Воздаяние Судьбы - Марина Казанцева

Евгений, который считал себя знатоком вин, удивлялся, что оказывается Рислингов великое множество в одной только Германии — что ни область то свой рислинг. Но, как ни пытался следовать советам весёлого гида, не мог отличить франкфуртского Рислинга от аарского или, скажем, вюртембергского.

— Виночерпий, опять моя чаша пуста! — артистично декламировал Вещун, откинувшись на стуле. — Чистой влаги иссохшие жаждут уста, ибо друга иного у нас не осталось, у которого совесть была бы чиста! Так сказал один мой друг по имени Омар Хайям, и у меня нет причин не верить ему.

Удивительное дело, после всех этих проб и дегустаций мужики не были пьяны, а только ощущали приятное тепло в теле и лёгкость в голове.

— Однако, аппетит мы нагуляли в этом чудном Иоганнесбургском замке, теперь недурно бы пойти и всей компанией закусить. — озабоченно заметил обаятельный Вещун. — Ибо, как сказал мой друг Плутарх, человек, который ест в одиночку, просто-напросто наполняет бурдюк по имени желудок.

Пока он говорил всё это, прямо перед глазами изумлённых мужиков подвальная тьма рассеялась, и вокруг них стали проявляться очертания совсем иного места — длинного помещения с обитыми до середины деревянным шпоном стенами, со сводчатыми потолками, с эстампами в тёмных рамках на побеленном верхе, со столами и грубыми деревянными сидениями вдоль стен. На стульях сидели мужчины, одетые в средневековые одежды и шумно выпивали. Здесь было очень людно, играли скрипки, пищали флейты, стоял сплошной гвалт, плавал крепкий табачный дым. Никто и не заметил, как среди посетителей возник стол с четырьмя гостями.

Вещун с удовольствием оглядывался, видимо, чувствуя себя в этом месте совершенно своим.

— Знаете ли вы, — сообщил он. — Что это и есть знаменитый погребок Ауэрбаха, где, как говорит старая легенда, некий доктор Фауст после достопамятной попойки вместе со своим провожатым-чёртом взлетел по лестнице на бочке? Ну, конечно, откуда знать вам? Но вот смотрите, видите, эту дырку в столе, заткнутую пробкой? Учёные гадают до сих пор, из какого пьяного измерения извлёк герр Мефистофель струю вина, чем очень удивил компанию гуляющих студентов.

Ничего подобного его спутники не знали, также не были знакомы с доктором Фаустом, но очень оживились, когда перед ними было поставлено на стол широкое объёмное блюдо, в котором горой лежала тушёная капуста, а по бортам плотно располагались клешнями наружу, хвостами внутрь крупные красные раки. К угощению подались высокие керамические кружки с шапкой пены.

— Не окосеем? — озабоченно спросил Сан Саныч, жадно поедая сочных раков и запивая их пивом. — Всё-таки намешали всего.

— Ни за что! — сказал Вещун. — С такой закуской?! Впрочем, это только червячка заморить на дальнюю дорожку, а основное угощение будет далее.

Тут тьма объяла гостеприимный подвал, четвёрка винолюбов вновь оказалась на летящих куда-то трёх жабах и одном тритоне.

Панорама, что открылась внизу, была великолепна — это ранний вечер, окрашенный уходящим солнцем в прозрачный малиновый закат. Всё утопало в этой розовой минуте — высокие холмы, увитые лозами, тёмные масличные сады, играли рубиновыми волнами озёра, реки и ручьи. И белоснежный портик, стоящий на горе, казался сплошь отлитым из розового сахара. Вот мирные пасторальные картины промелькнули, так что гости Вещуна молча пожалели, что не успели насладиться этим редким мигом.

Тритон снижался, делая круг над белой виллой, стоящей среди зелёных кущ. Мелькнули какие-то постройки, открылся прекрасный розарий перед домом, а в следующий миг трое мужиков обнаружили себя лежащими на каких-то занятных кушетках — у каждого в руке была широкая чаша с вином, на голове плющовый венок, а на теле какие-то белые хламиды. Ноги были босы. Карп Полумудрый со смущением поджал свои давно немытые конечности с загрубевшими ногтями, а Евгений с удивлением узрел, что на одной его ноге остался носок, причём с дырой на пальце. Вещун же был великолепен — его встретили овациями и криками «виват!»

— Друзья мои! — воззвал он, обводя поздравительной чашей всё собрание, включая и своих подопечных. — Восславим сей бесценный дар — священную кровь винограда, божественной лозы. Сок жизни, вкус бессмертия, дитя земли и солнца! Даритель радости общения с друзьями, утешитель в скорби, рука, играющая струнами сердец! Пусть будет благороден наш союз, и пусть последняя из чаш не станет вашей чашей правды!

— Вот это тост! — прошептал товарищам Евгений. — Вот уж я не думал, что о вине так много можно говорить прекрасных слов. Скажите это моей супружнице — накинется, как тигра!

— Культурно пьют. — важно подтвердил Карп Полумудрый.

— Не то, что наши люди. — согласился Сан Саныч. — А закусь-то какая!

Да, закусь в самом деле была богатая — и не разбери-бери чего на блюдах! Между их кушетками, составленными широкой буквой П, стоял невысокий стол, сплошь уставленный посудой, а что в ней? Слуги постоянно что-то приносили-уносили.

— Рекомендую. — шепнул Вещун, указывая на золотистые кусочки, лежащие на зелени и укращенные оливками и тонкими дольками лимона. — Блюдо лукуллова стола, аличи — сардина, жареная в оливковом масле. Попробуйте с соусом гарум — римляне вообще всё употребляют с гарумом. Говорят, божественная вещь! А вот каламири — это вообще деликатес: тушёные каракатицы! О, а вот это подлинный шедевр! Знаете, что это такое?

И мужики с подлинным интересом уставились на большой горшок, откуда несло таким великолепным духом, что их желудки вдруг страстно заныли. Во ртах у всех троих начали фонтанировать слюнные железы.

— Не знаете? — таинственно спросил Вещун, пока все трое жадно поглощали нечто совершенно непонятно, но с подлинно божественным вкусом.

— О, это блюдо, про которое рассказывают дивную историю, почти легенду. — шепнул он в ухо физруку. Ни ложек, ни вилок в этом аристократическом собрании не было, и гости, оглядевшись, обнаружили, что благородные патриции вполне свободно пользовались собственными пальцами, нисколько не стесняясь, лазая ими во все блюда. Поэтому все трое довольно скоро освоили столь простой способ — Евгений с упоением облизывал с пальцев изумительный соус, которым были пропитаны нежнейшие кусочки из горшка.

— Ну, и… — невнятно проронил он, не останавливаясь ни на секунду — так было это вкусно.

— Один римский патриций. — охотно начал гид. — Объелся этим блюдом до того, что пришлось вызывать врача.

— Угу. — как кот, проурчал Карп, который вообще-то по жизни мало тяготел к еде и оттого был худ.

— Ну да, — продолжал Вещун. — И врач решил наставить непутёвого обжору к разумности и воздержанию. Он сообщил страдальцу, что тот умрёт за несколько часов, если не перестанет объедаться. Да ты ешь, ешь, к тебе это не относится. Так вот, представьте, умирающий и говорит: принесите мне остатки блюда, я съем его до конца, чтобы в этом мире не оставалось ничего, о чём ещё я мог бы сожалеть.