли об особом, отличающемся от других движении. Таким считали движение в световом эфире. К последнему относятся все движения материальных тел. Таким образом, эфир воплотил понятия абсолютного покоя, связанного с пустотой. Если бы неподвижный, заполняющий все пространство световой эфир действительно существовал, к нему можно было бы отнести движение, которое приобрело бы абсолютный смысл. Такое понятие могло быть основой механики. Попытки обнаружить подобное привилегированное движение в гипотетическом эфире были безуспешными. Тогда вернулись к проблеме движения в эфире, и теория относительности сделала это систематически. Она исходит из предположения об отсутствии привилегированных состояний движения в природе и анализирует выводы из этого предположения. Ее метод аналогичен методу термодинамики; последняя является ни чем иным, как систематическим ответом на вопрос: какими должны быть законы природы, чтобы вечный двигатель оказался возможным».

К нему пришло признание. Он становится профессором теоретической физики в Цюрихе, Праге, Берлине, где возглавил физический институт. В эти годы он сформулировал общую теорию относительности, а в 1921 году был удостоен Нобелевской премии «За заслуги в области математической физики и особо за открытие закона фотоэлектрического эффекта». Не пожелав сотрудничать с нацистами, он эмигрировал в США, где работал в Принстонском институте фундаментальных исследований.

Эйнштейн писал: «Идеалами, освещавшими мой путь и сообщившими мне смелость и мужество, были добро, красота и истина. Без чувства солидарности с теми, кто разделяет мои убеждения, без преследования вечно неуловимого объективного в искусстве и науке жизнь показалась бы мне абсолютно пустой».

Это были не просто красивые слова или желание представить себя в светлом ореоле (и то, и другое были Эйнштейну чужды).

Таковы были принципы его жизни. Они неявно отражены в его автобиографии, упомянутой выше (ее очень полезно прочесть каждому, кого интересует путь познания). Он рассказывает в ней о движениях научной мысли, которые определяются трудами и озарениями ученых. О себе он упомянул в числе многих, – не из ложной скромности, а из-за объективности и честности, ясного понимания «соборности» научного творчества. Он относился к познанию как поискам истины и смыслу жизни.

«Еще будучи довольно скороспелым молодым человеком, – вспоминал Эйнштейн, – я живо осознал ничтожество тех надежд и стремлений, которые гонят сквозь жизнь большинство людей, не давая им отдыха. Скоро я увидел и жестокость этой гонки…» Познание мира «манило как освобождение…». В очерке «Причины научного исследования» он высказался в том же духе: «Как и Шопенгауэр, я, прежде всего, думаю, что одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке, – это желание уйти от будничной жизни с ее мучительной жестокостью и безутешной пустотой, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей».