Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1 - Наталия Ильина

Тезис о шведском происхождении варягов активно затем внедряли в умы западноевропейцев соотечественники Петрея, работы которых выходили в Швеции и Германии на шведском и латинском языках: Ю. Видекинд (1671, 1672 гг.)[5], О.Верелий (1672 г.), О.Рудбек (1689, 1698 гг.)[6]. Шведская природа варягов утверждалась в диссертациях Р. Штрауха и Э.Рунштейна, защищенных соответственно в 1639 и 1675 гг. в Дерптском и Лундском университетах[7]. В 1734 г. А.Скарин выпустил в Або «Историческую диссертацию о начале древнего народа варягов», т. е. шведов[8]. При этом все названные лица, начиная с Петрея, за основу своих рассуждений брали сфальсифицированную шведскими политиками, желавшими любой ценой удержать захваченные в годы Смуты русские земли, речь новгородских послов, произнесенную 28 августа 1613 г. в Выборге перед братом шведского короля Густава II герцогом Карлом-Филиппом, в которой те якобы сказали, что «новгородцы по летописям могут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик».

Эта фальшивка и легла в фундамент норманской теории, ставшей острием широких захватнических планов Швеции. Еще в 70-х гг. XVI в. начала вырисовываться конечная цель ее внешней политики - превращение в великую державу, достижение господства на Балтике и на всем севере Европы. И цель эта была достигнута в результате Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), когда Швеция захватила экономические и стратегические позиции в Северной Германии (с переходом в руки шведов южного берега Балтийского моря само это море воспринималось ими как «шведское озеро»). Столь же успешно действовала Швеция и в восточном направлении, при этом опираясь на специально разработанную в 1580 г. развернутую программу территориальных приобретений за счет нашей страны (именуемую в зарубежной историографии «Великой восточной программой»), И согласно которой планировалось захватить все русское побережье Финского залива, города Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу с уездами, большую часть русского побережья Баренцева и Белого морей, Кольского полуострова, северной Карелии и устье Северной Двины с Холмогорским острогом, установить контроль над Новгородом, Псковом, ливонскими городами, провести шведскую границу по Онеге, Ладоге, через Нарову[9].

«Великая восточная программа» и активные действия по ее претворению в жизнь (к 1621 г. Восточная Прибалтика была захвачена Швецией) резко усилили антирусские настроения высшего шведского общества, накал которых очень емко выразил в 1615 г. король Густав II Адольф: «Русские - наш давний наследственный враг»[10]. Эти антирусские настроения также способствовали возникновению норманской теории. Наконец, ее возникновению способствовал своеобразный менталитет шведов, давно и искренне убежденных в исключительности собственной роли в мировой истории.

В связи с чем они с упоением и огромным размахом занимались мифологизаций своего прошлого, постоянно украшая его новыми и новыми мифами планетарного масштаба. Так, в «Прозаической хронике», составленной в 50-х гг. XV в., фантастически возвеличена история Швеции от всемирного потопа до времени создания хроники. В «Истории всех готских и шведских королей» Ю.Магнуса (1554 г.) Швеция представлена матерью-прародительницей многих народов, а сын Иафета Магог зачислен в праотцы и в первые короли готов. В генеалогических таблицах Э.Е.Тегеля (ум. 1636 г.) этот же библейский персонаж выступает в качестве «праотца» и первого шведского и готского короля. Вместе с тем в Швеции идет активная пропаганда «гетицистских» идей о происхождении шведов от древних завоевателей мира - готов и о превосходстве шведов над другими народами.

Но ветхозаветной истории и истории готов оказалось мало для беспредельных националистических амбиций шведов. И они обильно были сдобрены классикой - древнегреческой историей. Шведский философ и поэт Г. Штэрнъельм (ум. 1672 г.) популяризирует мысль соотечественника Ю.Буре (ум. 1652 г.), очень быстро овладевшую умами многих, что Скандинавский полуостров является страной гипербореев древнегреческих мифов, «а гипербореи, от которых древние греки получили самых древних богов - это свей, и следовательно, древнегреческие культы - скандинавского происхождения» (Аполлон и его сын Ньёрд - искаженные шведские Один и Норд, а греческие топонимы и имена гипербореев - искаженные скандинавские). Ученик Штэрнъельма О. Верелий, используя саги для доказательства скандинавского происхождения гипербореев, утверждал, что античные сочинения представляют собой «неоценимый источник по изучению древней шведской истории».

