Белый Харбин: Середина 20-х - Георгий Мелихов

Третье кладбище — Новое, или Успенское, — располагалось в конце Большого проспекта, на краю новогородней возвышенности. Это кладбище было самым большим и имело строгую планировку. От его решетчатых ворот, над которыми входящих встречала церковно-славянская вязь изречения из Священного Писания — "Веруяй в Мя, аще и умрет, оживет", вела широкая уходящая вглубь главная аллея, обрамленная с обеих сторон высокими тенистыми деревьями, с аркой-колокольней на ней, за которой далее стояла церковь Успения Пресвятой Богородицы. Отходящие от главной под прямым углом боковые аллеи тоже утопали в зелени. Новое кладбище было похоже на громадный сад.

Православная церковь поминает усопших шесть раз в год. Но наиболее значимый и торжественный день поминовения — это, конечно, Радоница.

Проходит Пасхальная неделя, и первый вторник после нее — как раз этот день.

Наверное, не ошибусь, если скажу, что самой оживленной и многолюдной была Радоница на Новом кладбище. В этот день сюда со всего города стекались тысячи православных харбинцев, чтобы навестить родные могилки, помянуть как положено по-русски своих дорогих умерших.

Трудно написать о том, как проходила здесь Радоница, лучше, чем это сделала Ольга Чемодакова в своей статье в "Политехнике" № 10, с. 146–147.

Действительно, все было именно так. В этот день весь Харбин был у родных могил. "Весь транспорт, который только существовал в городе, был широко использован от раннего утра и до наступающих сумерек… Из переполненных трамваев виднелись целые семьи людей; ребятишки выглядывали из окон; сидячие и стоячие пассажиры ехали с корзинками со всякой снедью, с узелочками и узелками. А в них — и цветочки, и освященные вербочки, и куличи, и крашеные яйца — покрошить на могилках и раздать нищим "на помин души". И всякая снедь для себя — ведь едут-то надолго, — посидеть, отдохнуть на скамеечках у могил и просто на траве, закусить и даже выпить".

Ряды китайцев-торговцев на подходах к кладбищу шумно предлагают цветы: искусственные, живые — срезанные и в горшочках, веночки, напитки и сладости.

"Священники, служащие панихиды на могилках; несущиеся со всех сторон их возгласы: "Христос Воскресе из мертвых", "Смертию смерть поправ", "Вечная память…", ветер приносит дымок ладана… Пряный запах черемухи и какой-то остро пахнущей травы перемешивается с дымом ладана, а возгласы детей и окрики взрослых — с пением пасхальных молитв на могилах". Наполненное этими звуками и запахами, кладбище как будто оживает…

А там, за противоположной от входа его стороной, через улицу, располагались такие же тенистые и ухоженные католическое, лютеранское, мусульманское и еврейское кладбища. Но там сегодня — обычная тишина и покой.

К вечеру на большой поляне служилась Вселенская панихида.

Еще большее оживление царило здесь в те годы, когда православная Радоница совпадала с китайским праздником поминовения усопших в соседнем с Новым кладбищем китайском монастыре Цзилэсы.

В этот день сюда отправляются, — писала газета "Время", — десятки тысяч китайцев. Возле храма сооружаются многочисленные циновочные балаганы, цирки, киоски и рестораны, представляющие собой отделения харбинских и фуцзядяньских ресторанов; все это открывается около храма только на время торжественного празднования и поминовения духов усопших родственников и предков.

Оживление наступает задолго до торжественного часа. Принимаются решительные меры по регулировке движения, которое осложняется телегами крестьян, прибывающих на праздник из окрестных деревень. Вокруг храма вырастает огромный базар и целая улочка этих походных ресторанов, пользующихся огромной популярностью. Циновочные стены всех заведений оказываются в конце празднества почти сплошь обклеенными квадратиками ритуальной желтой бумаги, с соответствующими изречениями, которую поминающие специально покупают для своих целей.

Картина этого праздника, которую я видел всего один раз, была колоритнейшая и запомнилась на всю жизнь…

Однако пора вернуться к рассказу о том, что еще происходило в это время в полосе отчуждения КВЖД, к Харбину в канун его юбилея и к рассказу моего отца о студенческих годах, в частности, об учебном процессе в Харбинском политехническом институте.

Отец — выпускник ХПИ 1925 года, а в 1951–1955 гг. — заведующий кафедрой начертательной геометрии и графики института — так вспоминает о годах своей учебы:

"В 1921 г. после окончания Харбинского Коммерческого училища я, с группой абитуриентов, с которыми я раньше не был знаком (они были из разных городов России), поступил на второй курс Дорожно-строительного отделения Русско-китайского техникума в г. Харбине.

Среди поступивших были: Володя Яценко-Хмелевский, Леон Будагиан, Миша и Сережа Покровские. Со всеми у меня создались отличные отношения, но полностью моими друзьями стали М. и С. Покровские. Дружба эта сохранилась и до сих пор, хотя я и они живем на разных континентах. Все мои новые товарищи принимали то или иное участие в гражданской войне и поэтому 2–3 года были для них потеряны в отношении учебы. Так что я оказался самым младшим в группе.

При открытии техникума уже имелась перспектива создания Политехнического института. Это и осуществилось 2 апреля 1922 г.

Для Дорожно-строительного отделения заранее была предусмотрена программа Петербургского института инженеров путей сообщения. Естественно поэтому, что после учреждения института программа курсов III и IV была значительно перегружена, что было необходимо для возможности выполнения полной программы института путей сообщения.

С самого начала была принята курсовая система, а не зачетная. Она состояла в том, что в течение учебного года проводились три обязательных так называемых репетиции и четвертым был экзамен при окончании учебного года. На репетициях проверялись знания студентов за прошедший период учебы. Оценки знаний на репетициях имели большое значение при определении годового балла. Совершенно очевидно, что такая система заставляла студента работать добросовестно и укрепляла его знания по дисциплинам.

С гордостью поэтому можно отметить успехи инженеров нашего института в их практической деятельности — почти всегда и везде отмечалась работоспособность и эрудиция наших инженеров.

Итак, после вступления в число студентов мы начали наше знакомство с профессорско-преподавательским составом.

Алексей Алексеевич Щелков — директор техникума, а затем и института — энергичный мужчина и отличный преподаватель, он увлек нас геодезией и с самого начала покорил следующими словами, сказанными с большой экспрессией: "Наша цель — дать вам полные и прочные знания по всем дисциплинам! С вашей помощью это будет достигнуто, и вы в будущем убедитесь в этом! Твердые знания, которые вы приобретете, любого вашего противника уложат на обе лопатки!"