День исповеди - Аллан Фоллсом

Провожая машину глазами, Гарри почувствовал, как будто его покидает частичка души. Когда же «скорая помощь» скрылась из виду, он оглянулся и увидел, что Дэнни наблюдает за ним, сидя в своем кресле. Выражение лица Дэнни сказало Гарри, что брату привиделось то же самое, что и ему: повторение пережитого, когда очень дорогого им человека кладут в санитарную машину и увозят, а они стоят, смотрят и совершенно ничего не могут поделать. Двадцать пять лет прошло с того ужасного воскресенья, когда шеф пожарной команды положил извлеченное из-подо льда замерзшего пруда тело их сестры, накрыв его простыней, в санитарную машину, которая сразу же скрылась в промозглых сумерках. Разница была лишь в том, что прошло четверть века, дело происходило не зимой, а летом, не в штате Мэн, а в Риме и Геркулес был еще жив.

И тут Гарри понял, что позабыл о Елене. Обернувшись, он увидел, что она стоит в одиночестве, прислонившись спиной к стенке вагона, и смотрит на них с Дэнни, не замечая окружавших их солдат. Казалось, будто она понимала всю важность безмолвного обмена мыслями, происходившего между братьями, и хотела бы к нему присоединиться, но не решалась, а может быть, даже боялась помешать. В эту секунду она стала для него самым дорогим человеком на всей земле.

Не задумываясь, без тени сомнения, Гарри подошел к Елене. И перед Дэнни и множеством безликих людей в голубых рубахах, которые окружали их, он поцеловал ее — ласково, со всей любовью и нежностью, какие были у него в душе.

163

Вторую половину дня и вечер Гарри с Еленой и Дэнни провели в маленькой отдельной комнате для родственников пациентов в больнице Святого Иоанна. Гарри почти все время держал Елену за руку, но его мысли частенько улетали вдаль. Вообще-то он старался не думать. Люди, которых убил он сам… Люди, которых убили остальные… Итон, даже Томас Добряк… Хуже всего было, когда в его мысли приходила Адрианна. В первую ночь, которую они провели вместе, он почувствовал, что она боялась смерти. Тем не менее все, что она делала, любой репортаж, который вела, так или иначе имел отношение к смерти, от войны в Хорватии до беженцев, спасающихся от кровавых ужасов гражданской войны в Африке, до странных событий в Италии и убийства кардинала-викария Рима. Что она тогда говорила ему? Что-то вроде того, что, будь у нее дети, она ни за что не смогла бы стать той, кем стала. Кто знает — может быть, на самом деле она хотела именно этого, но только не ведала, как совместить семью, детей и работу… Она не могла получить все и выбрала одно из трех, то, что, как ей казалось, давало ей наибольшую полноту жизни; возможно, так оно и было. До тех пор, пока работа не угробила ее.

Уже совсем под вечер к ним присоединился кардинал Марчиано, одетый в деловой костюм.

Часом позже санитар привез в инвалидном кресле из другого крыла этой же больницы мертвенно-бледного Роскани.

В пять минут десятого дверь открылась и вошел хирург, даже не снявший еще операционного облачения.

— Все хорошо, — сказал он по-итальянски. — Геркулес будет жить.

Переводить не пришлось. Гарри все отлично понял.

— Grazie, — сказал он, встав с места. — Grazie.

— Prego.

Окинув взглядом сидевших в комнате, хирург сказал, что более полные сведения будут у него позже, кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

После его ухода все долго молчали; у каждого оказались затронуты глубинные струны души. Известие о том, что карлик, бездомный бродяга из подземелья, будет жить, оказалось ошеломляюще ярким и радостным финалом долгого, трудного и смертельно опасного приключения, в котором, пусть и не с одинаковой степенью опасности для жизни, участвовали они все. Теперь оно практически завершилось, оставалось урегулировать лишь кое-какие мелочи. А вообще-то оно закончилось на самом деле, и все ненужные следы старательно затирались.

