Песнь крови - Энтони Райан

Ваэлин растерянно огляделся по сторонам. Тело Черной Стрелы – если то действительно был он, – куда-то делось. Каменное сооружение, которое привлекло его внимание, когда он только вошел на прогалину, теперь было свободно от листьев, и Ваэлин увидел серое гранитное основание, украшенное искусной резьбой, и идеально плоскую верхушку с круглым углублением в центре. Он подошел ближе и протянул руку, чтобы потрогать…

– Тебе не стоит прикасаться к нему.

Ваэлин стремительно развернулся, направив меч в сторону говорящего. Женщина была среднего роста, одетая в простое платье из неплотной ткани, совершенно непривычного покроя. Волосы у нее были черные и длинные, они ниспадали на плечи, обрамляя угловатое бледнокожее лицо. Однако Ваэлин не мог оторвать взгляда от ее глаз – глаз, которых у нее, считай, не было. Они были розовато-молочного цвета, без зрачков. Когда женщина приблизилась, Ваэлин обнаружил, что ее глаза пронизаны мелкой сеточкой жилок, точно два шарика розового мрамора, глядящие на него поверх губ, сложенных в слабой улыбке. «Слепая?» Но как она могла быть слепой? Ваэлин чувствовал, что женщина его видит – увидела же она, как он потянулся к камню. Что-то в чертах ее лица пробудило воспоминания нескольколетней давности: суровый мужчина с ястребиным лицом, печально качающий головой и говорящий на языке, которого Ваэлин не знал.

– Сеорда, – сказал он. – Вы из сеорда-силь.

Она улыбнулась чуть шире.

– Да. А ты – Бераль-Шак-Ур из марелим-силь.

Она вскинула руки, указывая на прогалину.

– А это – место и время для нашей встречи.

– Я… мое имя Ваэлин Аль-Сорна, – сказал он, запинаясь от непонимания и растерянности. – Я – брат Шестого ордена.

– Правда? А что это такое?

Он уставился на женщину. Сеорда славились своей замкнутостью, но как она может знать их язык и не знать об ордене?

– Я – воин, служащий Вере, – объяснил он.

– А, ты до сих пор этим занимаешься!

Она подступила ближе, нахмурив брови, склонив голову, розовые шарики глаз уставились на него пристально, не мигая.

– Ах, ты все еще так молод! Я всегда думала, что мы встретимся, когда ты будешь постарше. Тебе еще так много предстоит совершить, Бераль-Шак-Ур! Жаль, я не могу сказать, что твой путь будет легок.

– Вы говорите загадками, сударыня…

Он огляделся по сторонам и снова увидел этот летний день, которого быть не могло.

– Это все сон, призрак, созданный моим воображением.

– В этом месте не бывает снов.

Она прошла мимо, протянула руку к каменному постаменту, ладонь зависла над круглым углублением в центре.

– Здесь есть только время и память, заточенные в этом камне, пока века не обратят его во прах.

– Кто вы? – осведомился он. – Чего вы от меня хотите? Зачем привели меня сюда?

– Привел себя ты сам.

Она отвела руку и снова обернулась к нему:

– Что до того, кто я такая, имя мне Нерсус-Силь-Нин. Хочу же я многого, но ничего из этого ты мне дать не в силах.

Ваэлин осознал, что до сих пор сжимает в руках свой меч, и спрятал его в ножны, чувствуя себя немного глупо.

– А человек, которого я убил? Где он?

– Ты убил здесь человека?

Она прикрыла глаза, и голос ее окрасился ноткой грусти.

– Как же мы стали слабы! Я-то надеялась, что ошибаюсь, что зрение меня подводит. Но если здесь возможно пролить кровь, значит, все это произошло на самом деле.

Она снова открыла глаза.

– Мой народ рассеялся, не так ли? Они прячутся по лесам, в то время как вы охотитесь на них, желая истребить?

– Вы что, не знаете, что с вашим собственным народом?

– Прошу, расскажи мне!

– Сеорда-силь обитают в Великом Северном лесу. Мой народ туда не ходит. Мы на сеорда не охотимся. Говорят, что их очень боятся. Даже сильнее, чем лонаков.

– Лонаки? Стало быть, они сумели пережить приход твоих сородичей. Мне следовало бы знать, что верховная жрица отыщет путь…

Она снова обратила на него свой незрячий взгляд. Ощущение того, что его изучают, было головокружительным, и вместе с ним ярко вспыхнуло чувство, что что-то не так. Но сейчас это чувство было иным – не столько предупреждением об опасности, сколько ощущением растерянности, как будто Ваэлин вскарабкался на скалу и застыл, ошеломленный разверзшейся пропастью.

– Ага, – сказала Нерсус-Силь-Нин, склонив голову набок. – Ты способен слышать песнь своей крови.

– Моей крови?

– То чувство, которое ты только что испытал. Ты ведь испытывал его и прежде, да?

– Несколько раз. В основном в момент опасности. Оно уже не раз… спасало меня.

– Значит, тебе повезло, что ты столь Одаренный.

– Одаренный?

Ваэлину не понравилось, как она это сказала: в слове «Одаренный» чувствовался особый вес, от которого ему сделалось не по себе.

– Да ведь это же просто инстинкт выживания. Он наверняка у всех людей есть.

– У всех-то у всех, но далеко не все способны слышать его столь отчетливо. И в мелодии песни крови есть нечто куда большее, чем просто предупреждение об опасности. Со временем ты изучишь эту музыку как следует.

«Песнь крови?»

– Вы хотите сказать, что я каким-то образом одержим Тьмой?

Ее губы дернулись в слабой усмешке.

– Тьмой? Ах, это то название, которое твой народ дает всему, чего боится и что он отказывается понимать! Песнь крови может быть темной, Бераль-Шак-Ур, а может и воссиять ярче солнца.

«Бераль-Шак-Ур…»

– Отчего вы меня так называете? У меня есть свое собственное имя!

– Люди, подобные тебе, собирают имена, как боевые трофеи. Не все имена, что ты получишь, будут столь хороши, как это.

– А что оно означает?

– Мой народ верит, что ворон – провозвестник перемен. Когда тень ворона проносится над твоим сердцем, твоя жизнь меняется, а к добру или к худу – то неведомо. «Ворон» по-нашему – Бераль, а «тень» – Шак. И ты, Ваэлин Аль-Сорна, воин, служаший Вере, носишь имя Тень Ворона.

То чувство, которое она назвала «песнью крови», по-прежнему жгло его изнутри. Теперь оно сделалось сильнее. Не то чтобы оно было неприятным, но это заставляло Ваэлина держаться настороже.

– А твое имя?

– Я – Песнь Ветра.

– Мой народ верит, что ветер способен приносить Извне голоса Ушедших.

– Тогда твоему народу известно больше, чем я думала.

– А это место, – Ваэлин указал на прогалину, – оно находится в прошлом, да?

– Отчасти. Это мое воспоминание об этом месте, заточенное в камне. Я поместила его туда, потому что знала, что однажды ты явишься и коснешься камня, и тогда мы встретимся.

– А давно это было?