Симпатика (СИ) - "Ie-rey"

Чонин умолк. Он смотрел в зал, но не видел лиц студентов. Думал о другом: о собственных рисках и сожалениях. И о том, что Хань однажды сказал ему. “Я не сожалею, что украл геном. Что бы ни случилось, я не хочу забывать ничего. Не хочу, чтобы ты исчез из моей жизни”.

Ханя Чонин нашёл в кабинете. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. И перед ним лежала раскрытая папка. Та самая, которую Чонин получил от До Кёнсу.

Хань чуть отодвинул от себя папку и вновь откинулся на спинку кресла.

— Тебе незачем держать это у себя. Если хочешь, я могу сам рассказать тебе слово в слово всё, что тут написано. Это ведь я написал. И перечитывал четыре года изо дня в день. Выучил наизусть. И я помню всё, что тогда случилось в Кунсане. С нами и… помню все свои отчёты и журнальные записи.

Чонин подошёл к окну и остановился там. Тронул пальцами подоконник, провёл невидимую линию по гладкой поверхности.

— Это неважно.

— Почему же? Или ты хочешь сказать, что не читал?

— Читал. Но это неважно. Всё равно все твои записи с ошибками. Ты просто не знал об этом.

Хань долго молчал за его спиной, но всё же после спросил:

— Когда ты понял, что что-то не так?

— На побережье, наверное. Хотя сейчас думаю, что знал об этом всегда. С самого начала.

— Это… когда ты поранил ногу? Кровотечение не прекращалось, так? И ты ничего не сказал? Почему?

Чонин прислонился лбом к стеклу и прикрыл глаза.

— Ты и так в меня не верил. Если бы я сказал, ты снова стал бы носиться со мной, как с ребёнком. Я точно хотел не этого.

— Но ты и был ребёнком! — Хань выбрался из кресла и подошёл к нему почти вплотную. — Ты же ничего не знал и не помнил.

— Только потому, что ты сам этого захотел. Почему же остановился на полпути? Почему ты не синтезировал именно ребёнка? Тогда и проблем никаких бы не возникло.

— Ты думаешь, это так легко? — с явственной обидой уточнил Хань, вцепившись в его комбинезон на груди. — Ты думаешь…

— У тебя был выбор. И ты выбрал. И вышло так, как вышло. Иногда я ненавижу тебя за это. Хочу ненавидеть. Не потому, что ты это сделал. Потому, что ты смотрел на меня так… За это. За то, как ты смотрел на меня тогда. Мне тогда казалось, что я просто никто. Ты никогда не смотрел на Кая так, как смотришь сейчас на меня.

Хань осторожно разжал пальцы и выпустил смятую ткань, отступил на шаг и тихо спросил:

— Чего же ты ждёшь от меня? Снова хочешь услышать, что я люблю тебя? Или я должен ещё раз попросить прощения? Я…

— Ты, правда, помнишь всё, что было тогда? И помнишь всё, что тебе говорил Кай? — перебил его Чонин, внимательно разглядывая каждую чёрточку в изысканном лице.

— Это был ты, — упрямо вздёрнув подбородок, возразил Хань.

— Ладно. Так ты в самом деле всё помнишь?

— А я могу забыть? Да, помню.

— Тогда ты легко найдёшь ответ на вопрос, чего я жду от тебя. — Чонин круто развернулся и двинулся к двери.

— Чонин! Я люблю тебя. Правда, люблю. И тогда… тогда тоже любил. Ты это хотел услышать?

Чонин погладил пальцами дверную ручку и покачал головой.

— Рад слышать, но я жду от тебя другого. Хотя, быть может, всё это уже неважно тоже. Я… не знаю. Я уже ничего не знаю. Чем дальше, тем всё становится сложнее. Мои чувства… к тебе… они не изменились. Если ты волнуешься из-за этого, то напрасно. И не беспокойся, я по-прежнему не намерен участвовать в том фарсе, что ты сам спровоцировал. Пока ты смотришь на меня так, как сейчас… мне больше ничего не нужно, наверное. Достаточно и этого.

— Но ты сказал, что ненавидишь меня за…

— Я сказал, что иногда хочу тебя ненавидеть. — Чонин заставил себя прикусить язык, чтобы не продолжить: “Но не могу”. Он решительно повернул ручку, переступил через порог и запер дверь. На миг привалился к ней спиной, оттолкнулся, прихватил лёгкую куртку и ключи от байка, телефон и сбежал по лестнице к байку. Сначала позвонил госпоже Сун и спросил, как чувствует себя Солли. Та заверила его, что с Солли всё отлично, и она согласилась на поездку в детский развлекательный центр вместе с другими детьми.