Фарел в мгновение ока взял всю ситуацию под единоличный контроль — только так он мог обезопасить и себя, и репутацию Святого престола. Через считанные часы после отмены тревоги шеф полиции Ватикана дал пресс-конференцию, транслировавшуюся в прямом эфире итальянским телевидением. На ней Фарел объявил, что этим утром известный южноамериканский террорист Томас Хосе Альварес-Риос, которого больше знали под кличкой Добряк, учинил кровавое нападение на Ватикан, широко используя также зажигательные бомбы. По всей вероятности, он покушался на жизнь самого Папы Римского. Во время террористического акта преступник застрелил корреспондента Всемирной сети новостей Адрианну Холл и руководителя римского представительства ЦРУ Джеймса Итона, который случайно оказался поблизости и исполнил свой долг, пытаясь остановить террориста. В то же самое время со всеми любимым государственным секретарем Ватикана, кардиналом Умберто Палестриной, принимавшим все меры для спасения святейшего отца, случился обширный инфаркт, от которого он скончался. Заканчивая пресс-конференцию, Фарел кратко сообщил также, что покойный Томас Добряк к настоящему времени остается единственным подозреваемым в убийствах кардинала-викария Рима и итальянского полицейского детектива Джанни Пио, а также во взрыве автобуса, шедшего из Рима в Ассизи. И напоследок он сказал, что преступник погиб, когда у него в руках взорвалась неисправная, по всей вероятности, зажигательная бомба. О том, что Роскани находился на территории Ватикана, не было сказано ни слова.

Роскани обвел взглядом комнату. Он покинул свою палату и лично явился сюда, чтобы сообщить Аддисонам и Елене Восо о пресс-конференции Фарела и объявить, что с них сняты все обвинения. Присутствие Марчиано оказалось для него полнейшей неожиданностью, и в первый момент у него возникла надежда, что ему удастся убедить прелата хотя бы по секрету рассказать, что же именно происходило в эти дни, в частности об убийствах кардинала-викария Рима и государственного секретаря Палестрины, о том, как Томас Добряк оказался на службе у Ватикана, и о связи католической столицы с трагическими событиями в Китае. Но кардинал разрушил все эти надежды одной простой фразой: сказал, что сожалеет, однако в сложившихся обстоятельствах все вопросы, касающиеся последних событий, следует отправлять по официальным каналам. Это, в переводе на обычный язык, значило, что все, что Марчиано знал, останется на веки вечные сокрыто от всех. Так что Роскани пришлось смириться (все равно ничего другого ему не оставалось) и возвратиться к остальным.

Он немало удивился самому себе, когда, решив вернуться в палату, понял, что не может покинуть собравшихся в этой комнате. И хотя Роскани изнемог от всех испытаний последних дней, он остался, чтобы дождаться известий об участи Геркулеса. Причем поступил так не столько по обязанности, сколько по внезапному порыву. Возможно, дело было в том, что он почувствовал себя такой же частью этой компании, как и прочие ее члены.

А возможно, захотел остаться с ними, потому что Геркулес умудрился каким-то образом затронуть струны его души и он тревожился о нем не меньше, чем остальные. Да и кто из них мог сейчас, когда все они пребывали в состоянии полного душевного и физического изнеможения, сказать хоть что-то наверняка? Он сам, по крайней мере, бросил курить, и хоть это должно было принести какую-то пользу.

Роскани вновь вызвал санитара, тот провез его в кресле по комнате, детектив пожал всем руки, сказав каждому, чтобы, если возникнут какие-то затруднения, смело обращались к нему. Потом пожелал всем доброй ночи. Впрочем, он еще не завершил намеченные дела. Гарри он намеренно оставил напоследок и попросил американца отойти вместе с ним к двери.

— В чем дело? — насторожился Гарри.

— Прошу вас, — сказал Роскани, — это личный вопрос…

Бросив взгляд на Дэнни и Елену, Гарри вздохнул и отошел от них вслед за полицейским. Они остановились почти на пороге.

— Хочу спросить о том видео, на которое вас записали, — сказал Роскани, — после убийства Пио.

— О чем именно?

— В самом конце тот, кто монтировал пленку, что-то отрезал. Слово или фразу. Я пытался разобрать, что именно вы говорили, даже пригласил специалиста, хорошо читающего по губам. Но и она не смогла ничего сделать. Вы, возможно, помните, что тогда сказали…

Гарри кивнул.

— Да.

— И что же?

— Меня перед этим пытали, мне потребовалось время, чтобы понять, что же на самом деле происходит. Я просил о помощи и назвал имя.

Роскани понимал ничуть не больше, чем прежде.

— Чье же имя?

Гарри ответил не сразу.

— Ваше.

— Мое?

— Вы были единственным человеком из всех, кого я знал, на чью помощь мог бы надеяться.

Роскани медленно расплылся в улыбке. И Гарри тоже.

Эпилог

Некогда они договорились покинуть этот город и никогда сюда не возвращаться. Но через два дня после проведенных со всеми государственными почестями похорон кардинала Палестрины Гарри и Дэнни вернулись именно сюда. Гарри управлялся с багажом, а Дэнни неумело ковылял на костылях. Из Рима они прилетели в Нью-Йорк, оттуда — в Портленд и солнечным летним днем покатили дальше на взятой напрокат машине.