Золото Виннету - Карл Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
— Разве можно отказываться от помощи, если речь идет о жизни и смерти? Твоя Гордость больше, чем я думал, она настолько велика, что ты даже не думаешь о благодарности. Но я и не требую, чтобы ты благодарил меня. Я только хочу, чтобы ты стал свободным. Моя дочь Темный Волос очень жалеет тебя.
— Ты хочешь сказать, что я не мужественный воин, а человек, достойный жалости? Жалость оскорбляет!
Я говорил намеренно жестко, чтобы в последний раз попытаться остановить его, но мне не удалось. Индеец мягко ответил:
— Ни я, ни моя дочь не хотели обидеть тебя. Она много слышала о тебе и знает, что Сэки-Лата — самый смелый воин среди своих белых собратьев. Она хочет спасти тебя.
— У нее доброе сердце, но ей недостанет сил спасти меня.
— Это не так трудно, как ты думаешь. Ты знаешь многие обычаи краснокожих людей, но один из них тебе все-таки неизвестен. Мы расскажем тебе о нем, и ты подчинишься ему. По закону краснокожих людей, тот, кто возьмет в жены дочь краснокожих, становится сыном племени.
— Я знаю этот закон.
— Он становится сыном племени даже в том случае, если был врагом или пленником. Ему прощают вину и даруют жизнь.
— Это я тоже знаю.
— Тогда ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты сказал стражникам, что моя дочь нравится тебе. Ты нравишься ей. Согласен ли ты, чтобы она стала твоей скво?
— Нет.
Воцарилась гробовая тишина. Краснокожий не ожидал от меня такого ответа. Он никак не мог взять в толк, почему осужденный на смерть отвергает одну из самых желанных девушек племени, дочь уважаемого воина.
— Почему? — коротко спросил Одно Перо после долгого молчания.
Неужели я мог открыть ему настоящие причины моего отказа?! Прямо сказать, что образованный европеец никогда не решится перечеркнуть все свое будущее ради простой краснокожей девушки, что брак с ней не принесет счастья ни мне, ни ей? Я не хотел ему объяснять, что Олд Шеттерхэнд не принадлежит к числу тех бледнолицых, которые берут в жены краснокожую скво для того, чтобы вскоре бросить ее, и что очень часто у них бывают такие жены почти в каждом племени. Следовало найти понятный для него и благородный в его глазах повод для отказа.
— Мой краснокожий брат говорит, — начал я издалека, — что считает меня великим воином. Мне кажется, что он сказал неправду.
— Ты действительно великий воин.
— Но ты же хочешь, чтобы я получил жизнь в подарок от женщины! Разве ты согласился бы на подобный шаг?
— Уфф! — воскликнул он и умолк. Очевидность моего довода потрясла его. Затем он спросил: — Ты хочешь стать моим другом?
— Я буду гордиться дружбой с тобою.
— А что ты думаешь про мою младшую дочь Темный Волос?
— Она самый красивый цветок среди дочерей кайова.
— Заслуживает ли она того, чтобы ее взяли в жены?
— Любой воин, которому ты разрешишь стать ее мужем, почтет за счастье привести ее в свой вигвам?
— Значит, ты отказал ей не из-за презрения?
— Твоя дочь очень хороша. Она нравится мне, но Олд Шеттерхэнд должен сам защищать свою жизнь и сражаться за нее, а не получить ее из рук женщины.
— Уфф! — с уважением повторил Одно Перо, а я продолжал:
— Неужели ты считаешь, что Олд Шеттерхэнд согласится на это, чтобы потом над ним насмехались? Чтобы у каждого костра в прерии рассказывали о том, какой ценой он купил свободу?
— Нет.
— Ты считаешь, что Олд Шеттерхэнд может позволить, чтобы о нем говорили, что он убежал от объятий смерти в объятия молодой и красивой скво?
— Нет.
— Разве не должен я поддерживать славу своего имени и беречь честь даже ценой собственной жизни?
— Ты обязан поступить так.
— Теперь ты понимаешь, почему я сказал тебе «нет»? Я благодарен тебе и твоей прекрасной дочери за вашу доброту.
— Уфф! Уфф! Сэки-Лата настоящий воин. Мне очень жаль, что он должен умереть. Я подсказал ему единственно возможный путь к спасению, но теперь ясно вижу, что славный муж не может следовать по этому пути, не потеряв чести. Когда я передам его слова своей дочери, она тоже не обидится на Сэки-Лату.
— Да, расскажи ей все! Мне не хотелось бы, чтобы она подумала, что я отказался взять ее в мой вигвам из-за нее самой.
— Темный Волос еще больше полюбит тебя. Когда ты будешь терпеть смертельные муки и все другие будут смотреть на тебя и радоваться, она сядет в темном углу вигвама и закроет свое лицо. Хуг! Я все сказал.
Одно Перо встал и удалился. Сразу же после его ухода появились стражники и заняли свои места рядом со мной.
Благодарение Богу, одно сражение я выиграл! Это был тот подводный камень, невидимый глазу мореплавателя, который пробивает днище корабля и разрушает все надежды на благополучный исход плавания. Если бы Одно Перо почувствовал себя оскорбленным, если бы мой отказ разжег в нем чувство мести, я стал бы его личным врагом. Краснокожий был бы способен выполнить свою угрозу и стеречь меня как зеницу ока днем и ночью.
Вскоре пришел Пида, и меня «уложили» спать. Меня растянули между четырьмя столбами, привязали к ним руки и ноги, а под голову подсунули свернутое одеяло.
Как только ушел Пида, меня навестил новый гость, которому я очень обрадовался. Этот был мой чубарый, щипавший неподалеку в одиночестве травку. Он отказался идти в табун, и все время бродил поблизости от меня. Обнюхав меня с ног до головы, мустанг потрепал меня зубами за волосы и лег рядом. Стражники не стали прогонять его.
Преданность коня обрадовала меня. Если мне действительно удастся освободиться, то не придется терять драгоценное время на поиски лошади, к тому же мой чубарый по резвости превосходил даже лошадь Пиды.
Как я и полагал, уснуть было невозможно. Растянутые руки и ноги занемели, начали ныть суставы. Время от времени я погружался в сон, словно проваливался в черную дыру, но почти сразу же просыпался. С рассветом меня снова привязали к дереву, и мне показалось, что я воскрес.
Я с любопытством ждал, кто же мне принесет еду. Темный Волос? Скорее всего, нет. Я отказал ей и ее отцу. Наверняка она обиделась на меня и больше не придет.
Но она пришла и снова накормила меня из своих рук. Девушка не произнесла ни слова и только глядела на меня своими темными грустными глазами, в которых читались жалость и восхищение.
Вслед за ней появился Пида.
— Я уезжаю на охоту, — сказал он. — Нам понадобится много мяса, чтобы завтра, после твоей смерти, устроить большой праздник, а затем торжественно захоронить твое тело на Наггит-циль. Поэтому я уезжаю с отрядом сыновей кайова. Мой мешочек с «лекарствами» и говорящей бумагой Виннету остается в моем в вигваме. Когда я вернусь, я выполню свое обещание и покажу ее тебе.