Белая Богиня - Роберт Грейвз

Мифы несколько неясны в этой части, так как Латона, прибыв на Делос, не была сразу же признана местной Тройственной Богиней, и Артемида (имя сестры Аполлона) прежде было греческим титулом самой Тройственной Богини. Вероятно, Артемида значит «повелительница воды» от ard- и themis. Аполлон, так сказать, пытался обезопасить себя, заставив свою сестру принять титулы и знаки ее предшественницы. Сам он взял себе титулы и знаки пеласгийского «Отвратителя» и «Разрушителя», а в одной из ипостасей (как говорит его титул Сминфей) — критского Мышиного демона. Аполлон и Артемида вместе стали покровительствовать поэзии, переняв это покровительство у Тройственной Музы (в этом контексте: у их матери Латоны), однако Артемида вскоре уступила первенство Аполлону, хотя оставалась богиней магии, со временем — лишь злой магии. Татиан так пишет в «Послании к грекам»: «Артемида — отравительница, Аполлон — врачеватель». В Ирландии точно так же богиня Бригита была потеснена богом Огмой. В «Словаре» Кормака о ней говорится так: «Бригита, дочь Дагды, поэтесса, то есть богиня, которой поклоняются поэты из-за великого покровительства, оказываемого ею им». В ее честь поэт (ollave) нес золотую ветвь с колокольчиками, когда шел куда-то.

Около восьмого века до нашей эры триада муз увеличилась под фракийско-македонским влиянием до трех триад. Отсюда — девять оргиастических жриц с острова Шин в Западной Британии и девять девиц в «Preiddeu Annwm», чье дыхание согревало Котел Керридвен. Муза девяти ипостасей была более универсальной в смысле божественного правления, чем Муза трех ипостасей. Тем не менее, жрецы Аполлона, которые осуществляли управление греческой классической литературой, вскоре воспользовались переменой, чтобы ослабить ее власть при помощи бюрократических мер. Гесиод пишет о девяти дочерях Зевса, которые получили от Аполлона следующие функции и имена:

Эпическая поэзия — Каллиопа.

История — Клио.

Лирическая поэзия — Евтерпа.

Трагедия — Мельпомена.

Танец — Терпсихора.

Эротическая поэзия — Эрато.

Священная поэзия — Полигимния.

Астрономия — Урания.

Комедия — Фалейя.

Каллиопа (прекрасноликая) — имя первоначальной Музы в ее полнолунном аспекте; равно как и Эрато (возлюбленная), и Урания (небесная). Первое упоминание Эрато в греческом мифе — царица дуба, которую взял в жены Аркад, давший свое имя Аркадии. Он был сыном Каллисто-медведицы и отцом Азана. Другие имена, очевидно, имеют отношение к предназначению муз. Мы еще будем говорить о том, что, хотя музы Геликона сохранили свое эротическое значение, их главная функция, то есть лечение и проклятие с помощью волшебства, была отобрана у них олимпийцами. Она перешла к Аполлону и заменявшему его Асклепию, его сыну-врачевателю.

Аполлон, хотя и был богом поэзии и предводителем муз, тем не менее не вдохновлял на писание стихов. Вдохновение поэты все еще получали от Музы или муз. Первоначально он был обыкновенным демоном[213], которого его мать-Муза вдохновила поэтическим безумием; с тех пор он требовал, чтобы Муза девяти ипостасей вдохновляла отдельных поэтов в его честь, но не до экстаза. Этих поэтов, если они оказывались его послушными и продуктивными слугами, он награждал лавровыми венками, по-гречески daphne. Связь поэзии с лавром заключается не только в том, что лавр вечнозеленое растение и как таковое является символом бессмертия: он также опьяняет. Женщины, поклонявшиеся Тройственной Богине в Темпе, жевали листья лавра, чтобы возбудиться поэтически и эротически, как вакханки жевали плющ. Daphne, возможно, укороченная форма daphoine (кровавая) — титул Богини. Когда Аполлон захватил дельфийское святилище, пифийская жрица, по-прежнему исполнявшая свои обязанности, научилась жевать лавр для вдохновения. Лавр стал священным деревом Аполлона, и легендарное преследование нимфы Дафны отражает то, как он захватил святилище Богини в Темпе возле горы Олимп. Однако теперь он стал богом разума («никаких крайностей»), и его почитатели-мужчины надевали лавровые венки на голову, но не жевали лавр. Эмпедокл, как полубожественный преемник Пифагора, считал жевание лавра чем-то ужасным, не менее ужасным, чем поедание бобов. Поэзия как нечто магическое пришла в упадок.