В 1675-1698 гг. профессор медицины О. Рудбек в трехтомной «Atlantica» не только отождествил древнюю Швецию с Атлантидой Платона (а атлантидовский акрополь со Старой Упсалой), но и отвел ей центральное место в древнегреческой и древнерусской истории, при этом незамысловато переиначивая древнегреческие и русские слова в скандинавские. Как предельно точно охарактеризовал в 1802 г. А. Л. Шлецер такой взгляд шведов на свое прошлое, в XVII в. «в Швеции почти помешались на том, чтобы распространять глупые выдумки, доказывающие глубокую древность сего государства и покрывающие его мнимою славою, что называлось любовию к отечеству», и, ведя речь об этимологическом произволе прежде всего Рудбека, заметил, что «сходство в именах, страсть к словопроизводству - две плодовитейшие матери догадок, систем и глупостей» (слово «поднимают на этимологическую дыбу и мучают до тех пор, пока оно как будто от боли не издаст из себя стона или крика такого, какого хочет жестокий словопроизводитель»).

По словам шведского ученого Ю. Свеннунга, произнесенным в 1967 г., один из самых главных апологетов этой «мнимой славы» Швеции Рудбек «довел шовинистические причуды фантазии до вершин нелепости»[11].

Посылка шведских авторов XVII в., что варяги - это шведы, была донесена в 1732 и 1735 гг. до русского читателя работавшими в Петербургской Академии наук Г. Ф. Миллером и Г. 3. Байером. И норманская теория была принята этими учеными и их соплеменниками по той причине, что, как заметил А. Г. Кузьмин, рассматривая методологические основы воззрений немецких исследователей XVIII в. на историю Руси, «немецкая ученость» вместо сколько-нибудь обоснованной теории брала за основу наивный германоцентризм, через призму которого рассматривались и все явления истории славян и руси».

Этот «наивный германоцентризм» был во много крат усилен в 1748 г. французским просветителем Монтескье. «Я не знаю, - говорил он в сочинении «О духе законов», не скрывая скептического отношения к Рудбеку, но, по сути, следуя за ним, - указал ли пресловутый Рудбек, столь восхвалявший в своей Атлантике Скандинавию, на то великое преимущество, которое ставит народы, населяющие эту страну, выше всех народов в мире: именно на то, что они были источником свободы Европы, т. е. им мы обязаны почти всей той свободой, которой пользуются в настоящее время люди. Гот Иордан назвал север Европы фабрикой человеческого рода. Я бы скорее назвал его фабрикой орудий, которыми сокрушают выкованные на юге цепи. Здесь образуются те мощные народы, которые выступают из своей страны для того, чтобы уничтожить тиранов и рабов и заявить людям, что поскольку природа создала их равными, то разум может побудить их стать зависимыми только ради их собственного благополучия»[12].

В 1774 г. швед Ю.Тунманн, воодушевленный словами Монтескье и основываясь на выводах своих соотечественников, т. е., говоря словами Шлецера и Свеннунга, на «глупых выдумках» и «шовинистических причудах фантазии», заявил, что Русское государство создали его предки. Это мнение закрепил в науке в 1802-1809 гг. А.Л. Шлецер, убежденный в том, что германцам было предназначено сеять «первые семена просвещения» в Европе, что на Руси до прихода скандинавов «все было покрыто мраком» и что там «полудикие» люди («получеловеки») жили «без правления... подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса»[13]. В 1931 г. норманист В.АМошин отмечал, что идея Шлецера «о особой роли германцев, в частности, норманнов в развитии правовой и политической культуры в Европе» была основополагающей идеей немецкой историографии. Высказанная впервые Тацитом, противопоставлявшим здоровые «начала германского быта римской испорченности», она была доведена до абсолюта в XVIII веке. И особую популярность она приобрела с тех пор, как в 1748 г. Монтескье провозгласил германское народное вече времени Тацита «зародышем», из которого развилось сословное представительство, при этом превознося «скандинавов за то, что своими походами они разнесли благодетельные начала демократии вне границ прежней Германии»[14].

Такую интерпретацию русско-германских и вместе с тем русско-шведских взаимоотношений еще более закрепили в западноевропейской науке (разумеется, и в нашей) представители классической немецкой философии Фихте и Гегель. Первый в 1800 и 1806 гг. в работах «Замкнутое торговое государство» и «Основные черты современной эпохи» абсолютизировал роль германцев в европейской истории, утверждая перед слушателями и в печати, что они привили народам «иного происхождения» основную германскую систему «обычаев и понятий», христианство и культуру, что «независимость, свобода и равенство благодаря тысячелетней привычке вошли у них в характер». Германцы, по убеждению Фихте, были «нормальным народом», «который сам по себе, без всякой науки или искусства» находился, по сравнению с окружающими его «пугливыми земнорожденными дикарями, лишенными всякого развития», «в состоянии совершенной разумной культуры», и что именно они создали «истинное государственное устройство».