Целого Мира Мало - Алекс Д.

Я сдерживаюсь из последних сил. Дышу тяжело и медленно. Если бы не вялость ума и слабость организма, давно бы выставил ее. Берегу силы. Мне еще прибираться. Дина меня убьет, если увидит этот садом.

— Почему, скажи на милость, я должен тебе поверить, Вик?

— Ты убьешь ее так же, как остальных. Однажды она начнет тебе мешать, если уже не мешает, и ты допустишь совершенно случайную мысль, которая для нее выльется в фатальные последствия. Я никогда не прощу себя, если девушка пострадает. Мне хватает груза ответственности за других несчастных. Мы оба ответим за свои грехи. Расплатимся тяжкими страданиями. Если бы я могла вернуться назад, я бы отменила колесо фортуны. Тебя ждала бы обычная жизнь, и тяжелая борьба, и короткие, но честные шаги на пути к успеху. Жизнь, где цена каждого мгновения несоизмерима и бесценна.

— Бедная, бедная Вика. Ты так хотела, чтобы я был счастлив? Ты все сделала для меня. Но я так и не спросил — зачем? Зачем тебе нужно мое счастье, мои исполнившиеся желания?

Да, вопрос правильный. Была же причина, которая толкнула когда-то адекватную Морозову на путь помешательства. Она грустно посмотрела на меня.

— А ты не знаешь? Я всегда любила тебя.

Этого я не ожидал. Катастрофа. Она клад — для начинающего психотерапевта.

— А ты не любил никого. — продолжила Вика. — Ты не способен. И я понадеялась, что, однажды…. Когда ты получишь и власть, и деньги, и кучу женщин, ты вспомнишь, поймешь, что тебе не хватает главного, без чего все вышеперечисленное меркнет.

— Тебя, что ли? — не удержался от насмешки я.

— Нет, не меня. Я уже счастлива. Любовь — не бывает несчастливой, а те, кто сомневаются в этом, просто никогда не любили. Мне ничего не нужно в ответ. Я знаю истинную природу святой бесконечной божественной любви. Это откровение Создателя дано лишь избранным. Я в их числе, а ты нет. У меня не вышло, и я отпускаю руки. Я ухожу, чтобы оставить тебя в мире, который ты создаешь сам. В нем нет места чистым незапятнанным чувствам. Я виновата, я извратила тебя, но исправить ничего не могу. Ты никогда не услышишь и не увидишь меня, но я до конца жизни буду молиться о тебе, о спасении твоей души. И, может быть, мне удастся невозможное — вымолить прощение за наши грехи. И у тебя есть шанс сделать единственно правильный поступок в своей жизни. Освободи Динару от своего разрушающего влияния, позволь ей жить.

— Динара сама решит, нужно ли ей мое разрушающее влияние или нет. — откровенно скучающим тоном отозвался я. — У тебя сигаретки не будет?

— Влад! — возмущенно воскликнула Вика.

— Девочка моя, послушай теперь ты меня. — я вперил в нее спокойны и серьезный взгляд. Все-таки мы не чужие. Я много лет знаю Вику, будет очень жаль, если она закончит свои дни в дурдоме или с бомбой на шее. — Я, конечно, не образец порядочного человека. Я прошел и испытал в жизни многое. Я встречал различных фанатиков, которые под действием массового гипноза и наркотического одурманивания готовы поклонятся отбивной, солнцу, деревянному божку или кукле Барби. Сейчас в моде культы, различные религиозные движения. Кто-то здорово поковырялся в твоих мозгах, Вик. И тебе нужно линять из этой общины просвещенных, пока ты совсем не слетела с катушек. А нас с Диной оставь в покое. У нас все хорошо. Я не собираюсь ни убивать ее, ни бросать.

— Да? А это кто?

Я проследил за выразительным взглядом Морозовой. На пороге кухни, пошатываясь стояла кудрявая блондинка, босая и в моей футболке. Вот ведь нечистая принесла.

— А это Маша. — пожав плечами сказал я. — Она уже уходит.

— Вопрос в том, что Маша, вообще, здесь делала, если у вас с Динарой все хорошо?

Я не ответил. Да, и что тут можно было сказать? Я совершил ошибку. Во всем виновата Лера, алкоголь, и слишком откровенное платье Маши (сейчас я его вспомнил). Однако, я не уверен, что подобная ошибка не повториться в будущем.

Маша прошлепала к раковине, и налила себе воды в стакан, так же незаметно исчезла.

— Я предупредила ее, Влад. — внезапно произнесла Вика, после длительного молчания. — Она не поверила мне. Сочла сумасшедшей. Она вся светилась, когда пришла ко мне. Но, что останется от этого света, если она войдет сейчас в двери и наткнется на Машу, и остальных? Можешь не верить мне, но послушай здравого смысла. Пожалей ее, Влад. Она необыкновенная. Добрая, любящая, очень одинокая девочка. Так легко сломать ее. Пусть в твоей жизни останется память об единственном хорошем поступке, сохрани ее такой, какая она есть. И она будет жить в твоем сердце вечно.

Не знаю, как ей удалось, но эти последние искренние и трогательные слова, с налетом грусти и мольбы пробили мой холодный панцирь недоверия. Черт, она ведь права. Что я делаю? Что же я делаю? Я закрыл на мгновение глаза, чувствуя, как сердце болезненными толчками разгоняет кровь.

— Я не могу сейчас. — произнесли мои губы. Эгоистичный, достойный меня, ответ. — Она нужна мне. С ней я снова дышу. Я люблю ее. Так, как умею….

Вика печально улыбнулась, встала со стула, и обойдя стол, обняла меня. Ее руки ласково, нежно, по-матерински погладили мои волосы.

— Ты не умеешь любить, Влад. — сказала она, и, развернувшись, молчаливо ушла.

Выпроводив всех гостей, кроме одной, остаток дня я провел в уборке. Один бы не справился, и привлек Леру, не забыв попутно обвинять во всех своих грехах. Тихомирова не возмущалась, а лишь посмеиваясь, смотрела на меня всезнающими глазами. Я мысленно обзывал себя последними словами, взывая к совести, посыпая голову пеплом стыда и раскаянья (в переносном смысле слова). Лера долго терпела мою кислую физиономию и колкие замечания, но уже прощаясь не смогла не высказаться:

— Ты можешь убедить себя в том, что начинаешь новую жизнь, что больше ни разу не оступишься, что завязал с водкой и клубами, но это самообман, Влад. Я все еще жду, когда ты одумаешься. И я не попрошу тебя меняться. Ты мне нравишься именно таким. Помнишь, как в «Маугли»? Мы с тобой одной крови, ты и я.

— Давай уже, вали, собрат. — усмехнулся я, выпроваживая юного философа. Как же они меня все достали!

Приняв душ, я заказал себе на дом китайскую еду и позвонил Динаре. После долгих душевных экзекуций, я как-то успокоился, чувство вины улеглось. И мой голос звучал бодро и спокойно.

— Малыш, ты домой собираешься? Я голодаю без тебя. Еду из ресторана заказываю.

— Только собиралась звонить тебе. — отозвался такой родной и нежный голос. У меня под ложечкой засосало и снова стало тошно от собственного поведения этой ночью. А я ведь даже ничего не запомнил. И все равно противно.

— Мы уже едем. Я на своем «Форде». Так что получиться быстрее.