Перевёрнутый мир - Лев Самуилович Клейн

Клейн Л.С. 1972. О приложимости идей кибернетики к построению общей теории археологии// Тезисы докладов на секциях, посвященных итогам полевых исследований 1971 г. М., Наука, 1972, с. 14–16.

Клейн Л.С. 1981. Проблема смены культур и теория коммуникации// Количественные методы в гуманитарных науках. М., издат. Московского университета, 1981, с. 18–23.

Клейнрок Л. 1970. Коммуникационные сети (стохастические потоки и задержки сообщений). Пер. с англ. М.

Моль А. 1972. Социодинамика культуры. Пер. с франц. М., Прогресс.

Рогинский В.Н. 1967. Проблемы доставки информации// Информация и кибернетика. М., Советское радио: 105125.

Самойлов Л. 1993. Перевернутый мир. Санкт-Петербург, Фарн.

Соколов Э.В. 1972. Культура и личность. Л., Наука.

Черныш В.И. 1968. Информационные процессы в обществе. М., Наука.

Beals A., Spindler G., Spindler L. 1967. Culture in-process. New York, Holt.

Bohannan P. 1973. Rethinking culture// Current Anthropology, 14 (4): 357–372.

Boyd R., Richerson P.J. 1982. Cultural transmission and the evolution of operative behavior// Human ecology, vol. 10: 325–351.

Boyd R., Richerson P.J. 1985. Culture and the evolutionary process. Chicago, University of Chicago Press.

Schmitz H.W. 1975. Ethnographic der Kommunikation: Kommuni-kationsbegriff und Ansatzc yur Erforschung von Kommunikati-onsphanomcncn in der Volkerkunde. Hamburg, Bunke.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Публицистические очерки, которые легли в основу этой книги, носят очень личный характер, хотя, как свидетельствуют читательские отклики, представляют и общественный интерес. И очерки эти очень туго привязаны ко времени — к первым годам перестройки. До ее начала они бы просто не могли выйти в свет у нас в стране, да и позже их откровенность производила порой шоковое впечатление. А ведь некоторые предложения, содержащиеся в них, могли со временем утратить актуальность.

Первое издательство, в которое я принес рукопись и которое поначалу за нес ухватилось, после некоторого размышления отказалось издать се. “То, за что вы боретесь, — было мне сказано, — будет достигнуто гораздо быстрее, чем книга выйдет из печати”. Увы, эти надежды были напрасны и опасения несостоятельны. Перестройка оказалась куда менее торопливой, чем можно было ожидать. Все затянулось, и моя книга, к сожалению, остается актуальной во многом даже своими предложениями. Что и говорить уж о наполняющих ее констатациях!

В моих описаниях нет ни грана художественного вымысла, все в них доподлинно. Однако по причинам, изложенным в самих главах книги, я изменил фамилии основных действующих лиц, в том числе и свою. Некоторых участников изложенной коллизии я укрыл за условными обозначениями их статуса, профессии или за инициалами. Фамилии тех, кто лишь косвенно связан с сюжетом, кто проходит на заднем плане, оставил без изменений.

Конечно, это никак не полное инкогнито. Все более или менее знакомые с событиями легко узнают своих коллег и товарищей, а для всех остальных разве так уж важно, кто есть кто в этой книге? Ведь интересно прежде всего, сколь типичны изображенные здесь люди и ситуации. Важны сами факты и поставленные проблемы.

ПРЕДИСЛОВИЕ К СЛОВЕНСКОМУ ИЗДАНИЮ

В последнее десятилетие дюжина моих книг вышла в разных странах. Я посетил многие университеты Европы — Кембридж, Оксфорд, Лондон, Эдинбург, Копенгаген, Стокгольм, Вена, Западный Берлин, Мадрид и др. Я видел красивые города, читал лекции и доклады на конференциях, общался с интеллигентнейшими людьми, был поощрен энтузиазмом молодежи. Вероятно, это просто нормально, но ощущение чуда не покидало меня и остается со мною.

Потому что я провел начало 80-х в вонючей тюремной камере и в лагере ГУЛАГа, окруженном колючей проволокой, в среде истеричных и агрессивных уголовников, без надежды и будущего. И остальную часть десятилетия я был безработным, лишенным научных степеней и званий. Они вернулись только несколько лет тому назад. Я рад, что могу представить суждению словенского читателя свою книгу личных впечатлений о репрессивном тоталитарном режиме. Книга была дважды издана в России и переведена в Германии. Ряд целей был выдвинут в этой книге — гуманизация пенитенциарной системы, утверждение суда присяжных в России, расширение участия адвокатов и т. д. — они уже достигнуты, и я горжусь тем, что и моя лепта в этом есть.

Но словенцы имеют собственный опыт жизни при социализме, хоть и менее длительный, чем наш, и не столь суровый. Так что эта книга могла бы иметь здесь только смысл напоминания — напоминать молодежи об опасности реставрации, коль скоро на Балканском полуострове и в Дунайском бассейне еще есть силы, стремящиеся вернуть социалистическое прошлое.

Но за поведением людей в экстремальных условиях тюрьмы и лагеря, за самоорганизацией людей с невысокой культурой, с нехваткой культуры, мне удалось открыть некоторые свойства природы человека, и это уже нечто, имеющее общечеловеческий интерес. Мне удалось установить некоторые параллели между закрытым обществом лагеря и первобытным обществом отдаленного прошлого, а это предмет моего профессионального интереса, и инициировать научную дискуссию, которая не без интереса также и для широкой публики. Речь идет о нас всех, о нашей общей природе.

Эта книга начата в тюрьме, продолжена в лагере, окончена и опубликована на свободе, хотя и с минимумом свободы, еще под контролем КГБ, в годы “перестройки”. Я всегда понимал, что в советской действительности я вряд ли сумею