One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени - Крейг Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самые сильные противоречия одолевали Джона: в зависимости от настроения он то принимал атмосферу Ришикеша, то отвергал ее. Без тяжелых наркотиков — которых на территории центра было не достать, потому что они были под запретом, — он с головой окунулся в медитацию. Когда какая-то поклонница спросила, для чего вообще нужна трансцендентальная медитация, Джон накатал ей ответ на две страницы и подписал его: «Jai guru dev», объяснив, что медитация «перемещает разум на уровень чистого блаженства (рая)». Соответственно, одна из песен, написанных им в Индии, носит название «Child of Nature». Ее непритязательный текст («I’m just a child of nature / I don’t need much to set me free»)[740] совершенно не в его духе, в нем нет знаменитой ленноновской язвительности. Тремя годами позже Джон решил записать эту песню: мелодию оставил, а текст заменил. Песня получила новое название — «Jealous Guy»[741], — и теперь в ней говорилось о незащищенности, утрате контроля, боли, злости, зависти и сожалении.
Синтии поначалу нравилось в ашраме: «Покой, тишина и сладкий горный воздух, напоенный ароматом цветов. А главное, мы с Джоном почти не разлучаемся». Однако через неделю все изменилось к худшему. Окружающие заметили, что другие битлы относятся к спутницам с нежностью, а Джон, дружелюбный и приветливый со всеми остальными, избегает Синтии.
«Со мной они держались весело и дружелюбно, а вот друг с другом обращались холодно и отстраненно», — вспоминает фотограф Пол Зальцман[742]. Лишь позднее Синтия узнала, что одинокие утренние прогулки Джона завершались на почте, где его каждый день ждала открытка от японской поклонницы, той самой, которую он однажды назвал «чокнутой».
«Мне было жаль Синтию, — вспоминает Патти. — Джон чуть ли не ежедневно получал на почте открытки от Йоко, в которых та писала вещи типа: «Если видишь на небе облачко, то это я посылаю тебе любовь»».
Сотрудник «Битлз» Тони Брамвелл, посвященный в секрет Джона, перенаправлял эти открытки в ашрам из гостиницы в Дели. «Я вкладывал открытки в обычный конверт, чтобы не расстраивать Синтию».
Пребывание в Индии запомнилось Джону как время сомнений и неуверенности в своих силах. «Я постоянно думал: зачем все это? Сочинение песен — ничто. Бессмысленное занятие, я бездарен, я говно, только и умею, что быть битлом. Что мне с этим делать?» Может, он страшился выбора, который ему предстояло сделать по возвращении?
Тем не менее песни так лились из него, возможно, потому, что заняться было больше нечем, да и наркотиков — по крайней мере, тяжелых — тоже не было: «Julia», «Dear Prudence», «Bungalow Bill», «Across the Universe», «Cry Baby Cry», «Polythene Pam», «Mean Mr Mustard», «I’m So Tired»[743]. Некоторые песни довольно бодры, но Джону они запомнились унылыми. «Хотя в ашраме и было красиво, и медитировал я часов по восемь в день, но песни получались мрачные и полные отчаяния, — вспоминал он. — В «Yer Blues» есть слова: «I’m so lonely I want to die»[744]. Правда, я не шучу. Я пытался постичь Бога, а самому убиться хотелось».
Первыми ашрам покинули Ринго и Морин — сбежали от мух и насекомых. «Махариши — человек приятный, но он не для меня», — сообщил Ринго репортерам.
Они с Морин ничего не имели против медитации, но по детям соскучились. «Это не шарлатанство… если все станут медитировать, то в мире заживется счастливее». Дома, в «Санни Хайтс» Ринго получил от Джона открытку: «Вот тебе частичка индийской энергетики. У нас набралось песен на два альбома, расчехляй барабаны».
Пол и Джейн уехали через шесть недель, назвав свое пребывание в ашраме «очень продуктивным». В музыкальном плане для Пола это было действительно так: «Blackbird», «Rocky Racoon», «Back in the USSR», «I Will», «Mother Nature’s Son» и «Ob-La-Di, Ob-La-Da», а заодно коротенькая напористая «Why Don’t We Do It In the Road?»[745], вдохновленная видом двух обезьян, совокуплявшихся у всех на виду.
Для Джона с Синтией и Джорджа с Патти все закончилось слезами. Джон заявил Махариши, что у него есть приятель, который сможет построить в Ришикеше радиостанцию, чтобы вещать о трансцендентальной медитации по всему миру. А излишки энергии можно будет пустить на освещение ашрама и окрестных деревень. Этим кудесником, конечно же, был Волшебный Алекс Мардас, который всегда бесстрашно брался за любой проект, чем масштабнее, тем лучше, и не гнушался бросить незавершенной любую работу, даже самую незначительную. В Ришикеш он приехал с рюкзачком, в котором уместился набор отверток да пучок проводов. На групповом фото он стоит в двух рядах позади Ринго: без улыбки, в солнечных очках, глядит прямо в камеру, точно мстительный Бруно в сцене на теннисном корте из хичкоковских «Незнакомцев в поезде»[746].
По некой причине Мардас невзлюбил Махариши. Возможно, из ревности, ведь его, шамана-кудесника, потеснил этот морщинистый старец, обещавший научить битлов левитации. Или же он боялся, что его самого разоблачат? До Тони Брамвелла дошли слухи, будто бы Махариши, дипломированный физик, слишком интересовался, как именно Волшебный Алекс собирается соорудить международную радиостанцию из пучка проводов и пригоршни предохранителей. «Он задавал дельные вопросы, а Алекс не мог на них ответить и запаниковал».
Итак, в Шангри-Ла[747] пробрался Яго. За две недели до отъезда Джона и Джорджа Мардас стал вливать им яд в уши: Махариши якобы подкатывал к молодой женщине, сначала просил позволения взять ее за руку, а потом предлагал погладить неприличное место. А еще этот мнимый вегетарианец жрет курятину, когда никто не видит. «Он твердил, что Махариши — зло, — вспоминала Патти. — Все время повторял: «Это черная магия»».
Синтия беспомощно наблюдала, как злобные наветы Волшебного Алекса укореняются в умах Джона и Джорджа: «Рассказы о недостойном обращении Махариши с некой женщиной и заявления о том, что он большой подлец, возымели действие. Причем без каких-либо доказательств. Было ясно, что Алекс хочет уехать и еще больше — чтобы вместе с ним уехали и битлы».
Вскоре Джон и Джордж решили, что гуру замышляет неладное. «Для чего Махариши двуспальная кровать с балдахином?» — спрашивал Волшебный Алекс.
Джордж с ним соглашался, а Джон следовал его примеру: «Раз уж Джордж поверил, что так оно и есть, то и я подумал: «Все правда.