Римляне завоевали Грецию и привезли Аполлона с собой в Италию. Это был народ воинов, стыдившийся своей собственной грубой поэтической традиции, но некоторые из римлян восприняли греческую поэзию серьезно как часть обучения политической риторике, как искусство, которое они сочли необходимым для консолидации захваченных ими территорий. Они учились у греческих софистов и перенимали у них понимание того, что большая поэзия — это форма риторики, более музыкальная и более философичная, чем проза, а малая поэзия — самый элегантный из всех видов общественной деятельности. Истинные поэты согласятся, что поэзия — духовное откровение, которое поэт сообщает равным себе, а не хитрый способ привлечения внимания публики и не украшение обеда, и они будут воспринимать Катулла как одного из немногих римских поэтов, вышедших за границы греко-римской традиции. Причина, верно, в его кельтском происхождении: по крайней мере, он был бесстрашен, оригинален и эмоционален как никто в римской поэзии. Он один показал искреннюю любовь к женщине. Другие удовлетворялись тем, что славили товарищескую верность или игривую гомосексуальность. Его современника Вергилия читают не из-за его поэтичности, по крайней мере не из-за той, что предполагает присутствие Музы. Музыкальное и риторическое мастерство, великолепные перифразы, плавно текущие периоды высоко ценятся любителями классической литературы, однако «Энеида» написана, чтобы поражать и подавлять, отчего истинные поэты не считают для себя возможным следовать примеру Вергилия. Они более почитают Катулла, потому что он никогда не призывает их, потомков, аплодировать демонстрации своего бессмертного гения, нет, он обращается к ним как к современникам: «Разве не так?» Можно любить Горация как элегантного слагателя вирш и обожать его за желание избежать сильных чувств и обычной римской вульгарности. Но несмотря на весь его ум, на его способности и его искусное веселье, вряд ли его можно назвать поэтом, по крайней мере большим поэтом, чем Калверли или Остин Добсон.

Попробуем подвести итоги в истории греческих муз:

Тройственная Муза, или три музы, или девять муз, или Керридвен, или назовите ее как хотите, первоначально была Великой Богиней в своей поэтической и колдовской ипостаси. У нее был сын, который также был ее возлюбленным и ее жертвой — Звезда-сын, или Дух Прибывающего Года. Он делил ее привязанность со своим преемником Пифоном — Мудрым Змеем и Духом Убывающего Года, своей темной половиной.

Дальше. Ее расположения искал бог Громовержец (восставший Звезда-сын, заболевший восточной патриархальностью), и она родила двойняшек мужского и женского пола, в валлийской поэзии названных Мертином и Олвен. Она оставалась богиней-колдуньей, но часть своей власти отдала богу Громовержцу, в первую очередь законы и засвидетельствование клятв.

Дальше. Она разделила власть поэтического колдовства между своими детьми, чьими символами были утренняя звезда и вечерняя звезда: дочерью — своей частичной ипостасью, и сыном — возрожденным Звездой-сыном.

Дальше. Число ипостасей ее увеличивается, но власти у нее становится меньше, и вскоре образуется малозначительное сообщество девяти богинь вдохновения, лидером которого становится бывший брат-двойняшка.

Наконец, брат-двойняшка Аполлон объявляет себя Вечным Солнцем, и девять муз становятся его фрейлинами. Их функции он передает богам-мужчинам, которые являются им самим во множестве ипостасей.

(Легенда о происхождении японской поэзии говорит, что она родилась в стычке между богиней-луной и богом-солнцем, когда они шли вокруг колонны мира в разных направлениях. Первой заговорила богиня-луна:

Какая несравненная радостьЗреть прекрасного мужчину!

Бог-солнце рассердился, что она заговорила первой, и он приказал ей вернуться, а потом снова встретиться с ним. На этот раз первым заговорил он:

Зреть прекрасную девицу —Вот несравненная радость!

Это были первые стихи. Другими словами, бог-солнце забрал власть над поэзией у Музы и сделал вид, будто он — первый сочинитель стихов. Эта ложь боком вышла японским поэтам.)

Вот так поэзия стала академической и скучной, разве только Муза иногда являет свою силу, и тогда это называют романтическим возрождением.

В средневековой поэзии Дева Мария отождествлялась с Музой, так как в ее ведении был Котел Керридвен. Д. У. Нэш пишет в своем издании поэзии Талиесина: