Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша

— Аль! Это так? Правда? — кажется, ты был взбудоражен и обрадован.

— Я похож на любителя рассказывать басни?

— И вправду. Скажи же почему?

— Хм.

— Аль, умоляю, открой мне тайну своих чувств ко мне!!!

— Диего, я думаю… Я думаю, что я… В общем, мне кажется. Или нет… Я не вполне уверен, но полагаю, что… Что я тебя…

Снова распахнулась тяжелая дверь, обрывая все мои мысли и желание говорить.

В камеру ввалились пять экзекуторов, и я сразу понял, они пришли за одним из нас. Диего… когда я осознал всю глубину моих чувств к тебе, я ни за что не отдам тебя в руки палачей из Акведука. Только не тебя и не твой божественный свет!

— Что притихли, праведники? — с издевкой спросил один из экзекуторов, по всей видимости, главный, так как единственный носил черный брезентовый фартук и такие же высокие сапоги. Остальные были одеты в абсолютно серую робу под цвет фартуков.

— Пошел ты! — сквозь зубы прошипел Диего. Его глаза блеснули во тьме злобой.

Экзекутор отвесил моему другу звонкую пощечину. Я сдвинул брови.

— А что с вами разговаривать? — спросил я.

— Аль, не встревай! — вмешал мой заботливый Диего.

— Смотри-ка, оклемался, разговорился. Неужто обстановка сырой камеры тебе по нраву? — не без удовольствия подхватил тон беседы главарь палачей.

— Да уж лучше в темноте, чтобы не видеть ваши уродливые рожи.

— Аль, что ты делаешь? Не говори с ними! — выпалил ты, Диего, с совершенно испуганным выражением лица. Я-то к темноте уже привык, поэтому мог хорошо тебя видеть, особенно с учетом открытой двери, откуда лился нервозный желтый свет ламп.

— Вот, послушай друга и не нарывайся, — хмыкнул экзекутор.

— Ну, кого берем? — вмешался один из серой массы.

— Да кудрявого, кого же еще!

— Хорошо, — экзекуторы потянулись к моему Диего.

У меня захватило сердце, и я закричал:

— Эй, уроды, может, попробуете связаться с кем-то более сильным? Дайте мне лом, и я вам покажу вашу ничтожность. Ха! Да ваш Акведук настоящая клоака! Слабаки!

Я вложил в свою речь всю насмешливость и злую иронию, на которую только я был способен.

Экзекуторы переглянулись, напряжение повисло в воздухе тугим молчанием.

— Ты чего нарываешься? Жить надоело? — обратился ко мне главный каратель, поглаживая себя по груди в блестящем фартуке.

— Нарываюсь?! Ха! Да вы мрази, чего вас опасаться? Блохи песьи, не больше, — я произносил свою пламенную речь с едкой улыбкой, исключительно ради усиления слов, — И чего вы возомнили себя богами? Как же. Мясники хреновы. Да, вы пыль… И даже Акведук вас презирает. Сидите здесь безвылазно как крысы.

— Рот закрой! — вместе с грубыми словами экзекутора меня ударила рука в перчатке. Щека защипала жаром. Касание оказалось болезненнее обычной пощечины, но это за счет перчатки.

— А ну не бей его, — Диего принялся брыкаться и пихать стражников ногами.

— У! Выскочка! — взъелся ушибленный экзекутор и ударил Диего дубинкой.

— Вот! — вскричал я, — Вот о чем я и говорю! Вы только со связанными людьми тягаетесь, вот на что вас хватает…

— Аль, прекрати их злить! — почти взмолился Диего.

— Я их не боюсь! Чего мне мух жужжащих пугаться?! Разве что их назойливость раздражает.

— Кто здесь муха!? Повтори! — по суровому лицу главного экзекутора можно было догадаться, что чаша его терпения переполнена, а по тяжело опущенным надбровным дугам я понял, что он уже вне себя от ярости.

— Да ты муха! Нет, хуже, ты клоп! — я не унимался, провоцируя его еще сильнее, — Конечно, выбрали самого слабого, и давай его пинать. А вы попробуйте со мной связаться! Что? Кишка тонка? Ага, не каждому по зубам номер один в боевом ранге братства.

— Слушайте, этот балабол меня достал, — главный экзекутор угрюмо посвятил в ситуацию своих собратьев.

— Это точно, — хором согласились те.

