Белые витязи - Петр Краснов

   — Ничто так не развращает, как спокойствие, ничто так не обессиливает, как отдых.

Борьба была для него необходимостью, жизнью... Я думаю, все помнят, что он делал в редкие антракты между двумя походами, сражениями. Другие, высунув язык, падают, бывало, от устали, а он сядет в седло да отмахнёт на подставных лошадях карьером вёрст сто двадцать. Это у него называлось отдыхом. Вернётся, обольётся водой, проспит несколько часов — и опять свеж, опять готов на трудное предприятие... Или отправится куда-нибудь к офицерам своего отряда и вместе с ними и солдатами проводит целые дни. Для него в это время не было более задушевного общества. Кружок главных квартир тяготил его. Там не своё. Там он или спорил, резко, бесцеремонно обрывая фазанов, или угрюмо, сосредоточенно молчал. Отводил душу только попадая к отцу. Тут или он трунил над ним, или старик прохаживался насчёт сына...

   — Ну что, хвост-то тебе обрубили наконец? — спрашивал отец, когда молодой Скобелев возвращался от Непокойчицкого.

   — Нет.

   — Жаль!

   — Почему это жаль?

   — А потому, что уж очень ты распустил его...

   — Ты вот что... Денег не даёшь, а смеяться смеёшься...

   — И не дам.

   — Подожду я, отец, когда тебя отдадут мне под команду.

   — Ну?

   — Тогда я тебя за непочтительность под арест посажу...

И оба смеются...

Когда на Зелёных горах Скобелева в ночь на 8 ноября контузили, приезжает к нему отец,- Скобелев лежал в постели, больной совсем.

   — Ну наткнулся, наконец... И чего суёшься... чего суёшься... — начал выговаривать старик.

   — А всё твой полушубок...

   — Как это мой?

   — Так, твой...

Скобелев был очень суеверен. Накануне отец ему подарил чёрный тёплый полушубок, в котором его контузили тотчас же Через два дня он опять надел его — его контузили опять.

   — Возьми, пожалуйста, свой полушубок... Ты дай мне лучше деньгами...

   — Неужели ты веришь, что тебе полушубок этот принёс несчастье?..

В Казанлыке отцу Скобелева дали отдельный отряд...

   — Ну отчего, отец, ты ко мне вчера не явился?

   — Как это? — удивился тот.

   — Как являются к начальству, в полной парадной форме...

   — Да ведь я не к тебе под начальство.

   — Жаль!..

   — Почему это?

   — По всей справедливости следовало бы.

Поздно ночью в Казанлыке возвращаюсь я к себе домой верхом. Ни зги не видно. Навстречу мне другой всадник. Улочка узенькая.

   — Эй, кто там? — кричу я... — Держи правей...

   — Это вы? — называет меня по имени Скобелев.

Я тоже сейчас узнал его по голосу.

   — Куда вы? — интересуюсь.

   — А тут в одну деревню.

   — Зачем?

   — Попаду к рассвету... Хочу узнать, как моих солдат кормят теперь; как начнут варить им похлёбку и кашу, я уж там буду... Ненароком. Поедем вместе.

И мы отправились.

Чем дальше, тем его заботливость о солдате всё больше и больше росла. Он сердцем болел за него. И всякая несправедливость, нанесённая солдату, живо чувствовалась им, точно эта обида направлена была именно на него одного. Он бледнел, когда при нём рассказывалось о том, как в такой-то дивизии солдаты голодают, как в другой их секут, как в третьей их изводят на бесполезной муштре...

XXX

Переход Скобелева от Казанлыка к Адрианополю навсегда останется в военной истории. Никогда ещё не случалось пехоте совершать с такою быстротою походы, которые едва ли под силу и кавалерии. Масса силы воли и энергии, обнаруженная при этом случае генералом, едва ли привела бы к подобным результатам, если бы дивизия его не получила такого блестящего военного воспитания. Отдыхать ей совсем не пришлось. 28 декабря была взята в плен армия Вейсиль-паши после утомительного перехода от Плевны к Габрову, трёхдневного мучительного пути по Балканам и упорного сражения в долине Казанлыка. А 1 января — авангард скобелевского отряда уже выступил из этого города к малым Балканам. Всё это движение со дня падения Плевны носит какой-то головокружительный характер. Мы точно хотели вознаградить себя за долгие стоянки перед армией Османа. Главная квартира Великого князя помещается чуть не на аванпостах, наши войска частью с запада, частью с севера беспримерными переходами стремятся поскорее стать у ворот Константинополя...