— Не беспокойтесь, со мной будут ещё два преподавателя, так что с детьми мы управимся. Я сама буду рядом с Солли всё время, чтобы она нигде не потерялась и не заблудилась, да и сложно это будет сделать в развлекательном центре — там всего один зал и нет никаких стен или перегородок. Если хотите, я сама привезу её домой.

— Не нужно. Я заеду в центр в восемь и сам заберу её.

Бэкхён погладил ладонью дельфина по носу, а потом вручил рыбку, за что был обрызган с головы до ног.

— Не вижу ничего смешного, — рыкнул он в адрес улыбающегося Чонина.

— Думаю, он так хотел выразить свою симпатию к тебе. Просто забыл, что ты сухопутная крыса, и вода — стихия не твоя. — Чонин уселся на краю площадки, скрестив ноги, и принялся разглядывать облака, лениво ползущие по небу. Бэкхён продолжал угощать дельфинов рыбой: брал одну за другой из пластмассового ведёрка и бросал над волнами. Вопрос Чонина застиг его врасплох: — Думаешь, тогда, в Кунсане, он любил меня, как и сейчас?

Бэкхён, сидя на корточках у края площадки, удивлённо обернулся, позабыв о рыбине в руке. Одиннадцатый воспользовался удачей, чтобы нагло выдернуть лакомство у Бэкхёна из пальцев.

— Ты сомневаешься, что он…

— Нет. Не сейчас. Я спрашиваю о том, что было в Кунсане. — Чонин неохотно повернул голову и бросил на Бэкхёна тоскливый взгляд.

— Ну… Думаю, да. Хотя тогда я в это не верил, но потом было много времени, чтобы надо всем этим поразмыслить. Знаешь, мы тогда синтезировали тебя, но Хань всегда воспринимал это по-другому. Ты для него был творением. Чем-то новым. Он ведь никогда не видел тебя раньше. Трудно при таком раскладе воспринимать было тебя как воскрешённого человека. Хань считал, что создал тебя. Забавно, он чувствовал себя отцом. Думаю, это оставалось тогда неизменным. Ты был для него его творением. Если угодно, ты был для него сыном. Отсюда… Если отвечать честно, положа руку на сердце, то я скажу, что в Кунсане он любил Кая, но не так, как тебе бы того хотелось. Потому что любой блок трудно сломать, а Хань тогда искренне верил, что создал тебя. Собрал собственными руками. И я думаю, он всё время считал, что поступает неправильно, когда поддавался натиску твоих чувств и желаний. Считал, что поступает плохо по отношению к тебе. Потому что для него ты был как сын. Сам понимаешь, отношения родителей не предусматривают… гм… ну ты понял, да? Время могло бы это изменить, но у вас времени не было. Тогда.

Бэкхён пошарил в ведре и вытащил последнюю рыбину, задумчиво осмотрел и бросил в воду подальше от края площадки. Дельфины все вместе кинулись за добычей. Одиннадцатый опять оказался проворнее, но огрёб от сородичей за жадность.

— Может быть, тогда я не готов был понять это. Зато понимаю сейчас, когда у меня есть они. — Бэкхён указал на резвящихся в воде дельфинов. — Я ведь понимаю, что для многих дельфины просто животные. И многим наплевать, что с ними будет. Но я вырастил их, создал. И для меня они как дети. Я люблю их. Потерять их будет очень больно. Так вот, в Кунсане Хань любил Кая — это точно. Но любил не так, как тебе хотелось бы. Но если ты спросишь меня, любит ли он Чонина, то я отвечу тебе честно, положа руку на сердце, что да, он любит тебя. И любит так, как тебе того хотелось. Потому что для него ты не тот, кого он создал. Ты ему не сын. Ты сам по себе, и ты для него непостижим. Не вини его за это, потому что всю истину знаешь лишь ты. Это только ты знаешь, что разницы нет и не было. Но другие… другие вряд ли смогут понять всё до конца. Ты сам видел, насколько трудно доказать, что ты и Кай — это один человек, один разум и одно сознание.

Бэкхён отодвинул пустое ведро, сел рядом с Чонином и шутливо толкнул его плечом.

— Кай был для Ханя сыном, ну а Чонин… Чонин — это великолепный мужчина, от вида которого у Ханя перехватывает дыхание. Эй, я не сам придумал, если что, просто слышал пару раз бормотание Ханя. Когда он чем-нибудь плотно занят, порой начинает говорить сам с собой. Столько нового и интересного узнать можно… И тут я нахожу своеобразную иронию, кстати. Если бы он признал ещё в Кунсане, что любит тебя, ты ведь остался бы с ним до конца. И умер бы. Сначала Кай, потом — Чонин. Но он не смог — ему мешал отцовский блок. Ты сбежал, и вот… Всё ведь не так уж и плохо сложилось?