Могучая крепость - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твёрдо встретившись с ними взглядом.
— Если вы желаете решение, Ваша Светлость, то оно у вас будет, — серьёзно сказал он. — Но вы подумали о последствиях, если Братство согласятся, и всё пойдёт… плохо?
— Мы подумали, — мрачно сказала Шарлиен, прежде чем Кайлеб успел ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. — Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придётся делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдёт, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, — она мрачно улыбнулась. — В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы «привели внутрь». До сих пор мы каждый раз «оставались в шоколаде», как любит выражаться Кайлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братства всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать всё как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибёмся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки… точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.
— Очень хорошо, Ваше Величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.
* * *
— Как всегда, Харвей, это было восхитительно, — сказала Шарлиен с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. — Ты бесстыдно балуешь нас, знаешь ли. Ты и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо… и, пожалуйста, передайте это госпоже Бар и остальному кухонному персоналу.
— Конечно, Ваше Величество, — согласился сэр Харвей Фелгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фелгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование… и которой мало кто мог достичь. Учитывая личности приглашённых на ужин императора и императрицы, он взял на себя личную ответственность за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и он был явно доволен комплиментами Шарлиен.
— А теперь, — сказал Кайлеб, — я думаю, что мы можем некоторое время сами позаботиться о себе, Харвей. Просто оставь бутылки на боковом столике, и мы позвоним, если нам понадобится что-нибудь ещё.
Говоря это, он улыбался, и Фелгрейн улыбнулся в ответ. Затем мажордом снова раз поклонился — на этот раз более общей вежливостью, адресованной всем обедающим, — и удалился.
Кайлеб смотрел ему вслед, пока за ним не закрылась дверь, затем снова обратил своё внимание на пришедших к нему и Шарлиен гостей.
В каком-то смысле — во многих смыслах, если быть честным — ему хотелось, чтобы этих гостей было только двое, а не трое. Он подумал, что они могли бы настоять на том, чтобы это был «рабочий ужин», на который не нужно было приглашать княгиню Оливию. На самом деле, сначала они так и хотели сделать. Но потом они ещё немного подумали об этом и поняли, насколько это могло оказаться неразумным.
Во-первых, это было бы нехарактерно грубо. Он и Шарлиен пожалели бы об этом, но они могли бы с этим смириться. К сожалению, Оливия Бейтц была очень-очень умной женщиной. Если бы её исключили из числа приглашённых и… что-то случилось с Нарманом, она была более чем способна задавать именно те же самые вопросы, которые задал бы сам Нарман. Вполне возможно, что она была бы так же способна получить ответы на них, и даже если бы она этого не сделала, настроить её против Черис было бы лишь ненамного менее катастрофично, чем превратить Нармана во врага.
Однако, во-вторых, Нарман и Оливия, по-своему, были, по крайней мере, так же близки, как сами Кайлеб и Шарлиен. Укрепляющее влияние, которое она оказывала на него, проистекало из этой близости, силы этой приверженности и любви. Если бы они не сказали ей об этом после того, как они рассказали Нарману, это поставило бы дородного маленького князя в такое же сомнительное положении, в каком был Кайлеб до того, как Шарлиен наконец узнала правду. И, вдобавок ко всему, вполне возможно, что, рассказав об этом одновременно и ему, и Оливии, им обоим легче было бы принять правду.
Ни Кайлеб, ни Шарлиен не были полностью довольны решением, к которому они наконец пришли, но, в конце концов, это было единственное, к чему они смогли прийти.
«Что ж, если Мерлин прав насчёт них обоих, это не будет проблемой, — ещё раз сказал себе Кайлеб. — Хотя Мерлин был бы первым, кто признал бы, что совершил пару ошибок на этом пути».
«Кстати, о нём…»
— Почему бы тебе не подойти сюда и не присоединиться к нам, Мерлин? — пригласил он, оглядываясь через плечо на высокого голубоглазого гвардейца, стоявшего прямо около двери в столовую.
* * *
Мерлин Атравес слегка улыбнулся, когда Оливия Бейтц слишком быстро оторвалась от своего тихого разговора с Шарлиен. Княгиня Оливия провела десятилетия в браке с правящим главой государства. По пути она научилась скрывать такие мелочи, как удивление, гораздо лучше, чем это когда-либо удавалось большинству простых смертных.
Обычно, по крайней мере.
С другой стороны, у Нармана было достаточно возможностей понаблюдать за взаимодействием Кайлеба и Мерлина во время Корисандийской кампании. На самом деле, ему уже сообщили, что сейджин видел «видения». Что его функции провидца и советника были даже важнее, чем его функции личного телохранителя Кайлеба. Попутно он также пришёл к пониманию того, что отношения капитана Атравеса как с императором Кайлебом, так и с императрицей Шарлиен были даже ближе, чем могло бы предположить большинство других людей.
Это было то, что он научился учитывать в своём анализе «видений» Мерлина. Однако это не было знанием, которым он когда-либо делился со своей женой, и тот факт, что император и императрица, по-видимому, решили, что для Оливии настало время открыть хотя бы часть того, что он сам уже знал, должно было стать для него значительным сюрпризом. Если и
