Американские боги - Нил Гейман

— Значит, ты знала, что я здесь?

— Да.

Она остановилась, нахмурилась и слегка прикусила синюю нижнюю губу. А потом склонила голову набок и сказала:

— Я поняла. Как-то вдруг, раз — и до меня дошло. Я думала, это ты меня звал, а получается, что не ты.

— Не я.

— Ты не хотел меня видеть?

— Не в этом дело. — Он не решался сказать. — Нет, я не хотел тебя видеть. Это слишком больно.

Снег хрустел под ногами и сверкал в солнечных лучах, как россыпь бриллиантов.

— Да, не так-то это просто — не быть живым, — сказала Лора.

— Ты хочешь сказать, тебе трудно быть мертвой? Знаешь, я, вообще говоря, все еще пытаюсь придумать, как вернуть тебя обратно. И мне кажется, теперь я на верном пути…

— Нет, — сказала она. — Ну, то есть спасибо тебе. Надеюсь, у тебя получится. Я столько всего нехорошего натворила… — Она покачала головой. — Я вообще-то говорила о тебе.

— Я-то живой, — сказал Тень. — Я пока не умер. Помнишь об этом?

— Не умер, — согласилась она. — Хотя я не уверена, что ты живой. Совсем не уверена.

Так разговоры не разговариваются, подумал Тень. Так вообще дела не делаются.

— Я люблю тебя, — бесстрастно сказала она. — Ты мой бобик. Просто когда ты мертвый, все видится яснее. Будто больше никого нет. Понимаешь? Будто ты одна большая сплошная человекообразная прореха в мироздании. — Она нахмурилась. — Даже когда мы были вместе. Мне нравилось быть с тобой. Ты меня обожал, ты бы сделал для меня все что угодно. Но иногда я входила в комнату, и мне казалось, что там никого нет. Я включала свет или, наоборот, выключала, и понимала, что ты тут, сидишь себе в кресле, не читаешь, не смотришь телевизор, вообще ничего не делаешь.

Тут она его обняла, словно желая смягчить резкость сказанных слов, и продолжила:

— Самое лучшее в Робби было то, что он хоть кем-то был. Иногда он был кретином, мог выставить себя на посмешище, а еще ему нравилось, чтобы вокруг были зеркала, когда мы занимались любовью, и он смотрел, как он меня трахает, но при этом он был живой, бобик. Он чего-то хотел. Он заполнял собой пространство. — Она замолчала, посмотрела на него, слегка склонив голову набок. — Прости. Я тебя обидела?

Он боялся, что голос его подведет, и поэтому просто покачал головой.

— Вот и хорошо, — сказала она.

Они подходили к зоне отдыха, где он оставил машину. Тень чувствовал, что надо что-то сказать: «Я люблю тебя», или «Пожалуйста, не уходи», или «Прости меня». Какие-нибудь слова, которыми можно будет спасти разговор, который ни с того ни с сего вдруг зашел слишком далеко. Но вместо этого он сказал:

— Я не мертвый.

— Может и нет, — сказала она. — Но ты точно уверен, что ты живой?

— А ты посмотри на меня повнимательнее, — сказал он.

— Это не ответ, — ответила ему мертвая жена. — Оживешь — сам поймешь.

— Что пойму?

— Ну, вот я с тобой и повидалась. Теперь мне пора обратно на юг.

— В Техас?

— Да без разницы. Туда, где теплее.

— А я вот никуда отсюда деться не имею права, — сказал Тень. — Жду распоряжений от босса.

— Это не жизнь, — вздохнула Лора. А потом улыбнулась — той самой улыбкой, которая всегда выворачивала ему душу наизнанку. И неважно, сколько раз он ее видел, всякий раз, когда она ему улыбалась, был — как самый первый раз.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее, но она покачала головой и отстранилась. Его машина тронулась с места и покатилась прочь, а она, присев на краешек занесенного снегом столика для пикника, провожала ее взглядом.

Интермедия

Война началась, но никто этого даже не заметил. Сгущались тучи, но никто об этом и не подозревал.

В Манхэттене упала строительная балка и перегородила улицу на целых два дня. Она задавила насмерть двоих человек, таксиста-араба и пассажира, который был с ним в такси.

В Денвере было найдено тело водителя грузовика. Он был убит в собственном доме. Орудие убийства, молоток-гвоздодер с резиновой ручкой, лежал на полу рядом с телом. Затылок был проломлен насквозь, но лицо осталось нетронутым. А на зеркале в ванной коричневой помадой было написано несколько слов, непонятными буквами, на неизвестном языке.

В Фениксе, штат Аризона, на почтовой сортировочной станции некий человек сошел с ума и пристрелил — отправил с почты на тот свет, как сказали в вечерних новостях — патологически толстого и неповоротливого Терри «Тролля» Ивенсена, который жил один в трейлере. Стрелял этот псих и еще по нескольким людям, но застрелил только Ивенсена. Убийцу — которого сначала сочли впавшим в амок почтовым служащим — задержать не удалось, и его личность так и не была установлена.

— Честно говоря, — сказал начальник Терри «Тролля» Ивенсена в пятичасовых новостях, — если бы у нас кто и додумался отправлять людей на тот свет, мы бы все пальцем показали на Тролля. Хороший был работник, но уж больно странный. Я хочу сказать, никогда ведь не знаешь наверняка, как оно обернется на самом деле, правда?

Когда сюжет повторяли в вечерних новостях, это интервью из него вырезали.

В Монтане были обнаружены трупы девяти отшельников, которые жили одной общиной. Журналисты предполагали, что было совершено групповое самоубийство, но вскоре в качестве причины смерти стали называть отравление угарным газом из-за неисправной старой печки.

На кладбище в Ки-Уэст была осквернена подземная усыпальница.

Пассажирский поезд корпорации «Амтрак»[97] столкнулся с грузовиком Ю-Пи-Эс[98] в Айдахо. Водитель грузовика погиб. Среди пассажиров серьезно пострадавших не было.

На данном этапе это была по-прежнему холодная война, странная война,[99] где по-настоящему не может быть ни победителей, ни побежденных.

Ветер гнул деревья. От костра разлетались искры. Надвигалась буря.

Царица Савская, которая, по слухам, была по отцовской линии наполовину демоном, колдуньей, знахаркой и властительницей Савы-Шебы, в те времена, когда та слыла самой богатой страной на свете, а ее пряности, самоцветы и сандаловое дерево везли на кораблях и верблюжьих спинах во все уголки земли, царица, которой поклонялись уже при жизни, которую мудрейшие цари почитали как богиню, стоит на тротуаре на бульваре Сансет[100] в два часа ночи и равнодушно взирает на проезжающие автомобили, словно пластмассовая, обычного блядского вида невеста со свадебного торта с шоколадной глазурью. Она стоит так, словно и тротуар, и сама эта ночь принадлежат именно ей.