Ночная дорога - Кристин Ханна

Раньше она увидела бы в этом беспорядок: растения росли там, где не должны расти, и цвели, нарушая порядок цветения. И немедленно отправилась бы за своими инструментами — секаторами, совками и колышками, и сразу принялась бы за работу по воссозданию клумб.

Теперь же, в это яркое утро, она увидела то, чего не замечала прежде. В хаосе была красота, неукротимость, намекавшая на просчеты и ошибки, которые предстояло преодолеть. Джуд долго так стояла, разглядывая свой неухоженный и в то же время прекрасный сад. В конце концов она присела на корточки в траве и начала выдергивать сорняки. Расчистила небольшой участок и с трудом выпрямилась. Начало положено!

Джуд направилась в стеклянную теплицу, где когда-то вкладывала сердце и душу в лотки, наполненные черноземом. Все здесь теперь заброшено, заросло паутиной. Система полива поддерживала жизнь; растения, как люди, научились выживать на каменистой почве. На самой верхней полке она нашла то, что искала: белый пакетик семян полевых цветов. Она купила их давно у друга Мии и Зака, который торговал ими в обход магазинов. Собирал деньги на путешествие, решила она тогда. Купить-то купила, но высаживать не стала — только не семена растений, из которых может вырасти все, что угодно.

Забрав пакетик с семенами, она вернулась в сад.

Высыпав на ладонь разнокалиберные семена, она долго разглядывала их, удивляясь тому, какими крошечными бывают некоторые вещи в самом начале своей жизни. С улыбкой она разбросала их по саду. Однажды она удивится тому, что из них выросло. А скоро, может быть, даже завтра, она посадит белую розу, прямо здесь, где Миа потеряла свой первый зубик…

Вернувшись в дом, она приготовила кофе. Приятный аромат жареных зерен привлек Майлса на кухню. Он пришел, заспанный и родной, с вытянутой просящей рукой, и пробормотал:

— Кофе!

Она протянула ему чашку.

— Держи!

— Ты ангел.

— Кстати, о них…

— Кстати, о ком?

— Об ангелах.

Майлс нахмурился.

— Ты знаешь, не выпив кофе, я плохо соображаю по утрам, но разве мы говорили об ангелах?

— Я съезжу на кладбище, — сказала Джуд. — Вчера решила.

— Хочешь, я поеду с тобой?

Она полюбила его еще больше за этот вопрос.

— Это то, что я должна сделать сама.

— Уверена?

— Да.

— Позвонишь, когда вернешься домой?

— Боишься, что я брошусь в открытую яму?

Он поцеловал ее и отстранился.

— Ты уже сделала это, побывала там. Больше я не волнуюсь. Ты вернулась.

— Так зови меня Фродо.

— Не Фродо, а Сэм. Это Сэм вернулся домой, женился и жил нормальной жизнью.

— Ты прав. Я Сэм.

Следующие полчаса она провела с Майлсом на кухне, потягивая кофе и болтая. Потом Майлс отправился в душ, а она поражалась происходящему — они снова могли разговаривать о всяких пустяках: о званом вечере, о новой кофеварке, о фильме с хорошими отзывами.

Джуд провела целый час и ни разу не подумала о своей боли. Кто-то мог бы сказать: «Велика важность!», но для нее это было очень важно, все равно что пересечь вплавь Ла-Манш. Она словно увидела на секунду то, от чего давно отказалась: возможность снова стать прежней и, быть может, даже радоваться жизни. Она знала, что боль никогда не отпустит ее, но, наверное, Харриет Блум права: она сможет жить дальше. Время не то чтобы залечивало раны полностью, но дарило что-то вроде защиты для будущей жизни, возможность вспоминать с улыбкой, а не с рыданием. И однажды, если ее спросят, сколько у нее детей, она ответит: «Один сын» — и заговорит о Заке.

Она очень на это надеялась.

Она столкнулась с Майлсом в ванной — зашла в душ, когда он оттуда выходил. Он шлепнул ее по голому заду, а она с улыбкой увернулась от его руки и нырнула под горячую воду. Джуд смывала пену с волос, когда стеклянная дверь открылась.

— Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — спросил Майлс.

— Да. Позвони Заку и напомни ему, что завтра мы идем в океанарий. Нас там будет ждать моя мама.

Майлс замер, а она так хорошо его знала, что сразу поняла: он что-то обдумывает.

— Что? — спросила она, выходя из душа и заворачиваясь в полотенце.

— Несколько лет тому назад у нас с тобой была славная годовщина. А мы ее пропустили. Вообще ни одной не праздновали… после…

— В этом году исправимся. Ужин в лучшем ресторане.

Майлс протянул жене знакомую коробочку, обтянутую синим бархатом.

Рука ее дрожала, когда потянулась за маленьким мягким футляром. Бархат на крышке чуть потерся — так часто Джуд держала коробочку в руках. Но в последние годы она до нее не дотрагивалась. Джуд открыла крышку. В белом углублении гордо блестело Миино кольцо, купленное к выпуску. Некогда пустые лапки держали теперь сияющий розовый бриллиант.

Джуд посмотрела на этого мужчину, которого любила, и вся сила этого чувства подхватила ее, как волна прилива, и вернула на родной берег. Он знал ее лучше, чем она знала себя; он понимал, что ей нужно это напоминание об их дочери, вещь, которую Джуд смогла бы носить и видеть каждый день.

— Я люблю тебя, Майлс Фарадей.

Он с нежностью коснулся ее лица.

— Ты воин. Знаешь об этом?

— Хотелось бы знать.

Он снова поцеловал Джуд, прошептав: «Передай ей привет от меня», и ушел в спальню.

Когда Майлс уехал на работу, она высушила волосы и переоделась в старые удобные джинсы и легкую куртку с капюшоном. Обычно она тщательно накладывала макияж, но сегодня не было нужды что-то скрывать. Она была тем, кем была: женщиной, пережившей трагедию и заработавшей морщины.

Она хотела уехать сразу, но почему-то не смогла этого сделать. Следующие несколько часов провела за домашними делами: собрала вещи, разбросанные по комнатам, постирала, приготовила ужин.

Оттягивала время. В конце концов во втором часу она глубоко вздохнула и перестала хлопотать. «Пора, Джуд. Сейчас».

Она повесила на плечо сумку на длинном ремне, села в машину и поехала. На повороте взглянула на синюю воду с бегающими солнечными зайчиками и подмигивающие окна домов вдоль берега. Какой прекрасный, прекрасный день!

На Найт-роуд она сбросила скорость. Много лет она не осмеливалась свернуть на этот отрезок дороги, где потерпела крушение и ее жизнь. Настало время наконец появиться там.

Джуд свернула и продолжала ехать. Затем, проехав примерно с полмили, остановилась на обочине. Медленно вышла из машины и перешла на другую сторону.

От мемориала почти ничего не осталось.

Она стояла на крутом повороте.

Лес здесь даже днем темный. По обе стороны дороги высились древние вечнозеленые деревья; их поросшие мхом, прямые, как копья, стволы устремились в летнее небо, закрывая солнце. Глубокая тень пролегла вдоль изъезженной полосы асфальта; воздух неподвижен и тих. Все замерло в ожидании.