Автобиография - Агата Кристи

Отворилась дверь, и в комнату вошла женщина в форме медсестры — она сопровождала карету «скорой помощи», за ней санитар внес кресло-носилки. Я запротестовала — не желаю, чтобы меня несли на носилках, я прекрасно могу сама спуститься по лестнице и сесть в машину. Медсестра отмела все мои возражения:

— Так распорядился доктор. Ну, дорогая, садитесь, и мы пристегнем вас ремешками.

Мне никогда не было так страшно, как тогда, когда меня несли вниз по крутой лестнице. Вес у меня был приличный — более шестидесяти восьми килограммов, — а санитар оказался чрезвычайно хлипким молодым человеком. Подхватив с двух сторон, они с медсестрой усадили меня в кресло и начали спускать в холл. Кресло трещало и грозило разлететься вдребезги, а санитар все время поскальзывался и хватался за перила. На середине лестничного марша кресло действительно стало разламываться.

— Боже, боже, сестра, — запыхтел санитар, — оно сейчас развалится на куски!

— Отпустите меня! — завопила я. — Дайте мне самой сойти!

Им пришлось сдаться и отстегнуть ремни. Я ухватилась за перила и героически зашагала вниз, чувствуя себя гораздо безопаснее и спокойнее и сдерживаясь, чтобы не сказать, какими полными идиотами я их считаю.

Карета «скорой помощи» двинулась в путь, и вскоре мы прибыли в больницу. Миниатюрная рыжая сестричка-практикантка уложила меня в постель. Простыни были прохладными, но недостаточно. Галлюцинации с рыбами на льду повторились, появился еще какой-то мерцающий котел.

— О! — воскликнула сестричка, с интересом разглядывая мою распухшую ногу. — Последний раз, когда у нас здесь была такая нога, на третий день ее пришлось отнять.

К счастью, я была уже в полубредовом состоянии, и ее слова вряд ли дошли до меня: в тот момент мне уже было все равно, даже если бы мне собирались отрезать обе ноги и голову в придачу. Но пока сестричка поправляла постель и заботливо укрывала меня одеялом, в голове моей все же мелькнула мысль, что, вероятно, девушка ошиблась в выборе призвания — не всякий пациент сумеет по достоинству оценить ее своеобразный медицинский такт.

Мне повезло — ногу на третьи сутки не отняли. Четыре-пять дней держалась высокая температура, и я бредила — оказалось, у меня было тяжелое заражение крови, но потом дело пошло на поправку. Однако я-то была уверена, и до сих пор не сомневаюсь, что мне попалась ампула с двойной дозой вакцины. Врачи считали причинами заражения то, что мне с детства не делали прививок, и то, что я перенапрягла ногу, ведя машину из Лондона в Девоншир.

Через неделю я более-менее пришла в себя и сразу же позвонила домой узнать, как Розалинда. Ее обсыпало, как Пэм, — образцовая коревая сыпь. Розалинде очень нравилось, что за ней ухаживает ее любимая тетя Москитик, почти каждую ночь она чистым детским голоском просила:

— Тетя Москитик! Не протрешь меня губкой, как вчера? Это так приятно! Так приятно!

В положенный срок я вернулась домой с толстой повязкой на левом бедре, и период нашего общего выздоровления прошел очень весело. Первые две недели после каникул мы все еще держали Розалинду дома, пока силы и хорошее самочувствие не восстановились полностью. Мне понадобилась для выздоровления еще неделя, после чего я тоже уехала — в Италию. Пребывание в Риме, впрочем, пришлось сократить, так как я хотела поспеть на теплоход, следующий в Бейрут.

Глава четвертая

На сей раз я добралась до Бейрута на пароходе «Ллойд Три-естино», провела там несколько дней, а затем еще раз воспользовалась услугами компании «Наирн», чтобы пересечь пустыню.

Вплоть до Александретты море было неспокойным, и я чувствовала себя неважно. На пароходе находилась еще одна женщина. Эта женщина, Сибилла Бернет, потом сказала мне, что и она плохо переносила качку и что, глядя тогда на меня, подумала: «В жизни не встречала таких неприятных особ!» То же самое подумала о ней тогда и я, сказав себе: «Эта женщина мне не нравится. Мне не нравятся ее шляпа и чулки цвета шампиньонов».

Ужасно, если бы с этим чувством взаимной неприязни нам пришлось вместе пересекать пустыню. Но мы подружились coвершенно неожиданно и оставались друзьями многие годы. Сибилла, или как ее обычно называли, Буфф Бернет, была женой сэра Чарлза Бернета, вице-маршала авиации, к нему она и ехала. Это была в высшей степени оригинальная женщина — говорила все, что приходило в голову, обожала путешествовать по новым местам, имела чудесный дом в Алжире, четырех сыновей и двух дочерей от первого брака и отличалась неистребимой жаждой жизни. С нами ехала группа английских дам-католичек, которых везли в Ирак поклониться библейским святыням. Их опекала свирепого вида женщина, некто мисс Уилбрэм. У нее были огромные ноги, обутые в черные туфли без каблуков, и она носила тропический шлем. Когда Сибилла Бернет сказала, что она похожа на жука, я согласилась. Мисс Уилбрэм представляла тип женщин, которым всегда хочется противоречить, каковое желание Сибилла Бернет сдерживать и не стала.