— Давайте его… Достал уже языком молоть, а раз такой разговорчивый, может, как раз он нам информацию и сообщит. Поможем друг другу!

— Нет! — взревел Диего, — Не смейте! Только не Аля… Возьмите меня! Боже… Аль! Отстаньте от него! Он нездоров психически, он ничего не знает и несет чепуху! Вам нужен я!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но моего друга никто не слушал, меня уже крутили и заламывали руки, выводя из камеры. Было приятно, что Диего вступается за меня, но еще больше меня радовало спасение друга, пускай и за свой счет. Диего, ты ведь намного важнее меня, ты должен жить…

— Альентес, почему? — прошептал ты, глядя на меня испуганными и растерянными глазами.

— Диего, не волнуйся. Я привык к боли. Видишь, уроки Игнасио не прошли даром, и я тебе пригодился. Я вытерплю пытки, а ты нет… Я не мог поступить иначе.

— Ну, почему… — по твоим щекам катились слезы.

— Потом что… Я люблю тебя, — признался я.

— Все заткнулись, иди уже! — грубые руки экзекуторов толкнули меня вперед, выпихнув из камеры. Тяжелая дверь захлопнулась, разделив меня и Диего стальным занавесом.

Должно быть, свет померк, потому что, не видя твой образ, мой любимый друг, мои глаза отказались смотреть на реальность. Я отчетливо понимал неизбежность следующего момента и того, что меня ждет в последующие часы. Ну и что? Я немного страшился грядущего, потому что не знал чего ждать, но на себя мне стало давно уже наплевать. Кто я рядом с Диего? Нет, из нас двоих, страдать должен я. Я вполне заслужил, и, не обладая и толикой душевной чистоты моего друга, не должен был позволить ему пострадать. Я сохраню твой божественный свет, Диего, сохраню, любой ценой… Пусть хоть так проявиться моя любовь к тебе.

— Давай его сюда! — грубый голос прозвучал гулким эхом из двери в конце коридора.

Меня втолкнули в полукруглую комнату из серых булыжников, обросших мхом. Веяло сыростью и гнилью, а еще к двум не самым приятным ароматам примешивался стойкий запах застаревшей крови.

Полуживые факелы, устроенные в нишах с двух сторон помещения, отзывались потрескиванием. Тусклый колеблющийся свет огня лишь нагнетал ощущение тлетворности.

Меня бросили на деревянный инструмент пыток, и спина встретилась с жесткой поверхностью допотопного агрегата смерти. Мои руки, вытянутые над головой сковали тяжелые и тугие кандалы, щиколоткам тоже не повезло оказаться в чугунных путах по разные стороны доски.

— Ну, что доволен? — злорадно подмигнул мне главный экзекутор.

Я не ответил. Откинув голову назад, на жесткое дерево моего нового ложа, я выдохнул. Перейдя в руки прорезиненного экзекутора, я удивительным образом успокоился. Мне показалось, что эта мрачная комната формой с подкову, станет точкой в моей жизни. Я мог умереть. Да, смерть стала ближе. Но в моей душе царил покой. Все словно умерло, эмоции, мысли, желания, все перестало иметь смысл, не было ни сожалений, ни страха, ни ропота на небеса. Все честно! Оставалось лишь протянуть время для тебя, Диего. Ведь тебя могли использовать вторым, после меня, а значит, я должен был всеми силами держаться как можно дольше. Да, именно так. Спасая тебя, Диего, я выполняю свое предназначение. Вот оно истинное счастье для любящего сердца.

Я закрыл глаза.

ПОМНИ ПОСЛЕДНЯЯ ТВОЯ

Рауль прислонил ноющую голову к холоду иллюминатора и прикрыл веки. Гудели двигатели самолетов, отдавая в висках жужжащей монотонностью. У наставника Рауля голова просто раскалывалась, а еще где-то в глубине души зрел страх полетов. В конце концов, он впервые оказался в самолете и не чувствовал матушки-земли под ногами, что только добавляло дискомфорта.

Однако собственные фобии заботили Рауля куда меньше всего остального. Его нервы были на пределе, именно поэтому он схватил стойкую и невыносимую мигрень.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Рядом в кресле сидел Данте, играющий со своим перештопанным медведем, на соседнем ряду расположились Фабрицио и парочка других монахов. Где-то в хвосте самолета летели остальные представители братства. Все они ехали в Москву. Орден направил целую группу, и все это ради одной только цели — переиграть Акведук и больно щелкнуть по носу его ферзей.