На перекрестках фэнтези - Кирилл Берендеев

— Это от тебя одно зло, Дундар. Вокруг тебя одни страдания, ты несешь только боль… Ты должен умереть, — почти равнодушно проговорил Карган и обнажил свой меч.

В тот же миг сверкнули и клинки всадников. Похвальная муштра. Я понял, что мое время истекло. Выжить в этом бою смог бы только Бог. Страха почему-то не было, лишь обида и злость. За то, что Карган мог быть в чем-то и прав. И даже не в «чем-то», а во всем. А если я хочу сам себе доказать, что это не так, я должен либо убить его, либо умереть сам… Так мне кажется… Или просто мне так хочется?

Всадники замешкались, и только сейчас я услышал стук копыт. За моей спиной что-то заголосили латники, и я бросил взгляд назад. По дороге с клинками наголо мчались шестеро Вольных Дружинников.

— В атаку! — раздался крик Каргана.

— За Дружину! — ответил ему рев неожиданной подмоги. Я пришпорил коня, стараясь как можно дальше отъехать от конных Защитников. Однако один из всадников схватился за меч, отпустив вожжи и преградив мне дорогу. Парировав удар, я вогнал кованый носок своего сапога в бок его лошади. Истошно заржав от боли, животное скинуло с себя воина и, присев на задние ноги, с места ушло в галоп. За спиной завязался бой.

Второй всадник оказался умнее. Отбросив щит, он вцепился в поводья и, напряженно косясь на Дружинников, направил коня в мою сторону. Еще один последовал его примеру, обходя меня слева. Сквозь заросли на дорогу высыпало еще несколько Защитников-пехотинцев. Бойцы в золоченых конических шлемах с брамицей и в сверкающих кольчугах.

С бойцом справа я справился быстро, уклонившись от нехитрого рубящего удара и с одного замаха лишив его головы. Однако в тот же момент клинок второго врага, слева, пронзил мне руку. Место справа неожиданно занял один из Дружинников, и потому я смог сосредоточиться на том, что был слева…

Умения Защитников были достойны похвалы, но Дружинники всегда считались опытными и профессиональными бойцами. Дружина видела много крови… Поэтому спустя несколько минут на конях осталось лишь трое Защитников-всадников. Правда, на траве лежали двое бойцов Лесного Графа. А еще троих оттеснили к лесу пехотинцы. Всадники каким-то чудом уклонялись от копий и спасали от ударов лошадей.

Карган в бой так и не вступил, сражаясь с одним из Защитников, я видел, как, сжимая клинок, основатель Клана буравит меня взглядом. Поймав момент, я одним ударом свалил с коня своего противника, и в этот же миг Дружинник справа с глухим стоном повалился на землю. Его убийца пытался справиться с внезапно обезумевшим животным и потому не увидел, как мой клинок по неотвратимой дуге устремился к нему. Время остановилось… Сейчас я видел каждое движение так, словно оно было замедлено в несколько раз. Когда удара уже невозможно было избежать, конь Защитника неожиданно замер и воин заметил несущуюся к нему сталь. В глазах его застыли страх и ожидание. Неожиданно для себя я попытался отвести удар, но было уже поздно — сталь со свистом перерубила ему шею. Брызнула кровь, и труп вылетел из седла.

Слабость от потери крови нахлынула так резко, словно кто-то одним движением выдернул из меня все жилы. Но я нашел в себе силы броситься на помощь оставшемуся в живых Дружиннику, на которого наседали четверо пехотинцев. Они, видимо, были уверены, что восемь всадников справятся с двумя, и потому не ждали атаки с тыла… Но они ошиблись. Поэтому и погибли… Через минуту все было кончено. Только сейчас я понял, что Каргана среди трупов нет. Глава Защитников ушел, оставив в моем сердце отравленную иглу сомнения…

Покачиваясь в седле, я посмотрел на Дружинника. Вместо его головы я видел лишь смутное пятно, до такой степени меня сразила усталость.

— Откуда вы здесь? — Сказав это, я понял, что мне трудно говорить.

— Мы за тобой уже три дня хвостом ездим, Дун… — Дружинник снял шлем, не зная, что его слова едва не свалили меня с лошади. Я не видел его лица, но узнал голос… Лайв…

Ужасная догадка придала мне сил, и я соскочил с коня. Упав около первого трупа на колени, я трясущимися руками расстегнул ремешок помятого шлема и стянул его с головы мертвеца. Савелий… Внутри у меня все взвыло.

— За что? — прохрипел я и повернулся к Лайву. Тот сплюнул и отрешенно пожал плечами… Мир зашатался, обрушив на меня глыбу отчаяния. Я только сейчас понял, что друзья были… Зарычав, я подскочил к следующему телу.

Наник, Крайвер, Мишаня и Сид. У трупа последнего я зарыдал. Все исчезло. Лишь пятна сквозь слезы, пятна на месте тел мертвых друзей. Тех, что без зова пришли в трудный момент. Пришли, чтобы уйти навсегда.

Словно с того света я услышал голос. Слова Лайва доносились как будто из другого мира:

— Сид рассказал, что тебя убить хотят… Мы решили, что нельзя так с Дружинниками… Ты же один из нас.

Глядя на мертвые лица, я понимал, что приобрел друзей только тогда, когда потерял их.

— Убей меня… — не думая, произнес я, а Лайв нахмурился. — Убей меня, — уже осмысленно повторил я и схватился за меч.

— Совсем одурел? Они что — зря погибли?!

Взгляд мой вернулся к телам Дружинников, а в ушах гремел голос Каргана: «От тебя одно зло. Вокруг тебя одни страдания…». И я верил этому голосу… Искренне верил и не требовал больших доказательств. Дрянное место? Не место делает человека, как говорили древние, а человек место… А кто делает человека?

Вопросы… Много вопросов… И самый главный — ЗАЧЕМ???

Лайв и я похоронили павших друзей неподалеку. Защитников трогать не стали… О них позаботится зверье.

А потом, когда я набрасывал на жердь в мостовой поводья, то заметил, что рядом с моим конем стоит конь Лайва, а сам Дружинник с опаской оглядывает замок.

Первый гость…

Мир изменился…

А я?

Увидим…

Петр Верещагин

ИСКАТЕЛЬНИЦА

А что носят под доспехами женщины-воины?

Удаляясь по радужному мосту от возрождающегося мира, Фрейя испытывала смешанные чувства. С одной стороны, это была победа: Лис делал то же, что сделала бы она сама, оставшись последней из рода Асов; с другой стороны, что будет твориться во Вселенной, которой правит Хитроумный?…

Фрейя уходила. Но она знала, что когда-нибудь вернется обратно и рассчитается сполна. Чувство, которое она испытала, не было ненавистью, потому что ненавидеть богиня любви не может; это было то чувство, которое смертные называют долгом.

Она заставила себя забыть века безмятежности, покоя и наслаждений, проведенные в Ванахейме и Асгарде, выкинула из памяти и собственный божественный образ.