— В моей группе сорок женщин, — объявила мисс Уилбрэм, — и я могу себя поздравить — все они, кроме одной дамы, истинные саиб. Это очень важно, не правда ли?

— Неправда, — возразила Сибилла Бернет, — я думаю, ужасно скучно, когда все — саиб. Лучше бы в группе было побольше разнообразия.

Мисс Уилбрэм пропустила замечание мимо ушей. Это была ее сильная сторона — она все пропускала мимо ушей.

— Да, — продолжала она, — мне есть с чем себя поздравить.

Мы с Буфф решили попробовать угадать, кто же эта паршивая овца, которая не выдержала испытания на звание истинной саиб.

Помощница и подруга мисс Уилбрэм, мисс Эйми Фергассон, была горячо предана делу католицизма, но еще больше — самой мисс Уилбрэм, которую считала супер-женщиной. Единственное, что ее огорчало, — то, что она была неспособна дотянуться до мисс Уилбрэм.

— Дело в том, — говорила она, — что Мод — потрясающе сильная женщина. Я вполне здорова, но вынуждена признать, что порой устаю. А ведь мне всего шестьдесят пять лет, в то время как Мод почти семьдесят.

— Чудесное создание, — говорила мисс Уилбрэм об Эйми, — очень способная и очень преданная. К сожалению, постоянно чувствует себя усталой — это меня раздражает. Бедняжка, но я ничего не могу с собой поделать. Я сама не устаю никогда.

Мы в этом не сомневались.

По прибытии в Багдад я встретилась со многими старыми друзьями, провела там четыре или пять дней, а затем, получив телеграмму от супругов Вули, направилась в Ур.

Мы виделись с ними в Лондоне в июне, когда они приезжали в отпуск и даже жили на Крессуэл-плейс в небольшом «конюшенном» доме, который я незадолго до того купила. Это был замечательный домик, во всяком случае, мне так казалось, — перестроенный из бывших конюшен в стиле старинных деревенских особняков. Когда я его купила, внутри еще сохранялись стойла, а вдоль стены тянулись ясли. На первом этаже была также шорная, а между ней и стойлами зажата крохотная спаленка. Наверх, в жилые комнаты, вела приставная лестница. Там находились две комнаты, что-то вроде самодельной ванной и еще одна крохотная комнатушка. С помощью архитектора, беспрекословно выполнявшего мои распоряжения, я все перестроила. В большом нижнем помещении стену напротив входа, где располагались стойла, обшила деревом, а над деревянными панелями, используя модные тогда обои с цветочным рисунком, устроила панно. Когда человек входил в этот зал, ему казалось, что он входит в маленький палисадник. Из шорной сделали гараж, а комната между холлом и гаражом стала комнатой для прислуги. В ванной наверху стены были облицованы плиткой с великолепными зелеными гарцующими дельфинами, сама ванна была тоже зеленой, из фарфора. Большая комната превратилась в столовую, в ней стоял диван, который можно было использовать как постель. Комната поменьше стала кухней, а другая клетушка — спальней.

Именно там, в этом доме, во время отпуска Вули и сделали мне предложение. Я должна была приехать в Ур за неделю до окончания сезона раскопок, когда они начнут упаковывать вещи. Пробыв в Уре неделю, я поеду назад вместе с ними через Сирию в Грецию, в Дельфы. План мне очень понравился.

Я прибыла в Ур во время песчаной бури. В предыдущий визит мне доводилось видеть песчаные бури, но эта была несравненно сильнее и длилась четыре или пять дней. Представить себе не могла, что песок может проникать повсюду. Несмотря на закрытые окна и противомоскитный полог, кровать к ночи бывала полна песку. Я стряхивала его на пол, забиралась в постель, а утром, проснувшись, ощущала толстый слой песка на лице, шее — повсюду. Эта пытка длилась пять дней. Но мне все равно нравилось а Уре: у нас оказалось время для интересных бесед, и все относились друг к другу очень доброжелательно.

Отец Берроуз снова был в археологической партии и архитектор Уитберн — тоже. В этот раз присутствовал и ассистент Леонарда Вули Макс Мэллоуэн. Он участвовал в экспедициях Вули уже пять лет, но в прошлый мой приезд его не было. Худой, темноволосый молодой человек, очень тихий, он мало говорил, но моментально действовал, если от него что-то требовалось.