   — Вот такой поход по мне, это я понимаю! — говорил Скобелев. — Ещё несколько дней подобного перехода, и нас никто не остановит. Мы докатимся до Босфора.

По всему этому пути то с боя брали турецкие позиции, мосты, железнодорожные станции, то занимали новые города, поспешно очищавшиеся турками. Кавалерийские отряды, стараясь осветить местность, уходили как можно дальше вперёд, но, к крайнему удивлению их, вечером густые массы пехоты настигали всадников и располагались на ночлег в одних и тех же пунктах с ними. Одушевлённые недавними победами войска скобелевского отряда делали чудеса. Михаил Дмитриевич, которого трудно было удивить чем-нибудь, рассказывал о них с восторгом.

   — Чего нельзя сделать с такими солдатами! Помилуйте, тырновский мост адрианопольской железной дороги один эскадрон нашей кавалерии атаковал так стремительно, что четыреста пехотинцев турецких не выдержали и отступили... Вообще, напрасно думают, что кавалерия бессильна относительно пехоты... У меня на этот счёт свои взгляды. Я в эту войну присмотрелся к способу действий кавалерии. В мирное время займусь её манёврами и в первую большую европейскую кампанию покажу, что может сделать с пехотою конница, хорошо приспособленная и умеющая пользоваться местностью. Говорят, что у нас кавалерии нет... Оно, если хотите, правда. Где же будет настоящая кавалерия, если всё в ней сводится к тому, чтобы лошадь была в теле, подобрана как следует... Тут парад убивает дело... Но уже и теперь я знаю полки совсем иначе действующие. Дохтуров, вот, понимает, что нужно делать.

Кавалерия на этот раз действительно показала себя. Она брала стремительной атакой уже горевшие мосты. Обскакивала отступавших турок... Становилась впереди их обозов. Отхватывала целые поезда с вагонами и локомотивами. Как только начиналось дело и на неё наседала турецкая пехота — откуда ни возьмись являлись скобелевцы и поддерживали своих. Часто кавалерия врывалась в города, ещё занятые турецкой пехотой, и не отступала от превосходных сил её, а держалась, зная, что через час, через два по пятам её явятся свои и дело будет выиграно... Изумительные переходы этого периода прошлой войны, я думаю, до сих пор памятны и солдатам, и офицерам. Случалось, сделают тридцать — сорок вёрст и только что расположатся на отдых, как их опять двигают дальше. И при каких условиях совершал Скобелев этот поход. По пояс в грязи, под холодным дождём, в насквозь измокших шинелях. По пути то и дело встречались наполненные жидкою слякотью ямы и ухабы... Лошади отказывались служить, а люди всё шли да шли, исполняя и за измученных коней трудную работу. Делая шестидесятивёрстные переходы в день, сверх того ещё тащили пушки... Один полк, например, только что добрался до Хаскиоя, только что было расположился на отдых, как вдруг — назад в Германлы. Вернулись в Германлы, провели часть ночи. Нужна была днёвка, чтобы восстановить упавшие силы, как вдруг выезжает сам Скобелев.

— Поздравляю, братцы, с походом в Адрианополь...

Ни с одним другим генералом солдаты не сделали бы подобного... С ним мрачные, сосредоточенные, усталые, но шли и шли... Когда уж слишком было трудно, тогда сходил с коня Скобелев, вмешивался в ряды... Раз после семидесятивёрстного перехода силы у людей окончательно упали, а впереди явились сведения о движении таборов египетского принца Гассана. Скобелев подъехал к людям.

   — Голубчики... Напоследок... Неужели же у самого Адрианополя да мы осрамимся...

Поднялись солдаты... Пошли... Ноги отказывают, едва-едва бредут.

   — Товарищи... Ну-ка, ещё переход, вечером кашей накормлю...

И солдаты, смеясь, пошли так быстро, что не только нагнали Гассана, но ещё отрезали у него хвост, т.е. захватили громадные обозы и сто верблюдов... Впоследствии они все были у Скобелева в дивизии.

   — Это наши верблюды... Походные... Она животная добрая, настоящая солдатская скотина... — хвалили они верблюдов.

Одно, о чём заботился по всему этому пути Скобелев, чтобы солдаты у него были постоянно накормлены. Всюду: на походе, в бою, в пустынном безлюдье и только что занятом городе — одинаково — горячая пища являлась в своё время и люди ели до отвала.

   — С ними всё можно сделать, нужно уметь.

   — Отчего же другим не удавалось делать такие переходы?