Операция «КЛОНдайк» - Неонилла Самухина

Григорий Тарасович, привыкший к одиночеству, сначала принял племянника настороженно, но Филипп развел такую бурную деятельность, что, в конце концов, склонил расположение родственника в свою сторону. Для начала он привез ему в подарок новую рацию и раз в неделю выходил с ним на связь, спрашивая о самочувствии и не надо ли чего – лекарств, продуктов или еще чего-нибудь. Потом по случаю помог с реализацией меда, а к осени, узнав о том, что Григорию Тарасовичу тяжело ходить на лыжах – полиартрит начал поражать уже и суставы ног, подарил ему замечательный снегоход «Skeedu» с нартами.

Со временем Григорий Тарасович, не избалованный человеческим вниманием, очень полюбил племянника, отдавая ему часть скупой мужской привязанности, которую до этого дарил только своим животным. Кстати, и Филипп неожиданно для себя тоже прикипел сердцем к угрюмому старику. Видимо что-то, действительно, было в этом самом «голосе крови»…

Где-то через год, в один из приездов на хутор к дядьке, во время беседы на политические темы, Филипп слегка приоткрыл ему завесу над своей истинной деятельностью, попросив о небольшой помощи. Григорий Тарасович поразмышлял несколько дней и, видимо, не испытывая особого пиетета перед властью и государством, под которыми он жил, согласился помогать племяннику, сохраняя у себя на хуторе привезенные спецкурьером посылки с границы. Он держал их у себя до поры до времени и доставлял на снегоходе к шоссе между Новосибирском и Ачинском, куда в оговоренное время подъезжал либо сам Филипп, либо его люди из «националистического подполья».

В институте Филипп вел себя очень осторожно, в открытую нос никуда не совал, хотя был в курсе всех дел, но в институтской деятельности пока не обнаружил ничего такого, что вызвало бы интерес у его «руководства» за океаном. Но, как известно, курочка по зернышку клюет…

Получив неограниченный доступ к институтскому архиву, где он работал над диссертацией, Филипп неожиданно наткнулся в самом конце архива на стоящий за стеллажами ящик с какими-то старыми хозяйственными документами. Каково же было его удивление, когда среди этих бумаг он обнаружил наряды на довольствие, датируемые пятьдесят вторым годом, в которых были указаны фамилии и имена трех человек, по официальным сведениям расстрелянных еще в конце тридцать девятого года!.. Готовясь к отправке в Россию, Филипп хорошо изучил историю советской генетики, и знал имена практически всех, кто внес в развитие этой науки хоть мало-мальский вклад. Как человек и ученый он поражался патологической жестокости Сталина и его приближенных, расстреливавших и ссылавших ученых такого уровня, какими бы гордилась любая другая страна.

Перечитав заново фамилии, напротив которых стояли цифры, перечисляющие ассортимент скудного пайка и медикаментов, Филипп почувствовал, как озноб пробежал по его телу от понимания, что он в буквальном смысле нашел «скелет в шкафу», но, к сожалению, вопросов по этому поводу задать он никому не мог… Он мысленно поблагодарил собственную интуицию, толкнувшую его покопаться именно в этой стопке пожелтевших документов и, вчитываясь в сухие строки, начертанные на обтрепанных ломких листках, подумал, что, похоже, сюда, в Академгородок, свозили ученых, «вычеркнутых из списка живых», которые обезличенно, без имен и прав, продолжали свою работу. А это, зная русских, может иметь ой-ёй-ёй какие последствия…

Филипп срочно доложил о своей находке руководству за океан, реакция которого не заставила себя долго ждать – ему тут же поручили выяснить, кто еще из генетиков проходил через Академгородок, над чем они работали, где велись работы, и нет ли у института, созданного только в конце шестидесятых годов, своего более старого предшественника, какой-нибудь секретной лаборатории или центра, где велись бы генетические исследования…

Филипп только крякнул от поставленной перед ним задачи и стал, что называется, рыть носом землю, пытаясь подняться по служебной лестнице до такого уровня, чтобы иметь возможность дотянуться до подобной информации. Потому он был счастлив, когда ценой большой, кропотливой работы и умелого обхождения с институтским начальством стал приближенным человеком руководителя института, затем его референтом, а вскорости и ученым секретарем всего института.

Впрочем, академик Вахрушев не торопился раскрываться перед Филиппом, и лишь однажды обмолвился, попросив побыстрее подготовить ему какие-то необходимые бумаги в связи с тем, что «дела в одном из наших филиалов» заставляют его срочно уехать.

Упоминание о филиалах насторожило Филиппа, поскольку официально никаких филиалов за институтом не числилось. Он и это доложил своему руководству, которое решило проверить международную деятельность института, и в девяносто седьмом году неожиданно были обнаружены интересные детали, чрезвычайно насторожившие ЦРУ. Выяснилось, что интересующий их Институт репродуктивной генетики поставлял в западные клиники довольно большое количество человеческих органов для трансплантации, получая за это достаточно крупные суммы и приобретая на них новейшее медицинское оборудование. Но особенно смутило американскую разведку не столько количество органов, сколько их качество и удивительная гистосовместимость с организмом пациентов, о чем говорилось в истории болезней людей, которым были имплантированы «русские запчасти».

Филиппу было поручено выяснить происхождение этих органов, но, сколько он ни вынюхивал, следов органотворчества в институте ему обнаружить не удалось. Он даже пошел на риск и влез ночью в институтскую бухгалтерию, надеясь в документах обнаружить счета на получение и отправку органов, но ничего такого он там не нашел. Оставалось только предположить, что либо за всем этим скрывалась большая афера, либо вся документация вместе с самими органами проходила через другую организацию. А вот что это за организация – нужно было выяснить.

Как– то в приватном разговоре с Вахрушевым, сославшись на книгу «Русский транзит», Филипп попробовал вскользь затронуть тему органов, нелегально поставляемых за границу, насколько, мол, эта подпольная торговля органами серьезна, и уловил быстрый и даже испуганный взгляд академика.

Буркнув что-то неразборчивое, типа: «не читаю беллетристику», Вахрушев поспешил поменять тему и вскоре закруглил разговор вообще.

Филипп еще несколько дней после этого ловил на себе его настороженные взгляды, и решил больше не нарываться. Именно тогда ему и пришла в голову идея подбить Вахрушева на проведение какого-нибудь мероприятия, которое бы позволило приоткрыть завесу тайны над «филиалами» института и потоком органов, поставляемых институтом в западные клиники, причем поставлявших вроде бы официально, но почему-то настолько законспирированно, что это скрывалось даже от самих работников института.